Буллен дал хвалебную и в целом точную оценку творения Лавкрафта. В более взрослом возрасте Лавкрафт напишет своим друзьям и родным прекрасные рождественские стихи, простые и короткие, зато самые искренние среди всех его поэтических работ.
Многие стихи Лавкрафта, как мы уже узнали, публиковались в любительской прессе, и он вовсю старался, чтобы снабдить различные журналы копиями своих произведений. В любительских кругах недостаток материалов был извечной проблемой, которую Лавкрафт всеми силами пытался разрешить. Именно по этой причине он написал «О ковбоях Запада» для журнала своего коллеги Айры А. Коула «Житель равнин» (Plainsman, декабрь 1915 г.). Лавкрафт, разумеется, не был лично знаком ни с одним ковбоем, а все необходимые сведения, предположительно, получил из переписки с Коулом, поэтому позволил себе вообразить, что в них (как утверждается в подзаголовке стихотворения) «заключен традиционный для античного мира дух поклонения природе». Коул, что интересно, согласился с поэтическим образом, созданным Лавкрафтом, и в заметке, которую напечатали после стихотворения, написал:
«Мистер Лавкрафт, бесспорно, с великолепной точностью описал бесстрашных и беспечных мужчин, товарищей моего детства… Я бы и сам не придумал лучшего сравнения, не подобрал бы для них более подходящего названия. “Дети” – да, они были детьми, они были юными божествами, они были героями… Только ребята вроде меня, тогдашние мальчишки, теперь могут поведать их историю, и в роли связующего звена между той эпохой и нашими днями для меня стало большой честью вдохновить такого достойного поэта [sic], как Говард Ф. Лавкрафт, на сочинение этих строк»[503].
Из-за подобного написания стихов по заказу в них может встречаться некоторая непоследовательность, особенно когда Лавкрафту приходится с напускной искренностью говорить о чуждых ему мыслях и взглядах, а иногда дело доходит и до откровенного лицемерия (как в «Строках на двадцатипятилетие Providence Evening News, 1892–1917», где он называет газету «другом всех людей» и «избранным глашатаем демократии», хотя сам в демократию никогда не верил). Стихотворение «Мудрость» (Silver Clarion, ноябрь 1918 г.) начинается с предисловия: «Двадцать восьмая глава Книги Иова про добытчиков золота, изложенная по буквальному переводу доктора С. Холла Янга с иврита». Это действительно стихотворное переложение двадцать восьмой главы из Книги Иова, где ценность золота, серебра и драгоценных камней сравнивается с ценностью мудрости. Заканчивается оно так:
Тогда Он узрел и нашел, а затем провозгласил
Высшую истину, которую только Он один мог выразить:
«Узрите! – кричит Он смертной толпе,
– Вот Мудрость, что вы так долго искали:
Почитайте Бога и сойдите с неверного пути!»
Будучи атеистом, Лавкрафт никогда бы не написал подобное по собственному желанию. Однако у него, похоже, развилось отчасти снисходительное дружелюбие к Джону Милтону Сэмплсу, редактору Silver Clarion, чья простодушная набожность чем-то затронула Лавкрафта. В заметке «Комментарий» (Silver Clarion, июнь 1918 г.) Лавкрафт дал оценку журналу Сэмплса, отметив, что издание является «искусным образцом литературной умеренности и нравственности, за которые в мире профессиональной прессы отвечают “Молодежный компаньон” (Youth’s Companion) и религиозные публикации более высокого уровня». Несколько «нравственных» стихов Лавкрафта как раз появилось в этом журнале.
Наиболее удачные его стихи по случаю связаны с книгами и писателями. Здесь Лавкрафт чувствует себя как рыба в воде, ведь в детские годы книги были всей его жизнью, а вся его жизнь была наполнена книгами. Одно из самых ранних и лучших среди этих стихотворений, «Книжная лавка» (United Official Quarterly, январь 1916 г.), посвящено Рейнхарду Кляйнеру. Воображение Лавкрафта «взывает к давним благородным дням», отказываясь от современности:
Скажи, о бдительная муза, где лучшие эпохи,
Где рассказывают истории о забытых временах,
Где иссохшие усталые педанты
Обкуривают письма фимиамом,
Где потрескавшиеся тома на стонущих полках
Сбрасывают утерянные века о нас.
В этом стихотворении он упоминает крайне любопытные книги из его библиотеки: «Пересчитать зодиакальные светила с помощью Уитти» – отсылка к «Изучению небес» (1681) Роберта Уитти, старейшей на тот момент книге в коллекции Лавкрафта; в строчке «Едва не задремав над страницами Мэзера» он намекает на доставшийся по наследству экземпляр «Магналия Кристи Американа» (1702) Коттона Мэзера, а самое восхитительное – «Пойди нюхни лекарств в “Аптеке” Гарта!», где он ссылается на «Аптеку для бедных» (1699) Сэмюэла Гарта. Эта последняя строчка лучше всех остальных его старомодных стихов, вместе взятых. Не обошлось и без трогательного восхваления кошек:
На полу в лучах бога Солнца
С юношеским задором играет угольно-черная кошечка,
Есть ли символ древнее,
Чем кошка, давний спутник Человека?
Египтяне поклонялись кошачьим,
И римские консулы слышали жалобное мяуканье:
Блестящая шерстка привлечет взгляд ученого,
И замрут мудрецы посмотреть, как резвится котенок.
Если бы Лавкрафт писал больше стихотворений в таком духе, то мы могли бы возразить Уинфилду Таунли Скотту, который сурово, но довольно справедливо назвал его поэзию «устаревшей ерундой»[504].
Еще одно стихотворение подобного рода – «К мистеру Кляйнеру, на получение от него поэтических работ Аддисона, Гея и Сомервиля» (на рукописи указана дата: 10 апреля 1918 г.), при жизни Лавкрафта, судя по всему, не опубликованное. К тому времени Говард вел переписку с Клянейром уже три года и все равно чувствовал себя обязанным отправить тому стихотворную благодарность за приятный и нужный подарок. (После смерти Лавкрафта эту книгу не обнаружили среди его вещей, поэтому в библиотечном перечне она не числится.) Вот еще одно чудесное описание античных авторов, чахнущих в мрачной книжной лавке:
Темная пещера, в глубинах которой
Собрались остатки блестящего прошлого:
Где дремлют древние, свободные от современных споров,
Там грубые педанты охотно пробуждаются к жизни!
Далее Лавкрафт уместно повествует о поэтических заслугах Джозефа Аддисона, Джона Гея и Уильяма Сомервиля.
О подражаниях классике и философской поэзии Лавкрафта стоит упомянуть лишь вкратце. Он мог без конца штамповать унылые копии «Метаморфоз» Овидия («История Гиласа и Мирры», Tryout, май 1919 г.; «Мирра и Стрефон», Tryout, июль 1919 г. и др.), одного из первых произведений в стихах, которое ему полюбилось. Из философских стихов лишь два заслуживают внимания. Первое из них – «Вдохновение» (Conservative, октябрь 1916 г.), изысканное стихотворение в двух строфах о том, как неожиданно иногда к писателю приходит вдохновение, и самая первая профессиональная публикация Лавкрафта за пределами местных газет: в ноябре 1916 г. стихотворение напечатали в «Национальном журнале Бостона» (National Magazine of Boston). На протяжении следующих лет в этом журнале напечатали еще несколько стихов Лавкрафта. Не знаю, полагался ли ему гонорар, но он однозначно утверждает, что издание было не любительским, поэтому хотя бы символическую плату он наверняка получил. «Братство» (Tryout, декабрь 1916 г.) – еще одно философское стихотворение, заслуживающее искренней похвалы. Поразительно, что оно вообще появилось в тот период его творчества. Мы уже не раз видели социальный снобизм Лавкрафта, так что начальными строками нас не удивишь:
С ликующим презрением глядел я на походку фермера,
Шагающего неуклюже по дороге и мшистой тропе.
И как я мог не посмеяться издалека
Над грубым неотесанным деревенщиной?
Рассказчик заявляет, что он «таким не ровня», однако потом с изумлением замечает, как фермер осторожно обходит цветы, чтобы не наступить на них, и приходит к выводу:
Пока я глазел, мой дух возвысился,
И с грубым мужиком я увидел связь,
Нежнейший порыв благородной расы
Показал, что мужлан утонченней меня!
Другой вопрос – насколько искренни слова Лавкрафта? Еще не скоро он сумеет отбросить различия по классу и происхождению, а в каком-то смысле, даже будучи социалистом, так от них и не откажется. Несмотря на это, «Братство» – очень трогательное стихотворение.
По прошествии лет читателям любительской прессы стало очевидно (а сам Лавкрафт понял это уже давно), что в его поэзии старомодный стиль сочетается с превосходным стихотворным размером, но по-настоящему лирических чувств в ней нет. Даже У. Пол Кук, побуждавший Лавкрафта к написанию прозы, в 1919 г. выразился о его стихах следующим образом: «Я не могу высоко оценить Лавкрафта как поэта… Лично мне большинство его стихов кажутся слишком строгими, неестественными и высокопарными как по форме, так и по слогу»[505]. В итоге Лавкрафт начал сам над собой подтрунивать, и одним из самых чудесных примеров таких насмешек стало стихотворение «На смерть критика поэзии» («Любительский журнал Толедо», (Toledo Amateur), июль 1917 г.), в котором сатира допускает двойное толкование. Повествуя о смерти некоего Мейсера, рассказчик использует восьмисложный размер (предпочитаемый Сэмюэлем Батлером и Свифтом, а также Рейнхардом Кляйнером и Джоном Расселлом):
Любопытный человек своего времени,
Поклонник старых книг и стихов,