44. К сожалению, рукописный оригинал, судя по всему, не сохранился, да и сама книга «Врата в поэзию», как и многие другие проекты Лавкрафта и его друзей, так и не была опубликована – ни издательством «Макмиллан», ни «Американ бук кампэни», которой Моу решил ее предложить, ни даже небольшой образовательной фирмой «Кенион пресс» из города Вауватоса, штат Висконсин, выпустившей «Образные средства» (1931) Моу в виде тонкой брошюрки, – только этот несчастный отрывок и остался от «Врат в поэзию». Образцы стихов, упомянутых Лавкрафтом, сохранились в длинном письме к Моу, отправленном в конце лета 1927 года, на составление которого наверняка понадобилось несколько дней. В нем собраны всяческие необычные стихотворные размеры и схемы рифмовки от известных поэтов45.
Еще один отрывок дошел до нас в виде машинописного текста (возможно, его подготовил Моу) под заголовком «Изучение сонетов». В нем приведены два написанных Лавкрафтом сонета, один в итальянской форме, другой – в шекспировской, а также даются краткие комментарии Моу. Оба стихотворения ничем не примечательны, зато в них понемногу начинают отражаться новые взгляды Лавкрафта на использование живого языка в поэзии.
В конце лета 1927 года Уилфред Б. Талман в благодарность за помощь в работе над своими произведениями предложил Лавкрафту за символическую плату сделать для него экслибрис – книжный знак, удостоверяющий владельца книги. Лавкрафт пришел в восторг от этой идеи: ни у него, ни у кого-либо из его родных никогда не было экслибриса, и раньше он просто подписывал книги своим именем. В некоторых экземплярах из его библиотеки также указан странный код или последовательность цифр – возможно, так он отмечал расположение книг на полках. Талман был умелым художником и, как нам известно, страстно увлекался генеалогией. Он подготовил два варианта экслибриса: с видом колониального Провиденса и с гербом Лавкрафта. Несколько писем подряд они обсуждали рисунки Талмана, но в итоге Лавкрафт все-таки сделал выбор в пользу первого варианта. Работа была окончена только к лету 1929 года, зато ожидание того стоило: на изображении красовался типичный для Провиденса дверной проем с веерным остеклением, а в левом нижнем углу поместились простые слова «ЭКСЛИБРИС / ГОВАРД ФИЛЛИПС ЛАВКРАФТ». Увидев пробный оттиск, Лавкрафт радостно восклицал в письме: «Господин Талман, я в изумлении… Меня переполняют чувства… смотрится великолепно, даже лучше, чем я ожидал, хотя ваш карандашный набросок уже задавал высокую планку! Вы прекрасно уловили суть образа, который я желал увидеть, придраться не к чему даже по мелочам»46. Изначально Лавкрафт заказал всего пятьсот отпечатанных экземпляров – именно столько книг из его библиотеки, по его мнению, находились в приличном состоянии и заслуживали отличительный знак. Неудивительно, что Говард повсюду хвалился своим экслибрисом.
В самом начале 1929 года Сэм Лавмэн приехал в Провиденс, и вместе с Лавкрафтом они на несколько дней поехали в Бостон, Салем и Марблхед, после чего Говард по воде отправился в Нью-Йорк. Перед тем как приступить к запланированному на весну путешествию по югу, ему предстояло решить одно небольшое дельце – развестись с Соней.
Где-то в конце 1928 года Соня, по всей видимости, принялась настоятельно требовать развода. Лавкрафт, что любопытно, был против: «…он всеми способами пытался убедить, как высоко меня ценит и каким несчастным станет из-за развода; говорил, что джентльмен не разводится с супругой без весомой причины, а у него такой причины нет»47. При этом Лавкрафт вовсе не намеревался снова жить вместе с Соней – ни в Нью-Йорке, ни в Провиденсе. Его смутил сам факт развода, идущий вразрез с его представлениями о поступках истинного джентльмена. Он был готов поддерживать отношения по переписке и даже привел в пример какого-то знакомого, который из-за болезни жил отдельно от своей супруги и общался с ней посредством писем. Соня такую идею не поддерживала: «Я ответила, что мы оба здоровы и что я не хочу быть женой на расстоянии, „наслаждающейся“ компанией живущего в другом городе мужа только в письменном виде».
До сих пор не совсем ясно, как дальше развивались события. По словам Артура С. Коки, изучавшего различные документы в Провиденсе, двадцать четвертого января Соня получила повестку от Верховного суда Провиденса, согласно которой ей предстояло явиться на слушание первого марта. Шестого февраля Лавкрафт вместе с Энни Гэмвелл и К. М. Эдди пришел в адвокатскую контору на Вестминстер-стрит, 76 (в здании «Голова турка»), к Ральфу М. Гринлоу и заявил следующее:
Вопрос № 1: Ваше полное имя?
Ответ: Говард Филлипс Лавкрафт.
Вопрос № 2: По состоянию на 24 января 1929 года вы проживали в Провиденсе более двух дет?
Ответ: Да, с 17 апреля 1926 года.
Вопрос № 3: Сейчас вы постоянно проживаете в городе Провиденс, штат Род-Айленд?
Ответ: Да.
Вопрос № 4: И вы были женаты на Соне Х. Лавкрафт?
Ответ: Да.
Вопрос № 5: Когда вы поженились?
Ответ: 3 марта 1924 года.
Вопрос № 6: У вас имеется заверенная копия свидетельства о браке?
Ответ: Имеется.
(Документ принят в качестве подтверждения и помечен истцом как доказательство № 1.)
Вопрос № 7: В браке вы были верны супруге?
Ответ: Да.
Вопрос № 8: И выполняли все брачные обязательства?
Ответ: Да.
Вопрос № 9: Итак, вы заявляете, что ответчик, Соня Х. Лавкрафт, покинула вас?
Ответ: Да, 31 декабря 1924 года.
Вопрос № 10: Хотя вы не давали ей никакого повода вас бросать?
Ответ: Абсолютно никакого.
Вопрос № 11: В этом браке не родились дети?
Ответ: Нет.
«Показания миссис Гэмвелл и мистера Эдди подтверждают заявление Лавкрафта о том, что его покинула жена и его вины в этом нет»48, – добавляет Коки.
Такой спектакль пришлось устроить из-за реакционных законов о разводе, действовавших в штате Нью-Йорк: вплоть до 1933 года существовало только два основания для развода: супружеская измена или пожизненное заключение одного из супругов. Помимо этого в Нью-Йорке можно было аннулировать брак, если человек вступил в него «по принуждению или обманом» (при этом что именно представлял из себя обман, толковалось на усмотрение судьи) или же если одну из сторон на пять лет признавали психически невменяемой49. Ничто из вышеперечисленного Лавкрафту с Соней не подходило, вот и пришлось выдумать историю о том, что она его «покинула», – естественно, все задействованные лица были в курсе происходящего. Позднее в том же году Лавкрафт поведал Моу о том, с какими юридическими сложностями ему пришлось столкнуться:
«…в большинстве просвещенных штатов вроде Род-Айленда законы о разводе допускают разумные корректировки в тех случаях, когда невозможно подобрать соответствующее решение. Если бы в других штатах – например, в Нью-Йорке и Южной Каролине, где люди до сих пор живут по средневековым устоям, – людей хоть немного заботила проблема отмирающего института моногамии, они бы последовали примеру законодательства более продвинутых соседей…»50
Впрочем, главный вопрос заключается в следующем: было ли дело с разводом доведено до конца? Ответ на него однозначно отрицательный. Окончательное судебное решение так и не подписали. Неизвестно, приезжала ли Соня 1 марта в Провиденс, как того требовала повестка: если нет, то это лишь служило подтверждением, что она «бросила» Говарда. Решение суда, скорее всего, было вынесено позже, и Соня его подписала, поскольку именно она настаивала на разводе. Но как она могла допустить, чтобы документ остался без подписи Лавкрафта? Что ж, так обстоят дела. Можно предположить, что Говард намеренно отказался подписывать бумаги на развод, одна мысль о котором была для него невыносима, – и не потому, что он хотел оставаться ее мужем, а потому, что «джентльмен не разводится с супругой без весомой причины». И эта поразительная логика была основана на социальных ценностях, от которых сам Лавкрафт уже начал отказываться. Из всего этого вытекает досадное следствие: вступив впоследствии в брак с доктором Натаниэлем Дэвисом из Лос-Анджелеса, с юридической точки зрения Соня совершила акт двубрачия – и когда ей на это указали, она серьезно встревожилась. Это был не самый успешный брак и завершился он довольно неудачно.
В очередное весеннее путешествие Лавкрафт отправился четвертого апреля. В тот день рано утром он добрался до Нью-Йорка, большую часть дня провел с Фрэнком Лонгом и его родителями, потом пообщался с его гостем, Врестом Ортоном, и тот отвез Говарда в свой дом в Йонкерсе, где проживал с женой, ребенком и бабушкой. (Почему они бросили ферму в Вермонте, мне неясно.) Лавкрафта совершенно очаровало их новое жилище, построенное около 1830 года и расположенное в идиллической сельской местности: «Мощеные плиткой дорожки, старые белые ворота, низкие потолки, окна с мелкой расстекловкой, дощатые полы, белые камины, покрытый паутиной чердак, лоскутные коврики, старинная мебель, вековые коннектикутские часы с деревянной резьбой, а также картины и убранство в духе «Боже, благослови наш дом» – в общем, все то, что характерно для традиционного новоанглийского очага»51. Как вы заметили, находясь в Нью-Йорке, Лавкрафт уже не мог остановиться у Сони после того, как они развелись (по крайней мере, в его собственном понимании). Я не смог найти никакой информации о том, что за эти три недели пребывания Говарда в Нью-Йорке он виделся с Соней, хотя, вполне возможно, он просто никому об этом не сообщил (и даже – или, если быть точнее, особенно – тете Лиллиан, которой он часто писал).
Лавкрафт встречался с членами «банды», посещал различные литературные собрания, организованные Ортоном, и в целом наслаждался свободой от ответственности и работы. Одиннадцатого апреля Лавкрафт и Лонг навестили Эверетта Макнила – тот наконец-то перебрался из Адской кухни в более удобную квартиру в Астории. Макнил трудился над новым романом о Кортесе, но так его и не закончил. Вскоре после этого он попал в больницу, и Лавкрафт с Лонгом несколько раз его навещали. Двадцать четвертого апреля Лавкрафт съездил в Патерсон к Мортону, а на двадцать пятое число пришлось большое собрание «банды» у Лонгов, куда пришли Лавмэн, Уондри, Талман, Мортон и многие другие. На следующий день Лонги отправились на автомобиле в северную часть города и потом в Коннектикут и взяли с собой Лавкрафта.