«Я писал восьмистопным ямбом, как Свифт, десятисложными четверостишиями, как в “Элегии” Грея, писал старинным балладным размером в стиле “Баллады о Чеви Чейзе”, сочинял белые стихи в духе Юнга и Томсона и даже использовал анапест, как в «Отшельнике» Джеймса Битти, но лишь строгими двустишиями Драйдена и Поупа я могу по-настоящему выразить себя. Однажды я пытался подражать современным поэтам, однако, почувствовав неприязнь, забросил это дело»[512].
Не все из экспериментов со стихотворным размером сохранились, в некоторых же случаях Лавкрафт, похоже, ссылается на стихи, написанные в совсем юном возрасте. «Ода Селене, или Диане» и «Древней языческой религии» (из «Маленьких стихотворений, том II», 1902) – десятисложные четверостишия, под «старинным балладным размером» Лавкрафт, скорее всего, имеет в виду «На развалинах Рима», а «Frustra Praemunitus» (неопубликованное сатирическое стихотворение о Джоне Расселле) написано восьмистопным ямбом. Однако до декабря 1914 г. нет ни одного примера белого стиха или анапеста. Также мне не известно, о каких «подражаниях современным поэтам» идет речь, но это точно не вышеупомянутое «эссе», так как стихотворения, критикующие Браунинга и Уитмена, написаны не в стиле этих поэтов, а по примеру сатиры Поупа.
Итак, дискуссия с Моу в итоге привела к написанию серии из четырех стихотворений под общим названием «Извращенная поэзия, или Современный размер». Вошедшие в него стихи – «Введение», «Невеста моря», «Борец за мир» и «Летний закат и вечер» – появились вместе только в O-Wash-Ta-Nong за декабрь 1937 г., а отдельно второе и третье стихотворения печатали в 1916 и 1917 гг. соответственно. Не знаю, задумывались ли они как единый цикл, и если да, то когда именно? «Морская невеста» цитируется в письме к Рейнхарду Кляйнеру от 30 сентября 1915 г.[513] под следующим заголовком:
Унда,
Или Невеста моря.
–
С уважением посвящается г-ну
МОРИСУ УИНТЕРУ МОУ (без его разрешения)
–
Докучливый, Доставучий Дактилический Делирий в Шестнадцати Сумасбродных Сентиментальных Строфах
–
Награда в 5000 долларов за задержание живым или мертвым человека или группы лиц, способных доказать, что автором этой работы является
В письме, как и в первой публикации в Providence Amateur за февраль 1916 г., стихотворение приводится без «Эпилога», написанного героическими двустишиями, который можно найти в публикации в O-Wash-Ta-Nong. Без эпилога (и без помпезного и самопародийного подзаголовка, также отсутствовавшего в Providence Amateur) уже трудно понять, что на самом деле это пародия на романтические баллады Байрона или Томаса Мура. «Летний закат и вечер» с подзаголовком «В размере (но в стиле) “Полиольбиона” г-на МАЙКА ДРЕЙТОНА» вряд ли можно назвать пародией на «современную» форму, ведь «Полиольбион» Майкла Дрейтона (1563–1631) – географическое стихотворение Елизаветинской эпохи. «Борец за мир» – уже вовсе не пародия, а сатира на пацифизм, а вот «Введением» автор пытается связать все три последующих стихотворения:
Мудрый доктор Моу предписал мне
Сменить рифму,
Так пусть прочтет каждый стих,
Не сочетающийся с другим.
Что до моих любимых эпических поэм,
Растопчите их, если можете, сэр!
Эти глупые стихи и безумные рефрены –
Всего лишь ответ вашей жертвы.
Еще один любопытный образец подобного рода стихов – «Натикана». Написано оно, вероятно, не позже 1920 г., хотя впервые появилось лишь в сильно задержавшемся последнем выпуске Vagrant (весна 1927 г.) У. Пола Кука. Лавкрафт позже называл стихотворение «нашей с Галпиной давней шуткой, пародией на бессмысленные стилистические избытки»[514]. Совместная работа была создана под псевдонимом Альберт Фредерик Уилли, происхождение которого Лавкрафт объясняет в том же письме: «В основе лежит имя Галпина – Аль(берт) Фред(ерик), а Уилли – девичья фамилия его матери». Сейчас сложно определить, чьему авторству принадлежат части стихотворения, но в общем и целом оно оказывается пародией на Э. По с типичными для него звучными повторами:
И вот, средь завитков тумана
Увидел я божественную Натикану,
С венком на голове, белую Натикану,
Стройную черноволосую Натикану,
Синеглазую, с красными устами Натикану,
Милую, с мелодичным голосом, Натикану,
В светлых одеждах, любимую Натикану.
Вне контекста стихотворение предстает абсурдным, однако, как позже замечал коллега Лавкрафта (Дональд Вандрей): «Это редкое и любопытное литературное чудачество, сатира настолько мощная, что она не просто пародирует, а превосходит оригинал»[515].
Неприятные ему литературные тенденции Лавкрафт обычно не высмеивал с помощью пародий, а откровенно осуждал. Например, в забавном стихотворении «Состояние поэзии» (Conservative, октябрь 1915 г.) он критикует плохую (необязательно современную) поэзию. Здесь он остроумно насмехается над неполной рифмой:
Как можно восхвалять чудесные строки,
Если хромает их стихотворный размер!
Едва в сердце читателя разгорается огонь,
Как сразу тухнет, если рифмуют «пламя» и «храма»,
И нелегко прийти в восторг,
Когда рифмуются «травы» и «бравый»!
Лавкрафт не раз высказывался по этому поводу в «Отделе общественной критики», но все напрасно. В памфлете «Журнальный поэт» (United Amateur, октябрь 1915 г.) высмеиваются авторы, пишущие на заказ:
Современный поэт сдерживает чувства,
Чтобы вместить стихи на четверть страницы.
Кто оценит его талант, вкус и силу,
Когда стихи оценивают по длине?
Полет эмоций нужно поумерить
И воспевать пастушку строго по дюймам.
Впрочем, самое замечательное из подобных стихотворений Лавкрафта – «Амисса Минерва» (Toledo Amateur, май 1919 г.). Стивен Дж. Мариконда составил подробный комментарий к данному произведению, где разъяснил его отличительные черты[516]. Крайне сжато пересказав историю поэзии от Гомера до Суинберна, Лавкрафт нападает с критикой на современное стихотворчество, упоминая имена Эми Лоуэлл, Эдгара Ли Мастерса, Карла Сэндберга и других. (Опознать не удалось только некоего «Гулда»; возможно, речь идет о Джоне Гулде Флетчере, хотя тогда непонятно, почему Лавкрафт называет его по второму имени.) Вот отрывок из стихотворения:
Повсюду видишь ты старинную реку,
Что растекается по долине. Здесь появляются либристские, кубистские, скектристские формы, Зловонные испарения покрывают ясное небо
Или, ведомые мимолетным безумием, раздирают воздух
Криками блаженства и отчаянными стонами.
Лавкрафта поражают темы, к которым обращается современная поэзия («Лишенный разума, каждый олух тратит чернила, / Воспевая ванны или кухонные раковины»), а также отказ от традиционной рифмы и размера. В переписке «Клейкомоло» как раз можно найти стихотворение (не опубликованное при жизни Лавкрафта) «Ad Balneum» («К ванне»).
С поэтическим радикализмом он столкнулся еще за несколько лет до этого. «В последнее время развлекаю себя чтением популярной ныне “имажинистской” чуши, – писал он в августе 1916 г.[517] – Как образец болезненного явления – очень любопытно». Вот и подтверждение негативного мнения Лавкрафта о белых стихах в общем и имажинизме в частности. Не знаю, какие именно произведения читал в то время Лавкрафт – как вариант, что-нибудь из трех антологий под названием «Труды поэтов-имажинистов», выходивших в период с 1915 по 1917 г., которые он мог обнаружить в библиотеке Провиденса. В письме он продолжает:
«В их излияниях нет абсолютно никакого художественного принципа; здесь уродство вытесняет красоту, а хаос заменяет место здравого смысла. Правда, кое в чем можно разглядеть суть, если читать на манер прозы. Что до большей части таких работ, то их бесполезно и даже невозможно критиковать. Это плоды безнадежно увядшего вкуса, вызывающие не презрение, а печаль и сочувствие».
Те же самые доводы Лавкрафт высказал в статье «Эпидемия белого стиха» (Conservative, январь 1917 г.). Тут он проводит черту между двумя видами радикализма: радикализмом обычным и радикализмом мыслей и идеалов. В качестве примера для первого вида он цитирует Энн Тиллери Реншоу, коллегу по любительской журналистике, чьим энтузиазмом по отношению к их общем делу он бесконечно восхищался, не упуская при этом шанса раскритиковать ее поэтические убеждения. Лавкрафт часто отмечает, что, несмотря на всю новизну стихотворного размера, ее работы все равно скатываются до традиционных форм. В «Систематичности размеров» (Conservative, июль 1915 г.) он пересказывает теорию Реншоу («поэт с истинным вдохновением должен выражать свои чувства независимо от формы или языка, позволяя каждому порыву менять ритм стиха и слепо отдаваясь “прелестному безумию” без оглядки на здравомыслие»), изложенную в ее любительском журнале Ole Miss’ за май 1915 г., после чего заявляет: «“Язык сердца” должен быть понятен другим сердцам, иначе суть его сумеет познать лишь сам автор». Одним этим предложением Лавкрафт высказал главную претензию к тенденции, царившей в поэзии двадцатого века.
О втором, более пугающем виде радикализма – радикализме мыслей и идеалов – он высказывается еще жестче. В «Эпидемии белого стиха» Лавкрафт заявляет, что данное направление представлено «Эми Лоуэлл в худших ее проявлениях»: «Разном