И все-таки, возможно, в романе есть тонкий намек на одержимость духом. Карвен решает жениться не только с целью восстановления репутации, но и потому что ему нужен наследник. Такое чувство, будто он знает, что однажды умрет и сам потребует воскресить себя посредством «главных Солей», поэтому Карвен занимается тщательными приготовлениями: он делает записи для «Того, кто будет после меня», оставляя большое количество указаний на местонахождение его останков. Тогда, быть может, Карвен действительно оказывает духовное воздействие на Варда, чтобы тот сначала нашел его вещи и тело, а затем воскресил его. Пожалуй, точнее будет сказать, что в этом плане действий воплотились все представления Лавкрафта о судьбе и детерминизме: Вард вынужден следовать определенному курсу, и из-за этой неизбежности происходящее кажется еще более пугающим.
«Случай Чарльза Декстера Варда» – одна из немногих удач Лавкрафта в создании словесных образов героев. И Карвен, и Вард описаны очень живо, причем, изображая Варда, Говард непредумышленно черпал вдохновение из собственных эмоций. Уиллетт получился не таким ярким и иногда предстает чересчур напыщенным и самодовольным. Раскрыв дело, он произносит следующую нелепую речь: «Ни на какие вопросы я ответить не могу, скажу лишь, что существуют разные виды магии. Я провел великое очищение, и обитатели этого дома теперь смогут спать спокойно».
Тем не менее Сент-Арман справедливо называет главным «героем» романа сам Провиденс. Чтобы выделить в произведении не только все исторические данные, обнаруженные Лавкрафтом, но и добавленные им автобиографические детали (а их бессчетное множество), понадобился бы очень длинный комментарий. В описании юного Варда в самом начале произведения можно найти отголоски детства Лавкрафта, хотя и с некоторыми неожиданными изменениями. Например, в романе описание «одного из самых ранних детских воспоминаний», а именно «бесконечного западного моря туманных крыш и куполов, шпилей и далеких холмов, которые он увидел одним зимним днем с огражденной насыпи, – все это было окрашено в загадочный фиолетовый цвет на фоне пылающего апокалиптического заката, подсвеченного красным, золотым, пурпурным и необычным зеленым», относится к парку Проспект-Террас, однако из писем Лавкрафта мы знаем, что такое удивительное зрелище открылось ему на железнодорожной насыпи в Оберндейле, штат Массачусетс, примерно в 1892 году. Вард, пробыв несколько лет за границей, с радостью возвращается в Провиденс, и таким образом Лавкрафт очень даже прозрачно намекает на два года жизни, проведенные в Нью-Йорке. Данный отрывок завершается простой, но очень трогательной фразой: «Спустились сумерки, и Чарльз Декстер Вард вернулся домой».
Интересно отметить, что Уиллетту удается окончательно избавиться от Карвена, тогда как Малоун не сумел побороть древний ужас в Ред-Хук: этот разительный контраст вызван тем, что Нью-Йорк вполне может оказаться пристанищем всего самого жуткого, а Провиденс необходимо очистить от любого зла. С подобным мы всегда будем встречаться в произведениях Лавкрафта о Провиденсе. Действительно, во многих отношениях «Случай Чарльза Декстера Варда» и правда можно назвать усовершенствованной версией «Кошмара в Ред-Хуке». Некоторые детали более раннего рассказа перекочевали в роман: Карвен занимается алхимией, а Сайдем – каббалой; Карвен пытается восстановить свое положение в обществе посредством выгодного брака, и те же цели преследует Сайдем, женившись на Корнелии Герритсен; храбрый Уиллетт выступает в качестве силы, противодействующей Карвену, а в рассказе эту роль играл Малоун, будучи противником Сайдема. Лавкрафт вновь обратился к относительно небольшому запасу основных сюжетных элементов и вновь сумел создать мастерское произведение из посредственного.
Жаль, конечно, что Лавкрафт и не пытался подготовить «Случай Чарльза Декстера Варда» к публикации, даже когда в 1930-х годах издатели как раз просили у него роман, однако не нам судить о мнении Лавкрафта – а он полагал, что произведение получилось второсортным, «неповоротливым и скрипучим образцом ходульного старья»22. Теперь же роман считается одной из его лучших работ, в котором он опять обращает наше внимание на посыл из «Сомнамбулического поиска неведомого Кадата»: Лавкрафт стал самим собой благодаря тому, что родился и воспитывался как коренной житель Новой Англии. Со временем он все более отчетливо стал понимать, что местом действия его произведений должны стать родные края, и в результате Новая Англия подверглась постепенной трансформации, став эпицентром одновременно удивительного и ужасного.
Последнее произведение, относящееся к всплеску художественного творчества Лавкрафта 1926–1927 годов, – это «Цвет из иных миров», написанный в марте 1927 года. Это, бесспорно, один из лучших его рассказов, который и самому Лавкрафту всегда очень нравился. Сюжет его также очень хорошо известен, поэтому я не стану вдаваться в излишние подробности. «К западу от Аркхэма собираются разместить новое водохранилище, и герой-землемер, отправившись туда, видит суровую местность, где ничего не растет, – недаром местные жители называют ее «испепеленной пустошью». Герой хочет выяснить, откуда появилось это название и в чем причина опустошения этого района. Наконец он находит живущего неподалеку старика по имени Амми Пирс и от него узнает невероятную историю о том, что здесь произошло: в 1882 году на территорию фермы, где жил с семьей Нейхем Гарднер, упал метеорит. Исследовавшие этот объект ученые из Мискатоникского университета обнаружили, что он обладает очень необычными свойствами: не поддается охлаждению, вызывает на спектроскопе невиданные прежде сияющие полосы и не реагирует ни на какие растворители. Внутри метеорита находится «огромная цветная глобула»: «Цвет… практически не поддается описанию, и только по аналогии его вообще называли цветом». Если стукнуть по глобуле молотком, она лопается. Сам же метеорит постепенно уменьшается в размерах и в конце концов полностью исчезает.
После этого начинает твориться нечто странное. Нейхем собирает урожай яблок и груш поразительных размеров, однако те оказываются несъедобными, вокруг все чаще встречаются растения и животные со странными мутациями, а коровы Нейхема начинают давать испорченное молоко. Затем жена Нейхема Набби сходит с ума и «кричит о каких-то неописуемых сущностях, парящих в воздухе», в итоге ее запирают в комнате наверху. Вскоре от всей растительности не остается ничего, кроме сероватого пепла. Сын Нейхема Теддиус теряет рассудок, вернувшись от колодца, нервы двух других сыновей, Мервина и Зенаса, тоже не выдерживают. После этого несколько дней никто не видит Нейхема. Амми, набравшись смелости, отправляется на ферму и видит, что случилось страшное: сам Нейхем сошел с ума и бормочет что-то невнятное:
«Ничего… ничего… цвет… он пылает… холодный и влажный, но горит… обитал в колодце… из всего забирал жизнь… в этот камень… все ушло в камень… все вокруг отравил… не знаю, чего он хочет… проникает в твой разум и все забирает… не скроешься… притягивает… понимаешь, что придет, но ничего не поделать…»
И на этом все: «Говоривший не смог больше издать ни звука, так как плоть его провалилась внутрь черепа». Амми вызывает на ферму полицию, коронера и других официальных лиц, и после серии необъяснимых событий из колодца прямо до неба вырастает вертикальный столб непонятного цвета. Один небольшой его фрагмент, как замечает Амми, возвращается на землю. С тех пор посеревшая территория «испепеленной пустоши» расширяется на дюйм каждый год, и когда она остановится – неизвестно.
Лавкрафт справедливо называл эту историю «атмосферным исследованием»23, ведь никогда прежде ему не удавалось так четко уловить атмосферу необъяснимого ужаса. Для начала рассмотрим место действия. Упомянутое в рассказе водохранилище действительно существует: речь идет о водохранилище Куаббин, строительство которого было задумано еще в 1926 году, хотя работы завершились только в 1939 году. Правда, в одном из поздних писем Лавкрафт заявлял, что имел в виду водохранилище Ситуэйт в Род-Айленде (построенное в 1926 году), из-за которого он и решил добавить этот элемент в историю24. Водохранилище он увидел в конце октября, когда проезжал через западно-центральную часть штата по дороге в Фостер25. Однако мне все-таки не верится, что Лавкрафт не вспомнил и про водохранилище Куаббин, ведь оно расположено как раз в центре Массачусетса, где и происходит действие рассказа, а для его возведения потребовалось расселить и затопить несколько городов. В любом случае уже в первом абзаце Лавкрафт мастерски изобразил суровую сельскую местность:
«К западу от Аркхэма возвышаются необитаемые холмы, а между ними пролегают поросшие лесом долины, до чащи которых не добирался ни один дровосек. По краям темных узких ущелий причудливо изгибаются деревья, сквозь которые даже лучик солнца не пробьется до поверхности тоненьких ручейков. На более отлогих скалистых склонах холмов разбросаны старинные фермы с низкими замшелыми домами, где в тени горных выступов таятся древние секреты Новой Англии, однако все они теперь опустели. Широкие дымоходы осыпаются, стены под низкими мансардными крышами пугающе вздуты».
Дональд Р. Берлесон вполне оправданно предполагал, что этот отрывок написан под влиянием «Il Penseroso» («Задумчивого», итал.) Мильтона («Арки сумрачных лесов, / Милые Сильвану тени / Сосен и вековых дубов, / Где грубый стук топора / Никогда не беспокоил нимф»), хотя здесь можно отметить и автобиографическую связь. Лавкрафт уже видел подобную местность, только, как ни странно, вовсе не в Новой Англии. Вот описание девственного леса в Палисадах Нью-Джерси, который он увидел в августе 1925 года на пути к Баттермилк-Фолс:
«По дороге к этой живописной Мекке мы пересекли самую прекрасную лесистую местность нашей страны: бескрайние акры величественного леса, нетронутого лесорубами, холмы и долины, ручьи и ущелья, овраги и обрывы, скалистые уступы и вершины, болота и лесная чаща, опушки и скрытые от глаз луга, панорамные виды, родники и расселины, тенистые уголки и ягодники, рай для птиц и кладезь полезных ископаемых»