47. О реакции Мэкена можно лишь догадываться по комментарию Дональда Уондри, сообщившего Лавкрафту: «Сегодня я получил письмо от Мэкена, где он упоминал вашу статью и произведенное на него впечатление»48. Мне нигде не встречались слова самого Мэкена насчет труда Лавкрафта. Экземпляры журнала были также отправлены Блэквуду, Дансени, Редьярду Киплингу, Шарлотте Перкинс Гилман, Мэри Э. Уилкинс Фриман и другим.
Уже в апреле 1927 года у Лавкрафта появилась «смутная и неопределенная задумка»49 по расширению «Сверхъестественного ужаса в литературе» для потенциального второго издания, а Кук даже рассматривал возможность напечатать эссе отдельным выпуском в качестве монографии. В «Тетради для заметок» Лавкрафт даже выделил место под «Список книг для новой версии статьи о „странной“ литературе», упомянув там чудесный роман Леонарда Клайна о генетической памяти «Темная комната» (1927), зловещий роман Герберта Гормана о колдовстве в захолустье Новой Англии «Место под названием Дагон» (1927) и некоторые другие произведения, прочитанные им в последующие месяцы и годы. Однако в связи с финансовым крахом Кука и проблемами со здоровьем планы пришлось отложить, и второе издание статьи появилось только в 1933 году – и в совершенно неожиданном для Лавкрафта виде.
К 1927 году, когда Лавкрафт опубликовал уже с два десятка рассказов в Weird Tales, а любительская деятельность в связи с крахом ОАЛП практически сошла на нет, Говард начал собирать вокруг себя коллег, заинтересованных в «странной» литературе. В последние десять лет жизни он станет приятелем, наставником и другом по переписке для дюжины писателей, которые пойдут по его стопам и станут известными авторами «странных», мистических и научно-фантастических произведений.
Август Дерлет (1909–1971) вышел на Лавкрафта через Weird Tales. Скорее всего, он обратился к Фарнсуорту Райту еще до отъезда Лавкрафта из Нью-Йорка в середине апреля 1926 года, поскольку Райт предоставил ему адрес на Клинтон-стрит, 169. Дерлет отправил Лавкрафту письмо напрямую только в конце июля, и тот сразу ответил ему в начале августа. С тех пор они регулярно (раз в неделю) переписывались на протяжении следующих десяти с половиной лет.
На тот момент Дерлет только что окончил школу в Сок-Сити, штат Висконсин, и осенью 1926 года приступил к учебе в Висконсинском университете в Мадисоне, где в 1930 году получил диплом с отличием за работу «Англоязычная „странная“ проза после 1890 года», написанную под сильным влиянием «Сверхъестественного ужаса в литературе» Лавкрафта (из эссе даже целиком взяты некоторые фразы). Впрочем, по натуре Дерлет не был критиком: его сильными сторонами были проза и, в меньшей степени, поэзия. В художественной литературе он проявил поразительное разнообразие и зрелость для своих лет. Хотя первый рассказ Дерлета напечатали в Weird Tales, когда ему было восемнадцать лет («Башня летучей мыши», номер за май 1926 года), его «странные» произведения – как собственного сочинения, так и созданные в сотрудничестве с молодым Марком Шорером – считаются наименее интересной стороной его творчества, поскольку они традиционны, не очень оригинальны и почти ничем не примечательны. Лавкрафту Дерлет признавался, что написал их исключительно ради заработка. Более серьезные работы Дерлета, которыми он со временем и прославится и которые до сих пор остаются самым значительным его вкладом в литературу, – это серия саг, где местом действия является его родной Висконсин. Эти работы в духе Пруста, вызывающие в читателе различные эмоции и воспоминания, отличаются простым изяществом, которое позволяет создать сильный образ персонажа. Первым опубликованным из таких произведений стал сборник повестей «Сборище ястребов» (1935), хотя уже в 1929 году Дерлет работал над романом «Юные годы» (в 1941 году он вышел под названием «Весенний вечер»). Если вы не читали эти или другие многочисленные работы, вышедшие из-под пера Дерлета за его долгую и плодотворную карьеру, то вам трудно будет понять, почему еще в 1930 году Лавкрафт с таким воодушевлении писал о своем молодом коллеге и ученике:
«Дерлет произвел на меня крайне благоприятное впечатление с того самого момента, как я впервые получил от него личное послание. Я заметил, что он обладает огромным запасом энергии и мысленной активности – дай лишь время, и он начнет использовать свои ресурсы в выгодном художественном свете. Имелась в нем и доля юношеского эгоизма, но это вполне ожидаемо… И естественно, по прошествии лет я увидел, что парень на самом деле растет и развивается. Окончательным подтверждением стали его изысканные заметки с воспоминаниями, которые он начал делать пару лет назад, ведь в них он сумел достичь высокого уровня узнаваемо искреннего и серьезного самовыражения… Ему действительно есть что сказать, и с этим не поспоришь… и высказывался он честно и сильно, используя в приносящем ему заработок материале минимум халтурных стилистических уловок и приемов»50.
В более поздние годы Лавкрафт восхищался как способностью Дерлета читать и сочинять огромное количество литературы, так и его двуликим умением писать массовую прозу для бульварных журналов и создавать эмоциональные зарисовки из жизни для небольших изданий.
Привлекал Дерлета и детективный жанр. В начале 1930-х годов он начал писать романы о судье Пеке. Лавкрафт прочитал первые три книги этой серии (всего их будет десять, последняя выйдет в 1953 году) и высказался о них положительно, хотя, честно говоря, это ужасная халтура. В 1929 году Дерлет приступил к работе над сборником рассказов в стиле Шерлока Холмса Конана Дойля, в которых речь шла о детективе по имени Солар Понс. Рассказы получились более удачными и даже относятся к лучшим работам-подражаниям из канона Холмса. В итоге у Дерлета наберется целых шесть сборников рассказов и одна повесть с приключениями этого героя.
В первые годы общения Лавкрафт и Дерлет часто обсуждали «странную» прозу, и Дерлет, жаждавший продать свои работы, сообщал Говарду о всех появлявшихся возможностях, а позже и сам отправлял рассказы Лавкрафта в Weird Tales, когда тот не проявлял инициативы. В своих обсуждениях они затрагивали современную литературу, творчество Дерлета (Лавкрафт зачастую предлагал ему советы по редактированию произведений, но Дерлет обычно отвергал их или просто не обращал внимания), спиритизм и паранормальные явления (Дерлет во все это верил), а также некоторые другие вопросы. И все же в переписке они так и не дошли до того уровня близости, на который Лавкрафт вышел с Мортоном, Лонгом, Смитом и другими. Быть может, все дело в том, что они ни разу не встречались лично: Дерлет подумывал о том, чтобы съездить на восток, но не успел до смерти Лавкрафта; Говард тоже рассматривал вариант с поездкой в Висконсин, однако ему не хватало средств, да и, как мне кажется, особого желания туда ехать. Причина, возможно, заключается и в характере Дерлета. Лавкрафт справедливо называл его эгоистичным, и эта черта Дерлета только усилилась с приходом «успеха», когда его произведения начали публиковать. Дерлету больше всего нравилось говорить о самом себе, и реакция Лавкрафта всегда была любезной, хотя при этом довольно сдержанной и стереотипной в пределах этой узкой темы. Лавкрафт, безусловно, от всего сердца восхищался молодым другом, предполагая, что Дерлет станет единственным писателем из его знакомых, кто по-настоящему прославится, однако он никогда не был так же откровенен с Дерлетом, как, например, с Лонгом и Мортоном.
Дональд Уондри (1908–1987) познакомился с Лавкрафтом в конце 1926 года через Кларка Эштона Смита. Смит стал первым кумиром для Уондри и в некотором смысле оставался образцом для него как в художественной литературе, так и в поэзии. Благодаря Джорджу Стерлингу восторженное эссе Уондри о Смите «Император снов» вышло в Overland Monthly за декабрь 1926 года. Вот отрывок из этой работы:
«Некоторые его стихотворения подобны скрытому в тени золоту, некоторые напоминают объятое пламенем эбеновое дерево, другие же кристально чисты и прозрачны либо сияют неземным звездным светом. Одно выточено из холодного мрамора, другое причудливым образом вырезано из нефрита, некоторые похожи на блестящие бриллианты, а есть еще и горящие загадочным огнем рубины и изумруды. Время от времени попадается маковый цветок, орхидея из адского парника, шепот зловещего ветра или дыхание раскаленных песков преисподней».
И далее он продолжает в том же духе. Все, кого впечатлила поэзия Смита, склонны описывать ее именно в таких выражениях. Среди критических работ Уондри есть и более успешные примеры, например эссе «Артур Мэкен и Холм грез» (Minnesota Quarterly, весна 1926 года). Более того, критика играла не самую важную роль в его творчестве, хотя во время учебы в Университете Миннесоты Уондри отправлял Лавкрафту свои курсовые работы по готической прозе. Изначально его больше всего привлекала поэзия, и большинство ранних стихов Уондри вполне ожидаемо написаны под сильным воздействием Смита. Пожалуй, в поэзии Уондри больше элементов ужасного, чем у Смита, к примеру, в «Полуночных сонетах», о которых мы поговорим чуть позже, однако он, как и Смит, нередко обращается к теме космоса и любви. В философском стихотворении «Решительный хаос» чувствуются нотки мизантропии и пессимизма, присущие Уондри в юные годы:
Так мало дней, так много можно узнать,
Так мало света, так много проходов,
Так темно, какой бы путь ни выбрал,
Так велик разрыв и накрепко закрыты двери,
Что я уже устал, хотя прошел немного,
И начал ощущать поражение.
Поэтому решение далеко, как звезды,
И уверенность подвергается сомнениям и изменениям,
И победа бесконечно далека,
Там, где не ступала нога человека
И никогда не ступит, поскольку эта безжалостная связь
Слишком сурова для подчинения человеку,
И вот он я, довольный тем, что имею,