Нам известно так много об их общении – а говоря начистоту, если Коновер общался с кумиром, то для Лавкрафта юноша был одним из многих, – по двум источникам: сохранившимся письмам и книге Коновера «Последние дни Лавкрафта» (1975). Помимо того, что сегодня у нее одно из элегантнейших изданий, она крайне трогательно и с горечью рассказывает о дружбе взрослого мужчины на грани смерти и подростка, который его боготворил. Они не встречались, зато в переписке поладили с самого начала. Лавкрафт позволяет Коноверу по-юношески забавляться дурацкими вопросами («Кстати, как там ваш сошка Йог-Сотот? Куда деваете его по ночам?»26) и обещает как-нибудь вставить цитату из его вымышленной книги «Горл ниграл» (по счастью, не вставит, поскольку в последние полгода рассказов не писал). Бесспорно, Лавкрафт вспомнил и свои отроческие годы, когда зачитывался Argosy и All-Story, – вдобавок ко всему, Коновер подкупал тем, что знал свое дело (в Science-Fantasy Correspondent почти не встречалось опечаток) и отличался усердием.
Писали Лавкрафту в тот период и другие непрофессиональные издатели с редакторами. Одним из таких был Уилсон Шепэрд (1917–1985), партнер Уоллхейма по Phantagraph. Лавкрафт и до начала их краткого общения о нем слышал – и слышал не лучшее. В марте Р. Х. Барлоу продемонстрировал ему переписку с Шепэрдом за 1932 год, в которой тот явным образом пытается увести его коллекцию журналов. Шепэрд якобы имел полную подшивку Weird Tales, из которой менял номера за 1923–1925 годы на подборку из восьми номеров Amazing Stories. Барлоу согласился, однако пришли ему в итоге самые заурядные журналы, которые к тому же у него были. В ответ на возмущение Шепэрд предложил ему полное собрание двух других изданий – несуществующих. Барлоу к тому моменту уже понял, что столкнулся не то с мошенником, не то с сумасшедшим. Исход этой истории неизвестен, однако весной 1936 года он просит Лавкрафта резюмировать эту переписку для коллег по цеху. В результате получился сдержанный, поневоле уморительный конспект «Переписка между Р. Х. Барлоу и Уилсоном Шепэрдом из Оукмена, Алабама, за сент. – нояб. 1932». Вполне вероятно, кстати, что Шепэрд врал, поскольку полная подшивка Weird Tales и для тех лет была редкостью.
Лавкрафт не знал, что о нем думать. «Белый босяк или неуч сортом даже ниже [Уильяма Л.] Кроуфорда, безнравственный, под стать фолкнеровской деревенщине болван из „мамы-Олобамы“»27, – таким он рисовал его в письмах к Барлоу, называя в других переписках Шепом-батраком. Впрочем, в апреле 1936 года Лавкрафт держит себя с ним подобающе: дает советы по оформлению Phantagraph, предлагает им с Уоллхеймом «Безымянный город» для будущего журнала Fanciful Tales и даже берется редактировать два стихотворения Шепэрда «Смерть» и «Ирония» (которое Лавкрафт переименует в «Возвращение странника»). Оба не шедевр, но Лавкрафт хотя бы поправил в них размер и рифму.
За великодушие Шепэрд вместе с Уоллхеймом отплатили ему чудесным подарком на сорокашестилетие: издали его стихотворение «Истоки» (озаглавленное просто «Сонет»), стилизовав его под страницу журнала Lovecraftian – издание первое, том сорок семь. Отличный выбор, ведь именно этот сонет из «Грибов с Юггота» как нельзя лучше отражает его душевный и художественный склад. Подарок ему весьма польстил, как и отсутствие опечаток.
Что порадовало меньше, так это первый выпуск журнала Уоллхейма и Шепэрда Fanciful Tales of Time and Space. Выпущенный осенью 1936 года, он содержал всеми отметенный «Безымянный город», а также кое-что из Раймела, Дэвида Х. Келлера, Роберта И. Говарда, Дерлета и других. Факт в том, что рассказ Лавкрафта содержал пятьдесят девять ошибок. «Да, это, пожалуй, рекорд!»28 – сокрушается он в одном письме (адресат насчитает еще больше). Отчасти, впрочем, он сам виноват: Шепэрд прислал ему на ревизию как минимум несколько страниц корректуры, но беда в том, что чужие тексты у него получалось вычитывать куда лучше своих. Примеров масса, взять хотя бы «Тварь на пороге», в которой при перепечатке не разобрали слов и попортили структуру, но он не заметил и этого. В Weird Tales повесть так и опубликована с ошибками.
Любопытна еще одна новая переписка Лавкрафта за то время: с Нильсом Хелмером Фромом (1918–1962). Коренной швед, он почти всю жизнь прожил во Фрейзер-Миллс (северный пригород Ванкувера, Канада) и первым из канадского научно-фантастического фэндома не постеснялся заявить о себе29. Осенью 1936 года Фром, судя по всему, попросил у Лавкрафта что-нибудь для своего самиздата Supramundane Stories, однако в первом номере (запланированном на октябрь 1936 года, но вышедшем только в декабре 1936 – январе 1937) нет его работ. Второй и последний выпуск за весну 1938 года уже содержит «Ньярлатхотепа» и очерк о «странной» фантастике, озаглавленный Фромом «Заметки о сочинении фантастической литературы». Лавкрафт также послал стихотворение в прозе «При свете луны» (1922), которое после закрытия Supramundane Stories перешло к Джеймсу В. Таурази, издавшему его в своем фэнзине Cosmic Tales за апрель – май – июнь 1941 года. Также в марте 1938-го часть переписки Фрома с Лавкрафтом появится в Phantastique / The Science Fiction Critic.
Лавкрафт был о нем двоякого мнения. Знакомство с гражданином преданного короне доминиона бесспорно льстило, но сам по себе Фром несколько отталкивал своей верой в нумерологию, пророчества, бессмертие души и все прочее, что Лавкрафт считал вздором. И все же, по-видимому, он разглядел в нем живой ум и, как мог, постарался образумить. Практически на смертном одре Лавкрафт пошлет ему список научных книг, во многом переписанный из «Пособия по чтению», в надежде развеять заблуждения Фрома об устройстве Вселенной. Удалось ли, трудно сказать. В конце концов в фанатской среде его имя забудется, и он уйдет из жизни еще до сорок четвертого дня рождения.
Обменяться письмами Лавкрафт еще успеет с двумя редакторами-любителями: юными Джеймсом Блишем (1921–1975) и Уильямом Миллером – младшим (1921) из Ист-Оранджа, Нью-Джерси, издававшими с ноября 1935 года фэнзин Planeteer (некоторые обложки оформил Нильс Фром). Похоже, с Лавкрафтом они связались не раньше лета 1936 года, прося какой-нибудь текст для печати. Тот послал стихотворение «Лес», опубликованное лишь в Tryout за январь 1929 года. Блиш с Миллером успеют напечатать листы с ним, но тираж так и не закончат (издание к тому времени объединится с фэнзином Tesseract под общим названием Tesseract Combined with The Planeteer). Через год юный Сэм Москвиц выкупит полуготовые номера и продаст по пять-десять центов за штуку30.
Сохранившиеся обрывки их переписки не представляют особой значимости и сводятся к тому, что Лавкрафт с грустью для Блиша и Миллера (письма направлены сразу обоим) констатирует: «Некрономикон» выдуман, а в ответ на призыв его написать походя обещает подумать – если не о всем манускрипте (семьсот пятьдесят первая страница, например, уже была в «Ужасе Данвича»), то хотя бы об отрывке или главе (на манер того, как Кларк Эштон Смит вставил в «Пришествие белого червя» главу из «Книги Эйбона») или хотя бы над «сокращенным адаптированным изданием».
Вскоре после этого имя Миллера канет в историю, а вот Блиша ждет большое будущее: он войдет в сонм мастеров фантастики своих лет благодаря таким романам как «Удивительный доктор» (1964), «Черная пасха» (1968) и «День после Светопреставления» (1972) – по-настоящему философским работам. Едва ли на него оказал влияние Лавкрафт, но об их кратком общении он, похоже, не забывал вплоть до трагически безвременной кончины.
Помимо писателей, редакторов и издателей к Лавкрафту обращались и художники. Самым заметным был Верджил Финлэй (1914–1971), уже давно восхищавший его оформлениями Weird Tales. Это, пожалуй, действительно один из лучших иллюстраторов бульварной периодики, чьи рисунки пером потрясают своими точностью и выразительностью. Лавкрафту он впервые даст о себе знать в сентябре 1936 года – и хоть общение их будет недолгим (Лавкрафт пошлет всего пять писем и открытку), зато радушным. Уиллис Коновер втайне уговорит его сделать знаменитый протрет Лавкрафта в образе джентльмена восемнадцатого века, которым, по замыслу, в Science-Fantasy Correspondent открылся бы «Сверхъестественный ужас в литературе»31 (после закрытия журнала этот портрет появится на обложке Amateur Correspondent за апрель – май 1937 года).
Финлэй же подви́г Лавкрафта на предпоследнее творческое начинание. Иллюстратора печалило, что искусству и литературе перестали посвящать стихи, – и Лавкрафт сочинит для него одно в письме от тридцатого ноября: «К мистеру Финлэю в честь его рисунка по рассказу мистера Блоха „Безликий бог“» (ту его иллюстрацию многие признали лучшей за всю историю Weird Tales). «Не будь вы таким ценителем, я бы накропал стишок к любому их ваших шедевров»32, – пишет он, будто сочинял экспромтом прямо в письме. Не исключаю такого, хотя в тот же день Лавкрафт вставит его в письмо к Барлоу. В любом случае стихотворение заслуживает похвалы – а если это действительно результат минутной импровизации, то вдвойне.
Окончательную точку в своей карьере Лавкрафт, вероятно, поставит через неделю другим сонетом, озаглавленным в одной рукописи «К Кларку Эштону Смиту, эсквайру, в честь его фантастических произведений, поэзии, живописи и скульптуры», а в другой – «К Кларкэш-Тону, властелину Аверони». Это не менее изящный комплимент многогранному творчеству Смита, который он сам же и превзойдет через несколько месяцев пронзительной ответной элегией.
В октябре 1936 года Лавкрафту придет письмо от Стюарта Мортона Боланда (1909–1973), молодого библиотекаря из Сан-Франциско. По словам Боланда, будучи в Будапеште, он послал Роберту И. Говарду репродукцию музейного иллюминированного манускрипта, а тот якобы передал его Лавкрафту, сочтя похожим на «Некрономикон». Через несколько месяцев Боланд, вернувшись домой, найдет письмо от него