«Ты не понял призыва доводить до конца, не разрываясь. Не бери на себя больше, бери меньше – вот что я хочу донести! Суть в том, чтобы не приниматься за одно, пока не доведешь до ума другое. И спешка здесь ни к чему, как и перенапряжение, – главное, когда вдохновлен на дело, не выдумывай нового, продолжай начатое (если есть). Только так и достигнешь успеха. Лучше создать один шедевр, чем приняться за дюжину и все бросить на половине….Ограничивай себя тем, что хватит сил завершить. Многим твоим начинаниям – быть может, даже этому сборнику поэзии – вообще не стоило давать старт. А „Колдовство“? Кларкэш-Тон [Кларк Эштон Смит] говорит, что послал тебе все необходимое. Ты же хотел за нее взяться после „Башни гоблинов“? Да она раз в пятьдесят ценнее моих опусов! Послушайся стариковского совета, направь силы на… по-настоящему достойное дело!»52
В защиту Барлоу, он все-таки сделал немало из задуманного: недурно сочинял, выпустил два номера Dragon-Fly и «Башню гоблинов» с «Кошками Ултара», обзавелся впечатляющей коллекцией печатного и рукописного творчества от мастеров журнальной беллетристики, в будущем стал незаурядным иллюстратором и прочее – и все это с никудышным зрением, которое постоянно требовало врачебного внимания, и на фоне семейных неурядиц, много лет отравлявших ему жизнь. Часть его начинаний так опередила свое время, что даже не верится: например, «Полное собрание стихотворений Г. Ф. Лавкрафта» выйдет в свет лишь на рубеже тысячелетий в 2001 году (хотя сама идея возродилась в девяностые).
Ровно в эту же пору одно фиаско чуть было насовсем не отвратило Лавкрафта от творчества. В середине февраля 1936 года к нему в руки попал выпуск Astounding с первой частью «Хребтов безумия», где особенно удались иллюстрации Говарда Брауна, изобразившего Старцев точно как в повести. «Именно такими я и рисовал в фантазии бесформенных существ…»53 Он не упоминает о том, что иллюстрацию к «Хребтам» поместили на обложку – и раз на то пошло, в Weird Tales его ни разу не удостоили подобным (как минимум при жизни: в Канаде майский номер 1942 года выйдет с обложкой, посвященной «Тени над Инсмутом»). Радость от иллюстраций, впрочем, вскоре померкнет из-за качества текста.
Последним из трех выпусков с «Хребтами» (апрель 1936) Лавкрафт обзаведется лишь двадцатого марта54, однако не примется за него до конца мая. Тогда и вскроется, как редакторы Astounding надругались над повестью, особенно в конце. Лавкрафт рвал и метал:
«Вот же дьявольщина!.. Если вкратце, Орлин Тремейн – черт бы побрал этого навозника! – совершенно чудовищным образом искалечил мои „Хребты“ (даже в Tryout так не калечили)! Проще вздернуться, чем счесть это достойной публикацией. В последнем номере, смешно, отсутствуют целые абзацы…
Сказал бы я Тремейну, гнилая он селедка, так сказал бы – сплошной непечатной лексикой! На опечатки и американизмы еще можно закрыть глаза, но вот некоторые стилевые стандарты в Street & Smith просто хуже не придумать! („Святые угодники!“ он меняет на „Святые небеса!“)
С какой, например, стати Солнце, Луна и даже Лунный свет (!!) всегда с заглавной буквы? Какой болван назвал обычных животных по-научному и тоже с заглавной („динозавры“ = „Динозавриды“ и т. п.)? Зачем из „внеземного“ делать „вневземной“? Такого слова нет! Откуда вообще это помешательство на заглавных буквах и лишней пунктуации?.. О перестройке фраз промолчу, но вот от разбивки на абзацы я сатанею! О Цаттогуа! Ты видел это безобразие? Вместо моих нормальных абзацев огрызки, как у поденного щелкопера! Ритм, эмоциональные переходы, разные ключевые тонкости – от них камня на камне не осталось….Из классической размеренной прозы Тремейн вылепил „бойкое приключеньице“.
В высшей степени подло искромсали последнюю треть: долой со страниц надоевшую повесть, даешь что-то новое. Выброшены…целые куски, а с ними – живость и красочность повествования, пыл напряженных сцен. Исчезли важные подробности, образы и полутона, из-за чего финал откровенно пресен. Пережив все, что идет до встречи с шогготом в бездне, персонажи мгновенно оказываются на поверхности – и ни переживаний, ни эмоций; как тут читателю пропустить через себя их возвращение из непроглядного, доисторического мира Иных? Долгий и мучительный подъем к свету сократился до горстки слов, и какую бы картину спасающиеся бегством герои не застали, отклика в них она не вызовет…»55
Там есть и еще, но уже и этого отрывка хватит на целый научный труд.
Во-первых, из этого письма видно, как щепетилен был Лавкрафт по части чувственного и психологического аспектов прозы – вплоть до знаков препинания – и необходимости строить мистику серьезного, не бульварного уровня на фундаменте скрупулезного реализма как в действии, так и по антуражу, чтобы увлечь взрослого читателя. Он будто хотел усидеть на двух стульях: вложить в «классическую размеренную прозу» глубокую философию и научность – и издаться в бульварном журнале. Как он позже поймет, стоило добиться (как поначалу добивался у Weird Tales) печати в неизменном виде – или же пусть не печатают вовсе.
Во-вторых, Лавкрафт справедливо сетует на необоснованность исправлений, многие из которых абсурдны даже по журнальным меркам. Хуже всего обошлись с разбивкой на абзацы и концовкой. Первому, пожалуй, найдется объяснение: в Astounding, как в любой развлекательной периодике, текст верстался двумя узкими столбцами, отсюда массивные абзацы утомляли неискушенного, малообразованного целевого читателя (почти все абзацы в итоге разбили на два-четыре небольших). В сокращениях же логики мало, и местами они доходят до смешного. В сумме повесть похудела где-то на тысячу слов – одна-две печатных страницы, – но в какую несуразность превратились самые яркие и мощные сцены! Предложение: «Нам попались два пингвина, тут же впереди заголосила стая» обрублено до «Вскрикнули еще два пингвина». В знаменитом «несчастный Лейк… несчастный Гедни… и несчастные Старцы!» вычеркнуты даже многоточия: «Несчастный Лейк. Несчастный Гедни. И несчастные Старцы!». Эффект куда слабее.
Не прав Лавкрафт в том, что во всех грехах обвиняет Тремейна. Редактура вообще едва ли легла ему на стол, а стоят за всем наверняка младшие редакторы и корректоры (например, Карл Хаппель и Джек Дюбэрри), которые обилием правок просто отрабатывали жалование. Однако не исключено, что кому-то в редакции концовка искренне показалась затянутой.
В итоге Лавкрафт не только отрекся про себя от этой публикации, но и в трех экземплярах приобрел все номера с повестью, чтобы скрупулезно привести их в порядочный вид: дописать пропущенное, соединить абзацы, повычеркивать и выскрести перочинным ножом лишние знаки препинания. На это занятие потребовалось четыре июньских дня. Идефикс? Возможно, однако все шесть экземпляров предназначались для коллег, до которых в свое время не дошла перепечатанная рукопись, и перед ними не хотелось ударить в грязь лицом. Увы, многие ошибки, а также американские варианты британских слов остались без исправлений. Что-то наверняка было признано незначительным, что-то ускользнуло от глаз (как мелкие сокращения в двух местах в начале, которым Лавкрафт явно не уделил внимания), а что-то отсутствовало в рукописи, по которой пришлось править: очевидно, машинописная копия была на стороне. В машинописной были кое-какие изменения, но как их вспомнить, когда с написания повести прошло пять лет? Образцом текста в итоге выступила рукопись, из-за чего многие недочеты в Astounding, которых набралось где-то полторы тысячи, остались как есть, а другие были исправлены неверно. Воссоздать наиболее полный вариант можно, читая машинописный текст и обращаясь к исправленному журнальному там, где утраченная копия для Astounding наверняка претерпела изменения, – например, где ошибочно утверждается, что Антарктида состоит из двух крупных островов и замерзшего моря.
Вдобавок ко всему повесть приняли холодновато. Едва ли в штыки, как посчитают в будущем, но очень многие читатели не уловили сути и сочли «Хребты безумия» совсем не для Astounding. Первые отзывы – в основном хвалебные – поступают после апрельского выпуска 1936 года; критика же похвастается разве что мещанским комментарием Карла Беннета: «вырежьте из „Хребтов безумия“ половину описаний, станет лучше». Хвалит Лавкрафта и его недавний знакомый Ллойд Артур Эшбах, хотя повести, по-видимому, не читал.
Не иссякает одобрение и в мае: лестных писем набирается минимум полдюжины. Из коллег в журнал написал только Август Дерлет, а в остальном – довольные читатели. Полет мысли хоть и не всегда высок («„Хребты безумия“ ничего так», – заключает Лайл Дахибран), зато критика молчит.
В июньском выпуске отзывы разделяются на четыре положительных, три отрицательных и один нейтральный – и здесь критика особенно едка. Наравне с тем, как Джеймс Л. Рассел называет повесть «будущей классикой», Лавкрафта – «вторым после Эдгара Аллена [sic] По мастером по части создания нужного настроения у читателя», а Лью Торранс считает его стиль «восхитительным», Роберт Томпсон колко язвит: «Как я ждал концовки „Хребтов безумия“, но причина господина Лавкрафта не обрадует». Циничнее всех оказался Кливленд К. Сопер-мл.:
«…пресвятая фантастика, зачем было печатать „Хребты безумия“ Лавкрафта? Какой у вас дефицит рассказов, раз берете такую чепуху? Во-первых, научной фантастики в ней ни на грош, в журнале ей не место. Вы и комплиментами ее осыпали, как подлинную нетленку, чего я вам в жизни не забуду.
То двоих перепугает до полусмерти резная стенка в развалинах, то они уносят ноги от твари, которую и описать-то фантазии недостало, то начнется лепет про неведомый ужас, пятимерные сплошные конструкции, Йог-Сотота и т. д. Если это будущее Astounding Stories, господи, сжалься над фантастикой!»56
Вспоминаются нападки Форреста Дж. Акермана на Кларка Эштона Смита в