фантазии и эмоциональность в итоге его и погубили. Под влиянием одного активного и причудливого пятидесятника[578] Коул “приобщился к религии” и стал абсолютно невыносимым фанатиком. У него даже начались галлюцинации: чужие голоса якобы передавали ему божественные послания на неизвестных языках. Теперь он стал проповедником пятидесятничества и мелким фермером и живет в Боулдере, штат Колорадо»[579].
Однако мы забегаем в будущее. Стихи Коула «Мечта о золотом веке» и «In Vita Elysium» Лавкрафт опубликовал в Conservative за июль 1915 г. и июль 1917 г. соответственно. Зародилась группа по переписке «Клейкомоло», придуманная Моу по первым слогам фамилий ее членов. (В современных исследованиях Лавкрафта ведутся споры насчет того, как правильно произносить название группы – с ударением на третий или на второй слог.) Каждый писал письмо и отправлял его трем другим адресатам, пропуская в обращении слог из своей фамилии (например, Лавкрафт обращался к остальным «Дорогие Клейкомо», Кляйнер – «Дорогие Комоло» и т. д.). Первоначальным замыслом было возродить преданное забвению искусство переписки. Не знаю, преуспели они в этом или нет, зато Лавкрафт с интересом взялся за обмен корреспонденцией, который помогал развивать его философские идеи. Высказывания Лавкрафта мы рассмотрим позже, а пока обратим внимание на статью «Клейкомоло», опубликованную без указания автора в United Amateur за март 1919 г. Кто-то считает, что статью написал Лавкрафт, однако, на мой взгляд, это вовсе не его стиль. Мне кажется, что ее автор Кляйнер. В статье указана краткая информация о всех членах группы по переписке, а затем описывается само устройство «Клейкомоло»:
«Клей пишет Ко, тот добавляет что-то от себя и посылает письмо Мо. Мо делает то же самое и отправляет его Ло, а Ло дополняет статьи и шлет обратно Клею, который достает свое письмо, пишет новое и заново начинает круг. Когда в группу вступил Гал [Альфред Галпин], и остальные авторы постепенно к нему привыкли, на полный круг переписки стало уходить от шести до десяти месяцев. Один из членов [Моу?] хотел хранить полноценный экземпляр всей переписки и каждый раз начинал с того, что делал копии проходящих через него писем. Вскоре это стало практически невозможным, так как на переписывание уходило много времени, и этого человека избрали архивистом, которому все отправляли копии посланий на копирке. Так что в будущем кто-нибудь вполне сможет увидеть лучшие отрывки “Клейкомоло” в виде отдельной книги»[580].
Очень хотелось бы увидеть такую книгу, но мы не знаем, что произошло с другими частями «Клейкомоло», помимо писем Лавкрафта. Если Моу, как я подозреваю, стал архивистом, то он передал Августу Дерлету и Дональду Вандрею только отрывки Лавкрафта для публикации в «Избранных письмах». Даже о местонахождении оригиналов этих писем ничего не известно. В любом случае именно с этого решительно началась «карьера» Лавкрафта как автора писем.
Более далекий его коллега, Эндрю Фрэнсис Локхарт, примечателен тем, что написал первую настоящую статью о Лавкрафте. Долгая, но нерегулярная серия статей под названием «В гостях у выдающихся авторов» возродилась в United Amateur за сентябрь 1915 года, где напечатали биографическую заметку Локхарта о Лавкрафте. В ней рассказывается о том, как много Лавкрафт добился за полтора года в мире любительской журналистики с момента, когда о нем впервые написали в этой рубрике. Локхарт не встречался с Лавкрафтом лично, но часто с ним переписывался. Статья получилась несколько сентиментальной и отчасти хвалебной, хотя подобного следовало ожидать: «Чем он так затронул глубочайшие мои чувства? Загадка. Возможно, здравомыслием своих идеалов или замкнутым образом жизни, состоящим из чтения античных книг, может быть, физическими недостатками или любовью ко всему прекрасному в Жизни, страстной борьбой за трезвость, чистотой или безукоризненностью – не знаю»[581]. Из этого отрывка мы узнаем, что вокруг Лавкрафта уже создался четкий образ: отшельник, зарывшийся носом в книги, человек хрупкого здоровья, которому не под стать суетной внешний мир. Что же автор имеет в виду под «физическими недостатками»? Далее говорится, что, когда Лавкрафт собирался поступать в университет, «его и так слабое здоровье ухудшилось, и он стал нетрудоспособным, практически инвалидом». Не знаю, насколько правдивы эти слова, но Лавкарфт явно хотел, чтобы Локхарт (и вся ОАЛП) в них верил.
На обложке вышеупомянутого издания United Amateur появилась фотография Лавкрафта, и тот вернул Локхарту должок, написав его биографию (под псевдонимом «El Imparcial») во втором выпуске «В гостях у авторов» в United Amateur за октябрь 1915 г. В пятой статье в серии, опубликованной в июле 1917 г. также под именем «El Imparcial», рассказывается о молодой журналистке-любительнице Элеанор Дж. Барнхарт. Лавкрафт возлагал на нее большие надежды, причисляя к лучшим авторам прозы, однако Элеанор покинула ассоциацию вскоре после появления этой статьи.
Тем временем в семейной жизни Лавкрафта происходили значительные изменения. С 1904 г. он жил с матерью в доме № 598 на Энджелл-стрит, когда же Уиппл Филлипс умер, младшая тетя Энни вышла замуж и переехала в Кембридж, штат Массачусетс, а старшая, Лиллиан, тоже нашла мужа и осталась жить в Провиденсе, но довольно далеко, атмосфера в доме стала замкнутой. «В доме царила довольно странная атмосфера, воздух был спертый» – так описывала их жилище Клара Хесс. Затем, 26 апреля 1915 г., в возрасте шестидесяти семи лет умер дядя Лавкрафта Франклин Чейз Кларк, проживший в браке с Лиллиан тринадцать лет.
Трудно сказать, насколько Лавкрафт был близок с Кларком, не считая подростковых лет Говарда. После смерти Уиппла Филлипса в 1904 г. Кларк стал единственным взрослым мужчиной, которого Лавкрафт мог воспринимать в качестве отцовской фигуры. Другой его дядя, Эдвард Фрэнсис Гэмвелл, был намного моложе доктора Кларка и к тому же проживал в другом штате. Эдвина Э. Филлипса Лавкрафт вообще не упоминает. Не стоит оценивать отношение Лавкрафта к дяде по «Элегии на смерть д-ра Франклина Чейза Кларка» (опубликовано в Providence Evening News через три дня после смерти Кларка), поскольку более топорного, безжизненного и механистического стихотворения просто не найдешь. Оно заметно отличается от более позднего «Братства», поскольку в нем нет ни капли искренних чувств, лишь оскорбительные намеки на классовое сознание:
Не рассказывай, что там в пустоте за дверью Смерти,
И великие, и простые здесь одинаковы,
Но может ли грубое отродье равняться
В жизни с высоким разумом?
Примерно полтора года спустя, в последний день 1916 г., в возрасте восемнадцати лет от туберкулеза умер кузен Лавкрафта, Филлипс Гэмвелл. Он был единственным ребенком Энни Э. Филлипс Гэмвелл и Эдварда Ф. Гэмвелла, дожившим до взрослого возраста, и единственным ровесником Лавкрафта среди его родственников мужского пола. Судя по высказываниям Лавкрафта, он тесно дружил с Филлипсом, хотя виделись они, только когда тот приезжал в Провиденс или когда Говард бывал в Кембридже. Как отмечает Лавкрафт, в возрасте двенадцати лет (т. е. в 1910 г.) Филлипс «превратился в автора чудесных писем, готовый обсуждать различные литературные и научные темы, возникавшие в нашем нерегулярном личном общении»[582], и именно в связи с этим он около пяти лет переписывался с кузеном. Лавкрафт также отмечает, что в 1915 г. он пытался заниматься с Филлипсом математикой, но обнаружил, что знает предмет не лучше своего ученика[583]. На следующий год Лавкрафт вместе с Филлипсом и Энни Гэмвелл осматривали церковь Троицы в Ньюпорте[584]. Примерно в то же время Говард подарил Филлипсу свою коллекцию марок[585].
В октябре 1916 г. Энни возила сына на лечение в Розуэлл, штат Колорадо, но стадия туберкулеза была уже настолько серьезной, что 31 декабря 1916 г. Филлипс там и умер. «Элегия на смерть Филлипса Гэмвелла», опубликованная в Providence Evening News за 5 января 1917 г., получилась примерно такой же, как и стихи про доктора Кларка: «Таким был юноша, чей безупречный ум и сердце / Сочетали в себе лучше из Природы и Искусства…» После смерти Филлипса Энни вернулась в Провиденс, где, судя по всему, жила с братом Эдвином до его смерти 14 ноября 1918 г. (интересно, что Лавкрафт не упоминает об этом ни в одном письме за тот период), потом до начала 1919 г. обитала на съемных квартирах, а затем переехала к Лавкрафту в дом на Энджелл-стрит, 598.
В то время, насколько мне известно, Лавкрафт не занимался почти ничем, кроме писательства, зато обнаружил увлекательный способ отдохнуть – сходить в кино. Его интерес к театру ослабел примерно в 1910 г., как раз когда фильмы стали популярным, хоть и не самым выдающимся с художественной точки зрения развлечением. К 1910 г. по всей стране уже появилось 5000 дешевых кинотеатров, которые, правда, считались потехой для рабочего класса[586]. Первые киносеансы в Провиденсе, как сообщает Лавкрафт, прошли в марте 1906 г., и хотя он «прочитал достаточно книг и пьес, в сравнении с которыми движущиеся картинки кажутся дешевой ерундой», все равно ходил смотреть фильмы, «так же, как читал дешевые романы про Ника Картера, Олд Кинга Брэди и Фрэнка Рида»[587]. Создается впечатление, что просмотром фильмов Лавкрафт заполнял «пустой» период 1908–1913 гг., о чем рассказывает в письме от 1915 г.: «Как вы догадываетесь, я поклонник кинематографа, ведь я могу посещать любые сеансы, а вот договариваться о точных встречах или заблаговременно покупать билеты в театр мне в связи с моим состоянием здоровья бывает трудно. Сейчас выпускают довольно стоящие фильмы, а когда я только начинал их смотреть, то делал это лишь ради того, чтобы убить время»