В пятидесятые годы Лавкрафта ждал штиль. Его печатали все меньше – в основном в сборниках. Однако внимания заслуживает хотя бы то любопытное обстоятельство, что его выпустили-таки за океаном. Будучи проездом в Нью-Йорке, некто Виктор Голанц, британский печатник, предложил Дерлету выпустить Лавкрафта у себя на родине. Это предприятие увенчается в 1951 году двумя изданиями: «Скиталец тьмы и другие страшные рассказы» и «Случай Чарльза Декстера Варда». Не столь, по-видимому, предвзятая к «странному» жанру британская критика приняла их вполне благосклонно. Punch отзовется так: «Лавкрафт – неотмеченный корифей необъятного ужаса»47. В Times Literary Supplement выйдет анонимная рецензия на «Случай Чарльза Декстера Варда», ныне приписываемая известному романисту Энтони Поуэллу. Тот в сдержанных тонах заключает так: «Впрочем, иной раз мертвецам, бесспорно, есть чем напугать»48. Детективные писатели Фрэнсис Айлз (Энтони Беркли Кокс) и Эдмунд Криспин расточали Лавкрафту хвалу49. В итоге Голанц не прогадал: к 1977 году «Скиталец тьмы» претерпит пять тиражей в твердом переплете и еще пять – в мягком от Panther Books, а «Случай Чарльза Декстера Варда» был переиздан Panther Books в 1963 году и к 1973-му получил еще четыре тиража. В 1959 году переиздание сборника «Затаившийся страх и другие рассказы» (в мягком переплете, World Distributors) подогреет интерес к жанру у англичан.
Любопытнее здесь реакция на Лавкрафта в остальном мире. В 1954 году два его сборника вышли во Франции, затем его вскоре напечатают в Германии, Италии, Испании и Южной Америке. Франция обязана этим Жаку Бержье – возможному корреспонденту Лавкрафта. Сборники привлекут Жана Кокто, который отметится в Observer статьей о первом французском издании «La Couleur tombée du ciel»: «американец Лавкрафт ваяет ужасающий мир пространства-времени. Его слегка небрежный слог улучшен во французском переводе»50. Здесь слышен голос Жака Папи – раннего переводчика Лавкрафта, которого и вправду так отталкивал его язык, что в угоду «изящности» он нарочно породил упрощенный, урезанный текст без целых оборотов и предложений. Не исключаю, что замысловатый стиль Лавкрафта нелегко передать по-французски, но факт остается фактом: читатели Папи (а его переводы издаются по сей день) читали не Лавкрафта. Критика не обошла эти ранние издания стороной и в целом отнеслась к ним проницательнее, чем в англоязычном мире.
Фанатская среда на протяжении пятидесятых не теряла активности. Виднее всех был Джордж Т. Уэтцел. В 1946 году он примется за новую библиографию Лавкрафта (в 1943-м Фрэнсис Т. Лейни и Уильям Х. Эванс с помощью Барлоу и других уже составили одну – крайне отрывочную). Уэтцел не один год штудировал любительские издания, а Роберт Э. Брайни – профессиональные. Их труд выльется в семитомник «Лавкрафт: коллекция сочинений» Уэтцела (1955). Его значимость не переоценить; для библиографов Лавкрафта он станет краеугольным камнем. В первые пять вошли малоизвестная проза писателя, стихи и эссе, в шестой – тексты о нем, в том числе воспоминания Эдварда Х. Коула из единственного за двадцать лет номера Olympian. Пусть весь семитомник скромно издан на мимеографе, он возродил интерес к малым произведениям Лавкрафта, который малотиражная пресса поддерживает по сей день.
На исследовательском поприще о Лавкрафте крайне тонко напишет швейцарец Петер Пенцольдт в труде «Сверхъестественное в художественной литературе» (1952) – пожалуй, первой достойной монографии об ужасах со времен Лавкрафта, которая вдобавок во многих положениях вторит его эссе. Также Лавкрафта впервые включили в учебник (если не считать «Сонную лощину сегодня»): Джеймс Б. Холл и Джозеф Лэнгленд вставили «Музыку Эриха Занна» в том «Рассказы» в полном виде и с вопросами к тексту.
В 1950 году по Лавкрафту впервые защитят диссертацию – «Говард Филлипс Лавкрафт: автопортрет», авторства Джеймса Уоррена Томаса из Брауновского университета. Томас копнул его нью-йоркский период (несомненно, в письмах к тетям) и, ужаснувшись шовинизму, предубежденно заклеймил Лавкрафта «узколобым, ограниченным, зашоренным и лишенным обычных человеческих чувств». Задумав издать свой труд, он справился насчет цитирования писем у Барлоу (как формального владельца писем в библиотеке Джона Хэя) и Дерлета. Последний наотрез запретил компрометировать Лавкрафта, так что в итоге Томас отступил. Его урезанная диссертация выйдет в литературном журнале Детройтского университета Fresco в четырех номерах с осени 1958-го по лето 1959 года. Осенний номер 1958-го целиком посвящен Лавкрафту и небезынтересен.
К 1959 году у Дерлета наберется материал на очередной альманах «Запертая комната и другие рассказы», который вновь напомнит читателю о Лавкрафте. Трудно сказать, как Дерлет проспонсировал выпуск еще трех книг со сливками творчества писателя: «Ужас Данвича и другие» (1963), «Хребты безумия и другие повести» (1964), «Дагон и другие жуткие рассказы» (1965). Ради этих проектов, отметит он, пришлось надолго отложить остальные51, однако не пойти ко дну издательству наверняка позволила продажа прав на экранизацию. Так или иначе, Дерлет запустил эти три сборника в печать. В 1963 году он также наконец-то издаст тонкий «Сборник стихов» (разумеется, не всех – на это и не было задела), который все откладывался из-за нерасторопности иллюстратора Фрэнка Утпателя. Ожидание окупилось стократ: его карандашные рисунки (особенно к «Грибам с Юггота») остались вне конкуренции.
Между тем в 1965 году после всех переносов Дерлет все же разродился первым томом «Избранных писем». Причина многолетней задержки в том, что из-за все новых и новых писем приходилось корректировать выстроенную хронологию, вдобавок наверняка мешал и финансовый вопрос. Второй том выйдет в 1968 году, третий – в 1971-м. Несмотря на ошибки из-за неразборчивого почерка и местами одиозные купюры (в одном случае от письма остались только приветствие и прощание), появление этих книг стало важной вехой. Однако Дерлет на тот момент слабо терпел широкую прессу – ведь первые книги «Аркхэм-хаус» она раскритиковала и с годами все хуже смотрела на него самого (ярчайший пример тому – статья Синклера Льюиса в Esquire), – посему выход книг отметили только в научно-фантастической и фэнтезийной средах. Также он еще издаст один разнообразный альманах «Ночное братство и другие рассказы» (1966), антологию «Мифы Ктулху» (1969) и «Ужас в музее и другие редакторские работы» (1970).
Пару слов стоит уделить ранним экранизациям и постановкам Лавкрафта. В 1949 году «CBS» выпустит радиоспектакль по мотивам «Ужаса Данвича» (настолько патетичный и не страшный, что ровно поэтому Лавкрафт в свое время отказал в постановке «Грез в ведьмовском доме»), но киностудии его внезапно заметят лишь в начале шестидесятых. Один за одним на экраны выйдут три ленты: «Заколдованный замок» (1964), «Умри, монстр, умри!» (1965) и «Запертая комната» (1967). Первая названа по стихотворению По и входит в цикл его адаптаций Роджера Кормана, хотя на деле снята по «Делу Чарльза Декстера Варда» (что и указано в титрах). Вторая – экранизация «Цвета из иных миров», третья же основана на «Мифах Ктулху». Все три стали любопытными экспериментами (в первом играет Винсент Прайс, во втором – Борис Карлофф, в третьем – Гиг Янг), хотя оставляют желать лучшего – тем ироничнее, что «Запертая комната», пожалуй, интереснее всех. В 1970 вышел «Ужас Данвича» – провальный гротеск с импозантным Дином Стокуэллом в роли Уилбура Уэйтли и очаровательной Сандрой Ди в роли выдуманной для фильма героини. Древних же явно играют хиппи под кислотой.
В шестидесятых критика практически затихнет, хотя те же «Избранные письма» дадут толчок многим работам. Самая невзрачная – «Мираж Лавкрафта» (1965) Джека Л. Чалкера. Лучшая, увы, не увидела света: это магистерская диссертация Артура С. Коки из Колумбийского университета «Г. Ф. Лавкрафт: обзор жизни и творчества» о жизненном пути писателя, подкрепленная документами. За границей между тем писателя не забудут. В Германии выйдет сборник рассказов «Cthulhu: Geistergeschichten» в переводе выдающегося поэта Х. К. Артманна. В 1969 году Лавкрафту посвятит двенадцатый выпуск видный французский журнал L’Herne: в нем изданы переводы его рассказов и американских статей о нем, а также французские рецензии.
Остановимся подробнее на одной критической работе – «Сила грез: литература и воображение» Колина Уилсона (1961). Уилсон заявил о себе в двадцать четыре года с дерзким социологическим исследованием «Изгой» (1956). Увлекшись фантастикой, он набрел на Лавкрафта – и отнесется к нему странно: «Кое в чем Лавкрафт поистине ужасает. Своей „войной против рационализма“ он схож с У. Б. Йейтсом – только, в отличие от него, безумен под стать дюссельдорфскому маньяку Петеру Кюртену… Лавкрафт – социопат, отвергший „реальность“ и приличия, которые не дают вменяемому зайти так далеко»52. Чем дружелюбный Лавкрафт вызвал такой яд – загадка, достойная психологического исследования. Нужно ли говорить, как вздорна тирада Уилсона, как обрывочно он читал критикуемые работы (вплоть до того, что запутался в сюжете «За гранью времен») и с какой безответственностью углубился в его жизнь и взгляды. Как он позже признается, его жизнерадостный оптимизм просто не вынес пессимизма Лавкрафта (за который Уилсон – якобы философ – принял присущую Лавкрафту разновидность безучастности).
Дерлет, предоставивший часть источников, остался в глубоком возмущении от статьи и бросил Уилсону вызов: воспроизвести дух Лавкрафта самому. Очень быстро это увенчается романом «Паразиты сознания» (1967), которые в Америке издаст «Аркхэм-хаус». В предисловии Уилсон скрепя сердце признает свою «излишнюю резкость» в «Силе грез», хотя в будущем продолжит называть Лавкрафта «чудовищным писателем», чье творчество «любопытно лишь как симптом, а не литература»53. На деле Уилсон просто не вынес мрачности Лавкрафта, не разделявшего его наивной веры в некое светлое будущее человечества.