«Смена веры не приглушит цвета и волшебство весны, не ухудшит состояние человека, пышущего здоровьем, ведь вкусовые ощущения и интеллект – источники бесконечной отрады. Избавить разум от мыслей о разбитых мечтах, связанных с бессмертием, очень легко. Дисциплинированный ум ничего не боится и не требует “подслащения” ситуации, он способен принимать жизнь такой, какая она есть, и всеми силами служить обществу. Лично меня совсем не волнует бессмертие. Нет ничего лучше забвения, поскольку в забвении не остается невыполненных желаний. Мы же не жаловались до момента рождения? Так зачем плакаться, если мы вернемся туда, откуда пришли? Для меня это все равно что рай».
По всей вероятности, именно данным принципом и руководствовался Лавкрафт в своей жизни.
В тот период его занимала философия, но не только. Что еще важнее для его будущей карьеры, Лавкрафт начал – или, по крайней мере, попытался – отходить от любительской журналистики и посвящать себя написанию художественной литературы. Теперь мы наконец-то можем рассмотреть влияние Лорда Дансени и многих других произведений в жанре сверхъестественного ужаса, заложивших основу дальнейших, более серьезных работ Лавкрафта.
11. Изучение творчества Дансени (1919–1921, Часть II)
Эдвард Джон Мортон Дракс Планкетт (1878–1957) стал восемнадцатым Лордом Дансени в 1899 г. после смерти отца. Он проследил свою родословную до двенадцатого века, однако мало кто из его англо-норманнских предков демонстрировал способности к литературе. Да и сам Дансени в раннем возрасте литературой не увлекался. В юные годы он жил то в разных домах в Англии, то в замке Дансени в ирландском графстве Мит. Учился в Итоне, потом служил в Королевской военной академии в Сандхерсте, участвовал во Второй англо-бурской войне и был готов занять не самое выдающееся место среди англо-ирландской аристократии в качестве спортсмена, охотника и светского человека. В 1904 г. он женился на Биатрис Вильерс, дочери графа Джерси, и в том же году безуспешно баллотировался в парламент Англии от партии консерваторов.
Лорд Дансени никак не проявлял литературный талант, не считая посредственного стихотворения «Стихи окраин», опубликованного в Pall Mall Gazette за сентябрь 1897 г., а затем в 1904 взял и написал сборник рассказов «Боги Пеганы». Дансени, как совершенно неизвестному автору, пришлось самостоятельно заплатить за выпуск книги лондонскому издателю Элкину Мэтьюзу. Впрочем, то был первый и последний раз, когда он печатал работу на собственные средства.
«Боги Пеганы» начинаются громогласно:
«Еще прежде, чем царили боги на Олимпе, и прежде, чем Аллах был Аллахом, Мана-Йуд-Сушаи завершил свои дела и отдыхал.
В Пегане есть Мунг, Сиш и Киб, а еще создатель всех малых богов – это Мана-Йуд-Сушаи. Также мы верим в Руна и Слида.
И давно говорилось, что все создано малыми богами, кроме Мана-Йуд-Сушаи, который сам создал богов, а после этого предался отдыху.
И никто не молится Мана-Йуд-Сушаи, а только богам, которых он создал»[776].
Ритмичная проза и тематика мироздания, осознанно позаимствованные из Библии короля Якова и, как признается Дансени в своей чудесной автобиографии «Проблески солнца» (1938), из греческих мифов, которые он изучал еще в школе[777], – для литературы это было что-то новенькое. В последние десятилетия девятнадцатого века появились сказки Оскара Уайльда, а также эпичная проза и поэзия Уильяма Морриса, однако рассказы Дансени сильно от всего этого отличались. Он создал целую группу богов, только не для выражения религиозного пыла (Дансени, вероятнее всего, был атеистом), а для подтверждения незабвенного изречения Оскара Уайльда: «Художник – тот, кто создает прекрасное»[778]. В «Богах Пеганы», как и в других работах Дансени, немало провокационных философских намеков, служащих в основном просто для создания красоты – красоты языка, красоты идей и образов. И читатели, и критики благосклонно отреагировали на изысканные творения Дансени, в которых плавно смешиваются наивность и мудрость, архаичность и современность, тонкий юмор и мрачный ужас, пугающая отдаленность и тихая печаль. Появились положительные отзывы, в том числе от поэта Эдварда Томаса, и литературная карьера Дансени пошла в гору.
Когда Лавкрафт открыл для себя Дансени, тот уже успел выпустить множество сборников рассказов и пьес, которые принесли ему известность и даже преклонение по обе стороны Атлантики: «Время и боги» (1906), «Меч Веллерана» (1908), «Рассказы сновидца» (1910), «Книга Чудес» (1912), «Пять пьес» (1914), «Пятьдесят одна история» (1915), «Новейшая Книга чудес» (1916), «Пьесы о богах и людях» (1917). В самом конце 1919 г. вышли «Сказания трех полушарий», обозначившие завершение данного творческого периода. К тому времени Дансени добился безумной популярности в Америке, отчасти благодаря тому, что в Бостоне его работы издавал Джон У. Люк. В 1916 г. каждая из «Пяти пьес» готовилась к постановке в отдельном «маленьком» театре, и Дансени стал первым драматургом, у которого в Нью-Йорке одновременно шло пять спектаклей. Его произведения печатали в самых высокоинтеллектуальных журналах – Vanity Fair, Smart Set, Harper’s и (немногим позже) в Golden Book. К 1919 г. Дансени наверняка считали одним из десяти величайших современных англоязычных писателей. В Bookman за ноябрь 1923 г. вышла статья Шоу Десмонда «Дансени, Йейтс и Шоу: волшебная троица», где Дансени занял место среди двух выдающихся фигур, теперь уже классиков литературы.
Даже ранние работы Дансени охарактеризовать довольно трудно, не говоря уже о романах, рассказах и пьесах, написанных им в последующие сорок лет. Он намекает на суть своих произведений в автобиографии «Проблески солнца», рассказывая, как в детстве увидел в саду зайца: «Если я и писал о Пане так, будто действительно его видел, то всегда вспоминал об этом зайце. Если бы я считал себя одаренным человеком, черпающим вдохновение исключительно за пределами земли и всего привычного, то мне не стоило бы писать эту книгу, но лично я верю, что самый безумный полет фантазии все равно связан с нашей родной планетой…»[779] Лавкрафта ошеломило бы подобное заявление, ведь поначалу его захватила именно кажущаяся отдаленность вымышленных миров Дансени, никак не связанных с миром людей. И, что странно, Лавкрафт был недоволен тем, что в более поздних работах Дансени этой отдаленности становилось все меньше, хотя и сам в произведениях 1920-х и 1930-х шел по тому же пути, стремясь к топографическому реализму и описанию земной жизни.
Однако многих читателей можно простить за подобное отношение к раннему творчеству Дансени, поскольку из-за экзотичности и отсутствия каких-либо упоминаний «реального» мира складывалось впечатление, что все это – плоды нечеловеческого воображения. Мир Пеганы (который упоминается только в сборниках «Боги Пеганы» и «Время и боги») совершенно отличается от мира «реального», и хотя с первых слов рассказа «Боги Пеганы» кажется, что Мана-Йуд-Сушаи относится к греко-римским или исламским богам, больше мы не встретим никаких отсылок к «реальности». В автобиографии Дансени отмечает, что писал первые рассказы, «представляя себя жителем абсолютно иной планеты»[780], и Лавкрафту, как приверженцу космизма, такая идея наверняка была близка, однако уже к сборнику «Меч Веллерана» Дансени не удержался и задействовал настоящий мир, к которому впоследствии будет обращаться все чаще и чаще. В том числе благодаря смешению реального и нереального «Меч Веллерана» и «Рассказы сновидца» считаются одними из самых примечательных работ среди всех произведений Дансени.
Впрочем, не стоит думать, что все его ранние рассказы одинаковы по смыслу и по качеству. К моменту выхода «Рассказов сновидца» Дансени, похоже, значительно исчерпал свое воображение, а большинство историй из сборника «Книга Чудес» написаны на основе рисунков Сидни Х. Сайма, который создавал иллюстрации почти для всех ранних работ Дансени, и, к сожалению, рассказы эти частенько скатываются до самопародии и чересчур заумного юмора, а также сарказма и дешевой сатиры, что так непохоже на его первые серьезные произведения. В одном из поздних писем Лавкрафт точно уловил суть проблемы:
«Повзрослев и набравшись мудрости, он утратил былую новизну и простоту. Дансени стыдился собственной наивности и начал отдаляться от своих историй, наблюдать за их развитием с улыбкой. И вместо того чтобы, подобно истинному фантазеру, оставаться ребенком в детском мире грез, он изо всех сил хотел показать, что на самом деле он взрослый, притворяющийся ребенком. Он очерствел, и проявилось это, наверное, в “Книге Чудес”…»[781]
Лавкрафт верно подмечает результат, но, как мне кажется, неправильно определяет причину: дело вовсе не в «наивности» ранних работ Дансени, поскольку он уже тогда осознавал символическое назначение вымышленной истории для передачи философских концепций, просто автор решил избавиться от иллюзий наивности, присущих ему в период написания «Богов Пеганы». Некоторые рассказы из «Новейшей Книги чудес» были написаны в самом начале войны и местами похожи на его ранний стиль, а вот «Сказания трех полушарий» – пожалуй, самый слабый из сборников Дансени, в котором вышли пустячные и легко забывающиеся рассказы. Хорошо, что через несколько лет в своих первых романах Дансени выбрал новое направление.
Анализ ранних рассказов и пьес Дансени выявляет множество сходных с Лавкрафтом черт в плане тематики и философии, таких как космизм (по большей части в «Богах Пеганы»), возвеличение Природы, враждебность по отношению к индустриализму, сила мечты, придающая обычному миру невероятно диковинную красоту, благоговейная роль Времени в человеческих и божественных делах и, конечно, выразительный язык. Неудивительно, что одно время Лавкрафту казалось, будто Дансени уже все за него сказал как в литературном, так и в философском смысле.