[525], на Лавкрафта сильно повлияла книга «Устои девятнадцатого века» Хьюстона Стюарта Чемберлена, опубликованная на немецком в 1899 году и переведенная на английский в 1911-м. Впрочем, среди бумаг Лавкрафта я не нашел ни единого упоминания Чемберлена, и даже беглое изучение его принципов расизма позволяет увидеть, что они очень далеки от взглядов Лавкрафта. Согласно одному исследователю, Чемберлен «взялся за примирение христианства, основанного на покорности и прощении, с агрессивным немецким национализмом»[526], а Лавкрафта подобное никогда не интересовало. Как мы увидим, его антихристианские настроения проявятся лишь около 1918 года, когда он откроет для себя Ницше. Чемберлен также превозносил тевтонских варваров, свергнувших Рим, и называл их носителями «истинного христианства» (то есть «строгого» христианства, лишенного жалости и терпимости), с чем Лавкрафт тоже не мог бы согласиться, ведь до конца своих дней он считал, что «для меня Римская империя навсегда останется главным эпизодом в человеческой истории»[527]. В этих и других аспектах расизм Лавкрафта значительно отличался от расизма Чемберлена, поэтому влияние этого автора может быть лишь отдаленным, особенно учитывая полное отсутствие каких-либо документов, подтверждающих знакомство Лавкрафта с трудами Чемберлена.
Более вероятным источником его взглядов представляется «Конец великой расы» Мэдисона Гранта, книга, ставшая бестселлером сразу после выхода в декабре 1916 г.[528] И все-таки есть заметные различия между убеждениями Гранта и Лавкрафта. Основная идея Гранта заключается в том, что Европу населяют три расы: нордическая, альпийская и средиземная, что не соотносится с высказываниями Лавкрафта; к тому же все работы Лавкрафта по данной теме, процитированные здесь, были написаны еще до появления книги Гранта, следовательно, к тому времени взгляды Лавкрафта уже сформировались. Информации о том, какие еще расистские труды читал Лавкрафт, не так уж много: благодаря посвящению в «De Triumpho Naturae» нам известно, что он ознакомился с «Цветной линией» (1905) Уильяма Бенджамина Смита, а в остальном его взгляды формировались под воздействием множества разных факторов (влияние семьи, чтение определенных книг и общепринятые мнения в его кругах и общественном классе). И стоит подчеркнуть, что многие его убеждения со временем менялись.
Позже, в 1915 г., снова был поднят вопрос темнокожих. Я уже рассказывал, как Лавкрафт раскритиковал Чарльза Д. Айзексона, сторонника Уолта Уитмена, в его любительском издании In a Minor Key. По большей части в своей газете Айзексон призывал к расовой терпимости, особенно по отношению к афроамериканцам. Он крайне сурово высказывался по поводу «Рождения нации» Д. У. Гриффита, считая, что в фильме представлен ложный взгляд на отношения между темнокожими и белыми после Гражданской войны и что он призывает к расовой ненависти.
В своей статье «На мажорный лад» (Conservative, июль 1915 г.) Лавкрафт делает поразительное заявление: «Взгляды мистера Айзексона на расовые предрассудки… слишком субъективны, чтобы считаться непредвзятыми» (будь Лавкрафт тогда знаком с теорией Фрейда, он назвал бы это «проекцией»). Он сообщает, что еще не видел «Рождение нации» (позже он посмотрит этот фильм[529]), но прочитал и роман («Член клана») Томаса Диксона-мл., и его адаптацию в виде пьесы, на которых основан фильм. Затем Лавкрафт предсказуемо принимается восхвалять ку-клукс-клан, «благородную, но оболганную группу южан, спасших половину нашей страны от разрушения в конце Гражданской войны». Поразительно, что его заявления как раз совпали с возрождением клана на юге под предводительством Уильяма Дж. Симмонса, правда, организация набрала силу лишь в 1920-х. Лавкрафт, как ни странно, совсем не комментирует тысячи случаев расправы над чернокожими, происходившие в первые десятилетия двадцатого века, а ку-клукс-клан он вновь упоминает уже в более взрослом возрасте и отрекается от него. При этом в статье «На мажорный лад» он пытается объяснить призыв Айзексона к расовой терпимости следующим образом:
«Возможно, ему не по нраву более-менее открытая антипатия к сынам Израиля, переполнившим христианский мир, однако человек такой проницательности должен уметь различить это недалекое чувство, религиозную и общественную вражду одной белой расы по отношению к другой, тоже белой и равной по интеллекту, от естественного и научно справедливого негативного отношения к тому, что уроженцы черной Африки засоряют белокожее население Соединенных Штатов. Негры по биологическому существу стоят ниже всех белых и даже монголоидных рас, а северным народам необходимо периодически напоминать о том, насколько опасно предоставлять чернокожим общественные и государственные привилегии».
Здесь комментарии Лавкрафта по поводу евреев еще довольно толерантны, однако позже мы увидим, что он выражался на эту тему и более резко. И хотя вышеприведенный отрывок отвратителен и невежествен, Лавкрафт продолжал придерживаться мнения о чернокожих как о биологически низшей расе (распространенного в конце девятнадцатого и начале двадцатого века) всю жизнь, несмотря на то, что в 1920-е и 1930-е годы появились серьезные доказательства обратного.
Впрочем, как и в случае с надоедливым астрологом И. Ф. Хартманном, Лавкрафт недооценил противника. Во втором номере In a Minor Key (дата не указана, напечатан в конце 1915 г.) и Айзексон, и Джеймс Фердинанд Мортон наносят сокрушительный ответный удар, который стоит процитировать полностью. В «Касательно Conservative» Айзексон пылко заявляет: «Во время чтения Conservativе появляется заплесневелый запах, как от старых книг», а затем продолжает:
«… хотя я уверен, что сам он не поймет, пока ему тщательно не растолкуют…
Он против свободы слова.
Он против свободы убеждений.
Он против свободы печати.
Он против терпимости к цвету кожи, вероисповеданию и равенству.
Он за монархию.
Хотя он не раз с пиэтетом [sic] высказывался по поводу ума и духовности евреев, он каждый раз старается отделить этот народ от других и объясняет идеи, возникающие у человека, его религией. Для человека, который гордится своей страной и происхождением, неподобающе по-прежнему цепляться за консерваторские нравы тори и игнорировать истинный дух Америки, отказываясь из-за разницы в вероисповедании признавать национальность американца, родившегося здесь от родителей-американцев, честного терпимого гражданина, готового служить своей стране!»[530]
Комментарий по поводу свободы слова связан с возмутительным заявлением Лавкрафта о том, что публикация статьи «Великая храбрость», в которой Айзексон призывал к отказу от военной службы, – «это преступление коренного американца арийской крови, заслуживающее серьезного наказания». Лавкрафт противопоставляет «мистера Айзексона и его сторонников-пацифистов, родившихся за пределами США», «настоящим американцам», на что Айзексон замечает, что он не менее «настоящий» американец, чем Лавкрафт.
Ответ Мортона оказался еще более зубодробительным. Джеймс Фердинанд Мортон (1870–1941) был, как признает Лавкрафт в письме того периода[531], человеком выдающимся. В 1892 г. он одновременно получил в Гарварде степень бакалавра и магистра и стал решительным борцом за равенство чернокожих, свободу слова, единый налог и отделение церкви от государства. Он написал множество памфлетов и большинство из них опубликовал либо сам, либо через журнал «Искатель истины» (The Truth Seeker Co); среди них «Права периодики» (1905?), «Проклятие расовых предрассудков» (1906?) и другие[532]. В 1896–1897 гг. он был председателем НАЛП, а позже стал главой Ассоциации естественной истории Томаса Пейна и заместителем председателя Ассоциации эсперанто Северной Америки. Завершит карьеру он в должности куратора музея Патерсона в Нью-Джерси (1925–1941). Благодаря всем этим достижениям Мортон попал в знаменитый каталог биографий «Кто есть кто в Америке», а вот Лавкрафт такой чести не удостоился.
Статья Мортона «“Консерватизм” сходит с ума» начинается с пророческого заявления: «Я полагаю, что мистер Г. Ф. Лавкрафт… человек еще молодой, но однажды он улыбнется, вспоминая о том, с каким безапелляционным упорством устанавливал свои порядки». Далее следуют упреки по поводу расистских взглядов Лавкрафта:
«Немудрено, что “консерватор” вроде мистера Лавкрафта не стесняется поощрять чувства, лежащие в основе расовых предрассудков. И место довода вновь занимает его догматизм. Будучи противником демократии, мистер Лавкрафт считает, будто уже при рождении определяется социальный статус человека, будто цвет кожи должен значить больше, чем уровень интеллекта. Он не приводит аргументы в пользу своих реакционных заявлений, что и не удивительно. Расовые предрассудки нельзя оправдать никакими аргументами… У Лавкрафта нет научных оснований утверждать, что расовые предрассудки по сравнению с любыми другими – скорее, “дар природы” или существенный фактор в социальной эволюции. В действительности же это последствие конкретных исторических событий, не очень-то связанное с человеческой природой. С данным пороком, как и с другими, можно справиться, приняв разумную точку зрения на вопрос».
По поводу того, что на Айзексона нужно надеть намордник за его непатриотичные высказывания, Мортон возражает: «Человек, не признающий Билль о правах из нашей Конституции, вряд ли может принимать авторитетные решения насчет чьего-либо патриотизма». В заключение Мортон делает еще одно мудрое предсказание: