Тем не менее эта деятельность зародилась на основе любительской журналистики, и в особенности его работы в должности главы отдела общественной критики, а также редактирования Conservative и помощи с изданием сборника «дебютных работ» в 1916 г. (который, возможно, так и не вышел в свет): «Готовится к печати журнал с пробными произведениями, поэтому я разбираю стопки бумаг с недоработанными рукописями. Передо мной лежит все, что накопилось на проверку в обоих критических отделах. Задача исполинская, поэтому, боюсь, номер выйдет с запозданием»[700]. Впоследствии именно такой работой Лавкрафт будет заниматься за деньги. Что касается редактирования Conservative, он правил почти все присылаемые работы, а в ином случае появлялись комментарии об отсутствии правок: например, в «Отделе общественной критики» за июль 1917 г. Лавкрафт отметил, что стихотворение Айры А. Коула «In Vita Elysium» напечатано «практически без исправлений». Несомненно, занимая пост редактора, он дорабатывал и все то, что присылали в два номера Providence Amateur и также в United Amateur. Сейчас такое занятие назвали бы «техническим редактированием», и жаль, что Лавкрафту не удалось получить должность редактора в каком-нибудь издательстве. Он пытался найти похожую работу, когда жил в Нью-Йорке, однако безрезультатно.
Странно, что в октябре 1916 г. Лавкрафт упоминает литературное агентство «Симфония», ведь в дальнейших письмах оно нигде не значится, и лишь в более позднем послании к Данну он сообщает о «растущем объеме профессиональной работы, которую я выполняю для писателей вне Ассоциации»[701]. Эта тема вновь всплывает лишь в начале 1920 г., когда Лавкрафт пишет: «Только что оправился от убийственной головной боли, вызванной тем, что весь день я корпел над ерундой Буша»[702]. Буш – самый надоедливый из клиентов Лавкрафта по редактуре, преподобный Дэвид Ван Буш (1882–1959), священник и популярный психолог, ездивший по своему округу с лекциями, а также строивший из себя великого поэта. В «Новостных заметках» из United Amateur за май 1922 г. Лавкрафт так описывал человека, который терзал его на протяжении нескольких лет:
«В этом году д-р Дэвид Буш, вступивший в Ассоциацию в 1916 г. по приглашению Эндрю Фрэнсиса Локхарта, снова присоединится к нам и расскажет о достигнутых успехах. Д-р Буш читает лекции по психологии в крупнейших городах страны и собирает невероятную по численности публику. Он опубликовал несколько сборников стихов и книг по психологии, продажи которых побили все рекорды».
Заметка смахивает на рекламную публикацию, но из нее все равно можно узнать несколько важных деталей. Прежде всего, Буш явно вышел на Лавкрафта через знакомых журналистов-любителей. В письме от 28 февраля 1917 г. Буш запрашивает у литературного агентства «Симфония» информацию «о расценках м-ра Лавкрафта за правку 38 страниц стихов»[703]. Большой объем заказов от Буша Лавкрафт получил немного позже, поэтому пока отложим эту тему.
Загадочное упоминание возможной оплачиваемой работы можно найти в серии эссе 1921 г. «В защиту “Дагона”». Как отмечает Лавкрафт, за одним из его «стихотворений про Америку и Англию», опубликованном в профессиональном бостонском издании National Magazine, «последовало предложение (пусть и неосуществимое) от издательства “Шерман, Френч и партнеры”». О каком стихотворении (возможно, имеется в виду «Ода четвертому июля 1917 г.» – единственное из поэтических произведений Лавкрафта, появившееся в National Magazine, где можно увидеть намек на тему отношений Америки и Англии) и о каком «предложении» идет речь, точно не известно. Может, к нему обратились за написанием книги с патриотической пропагандой? Издательство вполне могло предложить Лавкрафту напечатать сборник его стихов – за его же деньги, поэтому он его и отклонил, назвав «неосуществимым».
В августе 1919 г. Лавкрафт и Морис У. Моу вступили в «новое профессиональное литературное партнерство» – наемное писательство. В письме к Кляйнеру Лавкрафт описывает их план:
«Моу долго уговаривал меня попробовать писать профессионально, а я отказывался по причине того, что мои вкусы не соответствуют эпохе. Впрочем, теперь Моу предложил новую идею сотрудничества, где его современная личность сочетается с моей старомодностью. Я буду писать материал, в основном художественную литературу, потому что хорошо придумываю сюжеты, а он – править мои сочинения так, чтобы они соответствовали условиям нынешнего рынка, с которыми Моу знаком лучше меня. Затем, ЕСЛИ он сумеет пристроить какой-нибудь рассказ в журнал за оплату, мы поделим прибыль на двоих.
Наши совместные труды мы будем предлагать на продаже под псевдонимом, составленным из наших полных имен: Горас Филтер Мокрафт»[704].
Звучит занимательно, и Лавкрафт, несомненно, считал затею очень веселой, однако никаких результатов «партнеры» не добились, поскольку, скорее всего, даже не пытались претворить свой план в жизнь. В более поздние годы Лавкрафт высмеивал идею написания текстов для конкретной аудитории, а одним из столпов его художественных взглядов стала необходимость «самовыражения» без оглядки на читателя. Совместная работа давалась Лавкрафту нелегко, он никак не мог добиться удовлетворительной «смеси» своих задумок с мыслями соавторов. Одно из величайших достоинств Лавкрафта заключается в том, что он не опускался до «халтуры», даже когда его положение становилось все более бедственным. «В конце концов, писательство – это все, что у меня осталось, и если я лишусь способности или возможности сочинять, то мне незачем будет влачить мое жалкое существование»[705], – проникновенно писал он в 1924 г.
Как в это время складывалась жизнь у родных Лавкрафта? После смерти мужа, Франклина Чейза Кларка, в 1915 г. тетя Лиллиан жила на съемных квартирах, но, судя по рассказу У. Пола Кука, который приезжал к Говарду в 1917 г., много времени проводила у сестры и племянника. Тетушка Энни разошлась с Эдвардом Ф. Гэмвеллом (примерно в 1915 или 1916 г.), в конце 1916 г. умер ее сын Филлипс, после чего она уехала из Кембриджа и, вероятно, стала жить в Провиденсе у своего брата Эдвина. Ни в одном из сохранившихся писем Лавкрафта нет упоминаний о смерти Эдвина Э. Филлипса (14 ноября 1918 г.), что говорит о многом, даже несмотря на небольшой объем корреспонденции, относящейся к тому периоду. Из чувства долга Лавкрафт наверняка присутствовал на его похоронах на кладбище Суон-Пойнт, хотя с Эдвином его связывали наименее близкие отношения среди всех выживших потомков Уиппла Филлипса.
Сам же Лавкрафт по-прежнему жил с матерью в доме № 598 по Энджелл-стрит, куда они переехали в 1904-м, однако о том, какие между ними складывались отношения в период с 1904 по 1919 г., известно мало. Как мы уже видели, и Сьюзи, и Лиллиан были неодобрительно настроены к любительской журналистике в целом и к страстному увлечению ею Говарда в частности. Да, сын Сьюзи быстро стал важным человеком в сей крошечной области, но это никак не помогало финансовому положению семьи, неумолимо скатывающейся в нищету. Судя по немногочисленным попыткам заработать деньги редактированием и боязни превратиться в «наемного писаку», Лавкрафт не очень серьезно относился к данной проблеме, которая, кстати, сильно беспокоила Сьюзи. После периода затворничества в 1908–1913 гг. он начал общаться с людьми, хотя все равно не интересовался женщинами, что не сулило ничего хорошего для продолжения рода Лавкрафтов в Америке.
В общем и целом отношения Говарда и Сьюзи были не самыми благотворными. Лавкрафт почти не выезжал за пределы города и в отсутствие постоянной работы целыми днями сидел дома. При этом Клара Хесс, жившая по соседству на протяжении двадцати пяти лет, с тревогой подмечает: «Если подумать, я, кажется, никогда не видела миссис Лавкрафт вместе с сыном, не слышала, чтобы они разговаривали друг с другом. Наверное, так у них было заведено, но со стороны выглядело довольно странно…»[706]
Затем, в мае 1917 г., Лавкрафт пробовал записаться в НГРА и чуть позже в регулярную армию, а Сьюзи, пустив в ход свои связи, на корню пресекла все его попытки. Впрочем, как отмечал Говард в письме к Кляйнеру, «от этой новости у нее подкосились колени»[707], значит, ее ужасно пугала мысль, что она потеряет единственного сына на войне (хотя, надо признать, Лавкрафта вряд ли отправили бы воевать за границу). «Мать пригрозила, что ни перед чем не остановится, наймет юриста или еще кого-то, если я скрою от комиссии какие-либо заболевания, делающие меня непригодными для службы», – рассказывает Лавкрафт в том же письме. «Знай я, что это принесет ей такие страдания, не стал бы лезть из кожи вон, чтобы попасть в новобранцы», – добавляет он, и если его слова искренни, то получается, что в его отношениях с матерью имелась огромная нехватка общения и сопереживания. Сьюзи наверняка замечала милитаристский настрой Лавкрафта, обрадовавшегося вступлению США в войну на стороне Англии, однако его желание пойти на войну застало ее врасплох – напомню, что Говард решил записаться на службу еще до того, как президент Вильсон возобновил всеобщий призыв. Сьюзи пришлось уступить, но уже тогда было понятно, что если Лавкрафта и возьмут, то лишь в качестве конторского служащего, а в итоге ему отказали даже в этой должности.
Кеннет У. Фейг-мл. справедливо замечает, что «состояние Сьюзи резко ухудшилось… после смерти брата»[708] в ноябре 1918 г. Эдвин был ближайшим родственником мужского пола из ее поколения, поскольку с двоюродными братьями (сыновьями Джеймса Уитона Филлипса, брата Уиппла Филлипса) ситуация обстояла следующим образом: Джеремайя У. Филлипс умер в 1902 г., а о местонахождении Уолтера Х. Филлипса, который не пытался поддерживать связь со Сьюзи или ее сестрами, никто толком не знал