69.
Лавкрафт, вероятно, узнал о проделках Дерлета, так как в 1934 году упоминал, что Райт не захотел печатать повесть70. Стоит отметить, что после того, как Лавкрафту отказали в публикации «Хребтов безумия», он целых пять с половиной лет лично не отправлял Райту своих работ, за одним единственным исключением.
Осенью 1923 года Лавкрафт написал рассказ «Крысы в стенах», а вскоре после этого обсуждал с Лонгом проблему, возникшую из-за использования кельтских слов (взятых прямо из «Пожирателя грехов» Фионы Маклауд) в конце рассказа: «Единственный недостаток заключается в том, что фраза гэльская, а не валлийская, как должно быть на юге Англии. Правда, как и в случае с антропологией, мелочи не так уж важны. Разницу все равно никто не заметит»71.
Лавкрафт ошибся здесь дважды. Во-первых, современные историки и антропологи сомневаются, что гаэлы первыми поселились в Британии, а затем, под натиском валлийцев, ушли на север, а во-вторых, кое-кто все же заметил разницу. Когда в 1930 году «Крыс в стенах» напечатали в июньском номере Weird Tales, Фарнсуорт Райт получил письмо от молодого писателя, который спрашивал, придерживается ли Лавкрафт альтернативной теории о процессе заселения Британии. Райт решил, что письмо заинтересует Лавкрафта, и передал ему это послание. Вот так Лавкрафт и познакомился с Робертом Ирвином Говардом.
Роберт И. Говард (1906–1936) – писатель, о котором нелегко высказать объективное мнение. Как и в случае с Лавкрафтом, его творчество привлекает множество страстных поклонников, которые добиваются придания серьезного литературного статуса некоторым его работам и при этом страшно обижаются на тех, кто не признает заслуг автора. Лично я считаю, что у Говарда есть несколько великолепных рассказов (правда, с лучшими из произведений Лавкрафта они все-таки не сравнятся), однако в основном его творчество можно отнести к уровню чуть выше бульварных романов.
Биография Говарда во многом даже интереснее его работ. Родился он в небольшом городке Пистер, штат Техас, примерно в двадцати милях к западу от Форт-Уэрта, и почти всю свою недолгую жизнь провел в Кросс-Плейнс. Среди предков Говарда были первопоселенцы из этого региона «звездчатых дубов», что в центральной части Техаса, а его отец, доктор А. М. Говард, был одним из первых местных врачей. Отсутствие формального образования сказалось на Говарде еще сильнее, чем на Лавкрафте (он лишь недолго проучился в колледже Говарда Пейна в Браунвуде на бухгалтерских курсах), потому что в его городке не было библиотек, в связи с чем знания он получал очень неравномерно и придерживался категорических мнений по сферам деятельности, в которых плохо разбирался.
В подростковом возрасте Говард был замкнутым и проводил время за чтением, из-за чего над ним издевались сверстники. Чтобы дать им отпор, он активно взялся за бодибилдинг, так что, уже будучи взрослым, выглядел довольно угрожающе при весе в 90 килограммов и росте около 180 сантиметров. Сочинять Говард начал рано и, не считая кое-каких временных подработок, всю жизнь занимался писательством. Он любил приключения, фэнтези и ужасы и был страстным поклонником Джека Лондона, а благодаря таланту в июле 1925 года попал на страницы Weird Tales с рассказом «Копье и клык». Хотя в дальнейшем Говард публиковался во многих других журналах, включая Cowboy Stories и Argosy, самые примечательные его работы выходили в Weird Tales.
Среди его творений есть и вестерны, и рассказы о спорте, и истории в духе Востока, и «странная» проза. Многие работы Говарда складываются в циклы, объединенные одними и теми же героями, включая Бран Мак Морна (кельтского вождя из Римской Британии), короля Кулла (короля-воителя из мифической доисторической страны Валузии, что в центральной Европе), Соломона Кейна (англичанина-пуританина, жившего в семнадцатом веке) и Конана, воина-варвара из вымышленной страны Киммерии, самого известного персонажа Говарда. Автора больше всего интересовала эпоха доисторических варваров – возможно, потому, что чем-то походила на условия жизни первопоселенцев в Техасе, о которых он узнал то ли из восхищенных рассказов старших, то ли из прочитанных в детстве книг, то ли еще откуда-то. Говард и сам не до конца понимал, откуда появилось это увлечение:
«Я всю жизнь живу на юго-западе страны, однако в сновидениях всегда оказываюсь среди холодных бескрайних земель с ледяными пустошами под хмурым небом, среди безлюдных болот, над которыми носятся мощные морские ветры и где обитают взъерошенные дикари со светлыми горящими глазами. За исключением одного сна, я никогда не попадаю в эту древнюю эпоху цивилизованным человеком. Каждый раз я оказываюсь варваром – одежда из шкур, лохматые волосы, светлые глаза, из оружия – примитивный топор или меч, с помощью которых я борюсь со стихией, дикими зверями или с дисциплинированно марширующими войсками, пришедшими с невозделанных плодородных земель и обнесенных крепостями городов. Все это нашло отражение в моих работах, ведь, несмотря на всю мощь организованной цивилизации, я инстинктивно выбираю сторону варвара»72.
Не подумайте, что я отрицаю литературную ценность творчества Говарда. Именно он придумал поджанр фэнтези «меч и магия», который впоследствии значительно усовершенствовался благодаря Фрицу Лейберу, и пусть многие рассказы Говард сочинял исключительно ради денег, в них он все-таки сумел довольно четко выразить свои взгляды. Правда, взгляды эти были не очень содержательными и глубокими, а стиль Говарда в целом оставался грубым, неряшливым и неуклюжим. К тому же некоторые его рассказы настолько отвратительно расистские, что предрассудкам Лавкрафта до них далеко.
Письма Говарда, как верно подмечал Лавкрафт, куда больше похожи на настоящую литературу, чем его художественные произведения. Неудивительно, что временами в переписке двух авторов со столь разными характерами встречаются напряженные моменты, когда каждый упорно отстаивает свою точку зрения, тем более что за шесть лет общения они успели обсудить множество разных тем, начиная с педантичных и теперь уже устаревших мнений о происхождении рас («Истинно семитский еврей, безусловно, превосходит монголоидного еврея в моральных и культурных аспектах», – однажды заявил Говард73) и заканчивая длинными тирадами на тему их собственного воспитания и споров о преимуществах цивилизации и варварства, а также о вопросах современной политики (в наши дни Говарда назвали бы либертарианцем, так как он был ярым противником любого вида власти). Позже я подробнее расскажу об этих дебатах, а пока приведу один интересный факт. Недавно были обнаружены оригинальные черновики некоторых писем Говарда к Лавкрафту, из которых становится ясно, что Говард хотел проявить себя в споре наиболее убедительно. Его определенно пугал уровень эрудированности Лавкрафта, по сравнению с которым он чувствовал себя безнадежно отсталым, хотя в окружающей реальности он, пожалуй, разбирался лучше, чем затворник Лавкрафт, и поэтому не желал поступаться давними принципами. Говард не раз упоминал жестокие условия жизни в приграничном регионе, где часто случаются драки, перестрелки и тому подобное, так что иногда создается впечатление, будто он специально поддразнивает или пытается вызвать у Лавкрафта потрясение. Некоторые из этих «пугающих» историй Говард, вероятно, и вовсе выдумал.
Тем не менее Лавкрафт верно оценивал Говарда как человека:
«Уровень интеллекта у этого парня примерно такой же, как у любого уважаемого гражданина (банковского кассира, рядового владельца магазина или юриста, биржевого маклера, учителя старших классов, успешного фермера, автора бульварных романов, умелого механика, успешного коммивояжера, ответственного чиновника, служащего армии или флота не выше полковника и тому подобных), то есть он сообразителен и скрупулезен, обладает хорошей памятью, но глубокие знания и аналитические способности у него отсутствуют, хотя в то же время я могу назвать его одним из самых интересных людей среди всех, кого знаю. Говард „Два пистолета“[10] привлекает нестандартностью своих мыслей и чувств, которые не поддаются воздействию условностей, в результате чего он остается самим собой. Он не умеет решать квадратные уравнения и наверняка считает, что Сантаяна – это сорт кофе, зато у него есть целый набор уникальных по гармоничности эмоций, из которых рождаются чудесные вспышки исторических воспоминаний и географических подробностей (в письмах), а в прозе он рисует яркие, мощные и непринужденные картины из мира доисторических сражений… картины, которые остаются своеобразными и полными самовыражения, несмотря на все внешние уступки в угоду отупляющему бульварному стилю»74.
Лавкрафт частенько рассыпался в излишних похвалах, комментируя творчество друзей, однако в этом случае он дал коллеге довольно точную оценку.
В одном из первых писем Говард попросил Лавкрафта подробнее рассказать о Ктулху, Йог-Сототе и других божествах, приняв их за настоящих героев из мифов. Любопытно, что некий Н. Дж. О’Нил, читатель Weird Tales, решил, что придуманный Говардом Катулос, необычное египетское существо из романа «Хозяин судьбы» (Weird Tales, октябрь – декабрь 1929), как-то связан с Ктулху. Естественно, Лавкрафт открыл Говарду правду, и тот начал оставлять в своих произведениях отсылки к псевдомифологии Лавкрафта, делая это точно в духе коллеги – в виде мимолетных упоминаний, дабы создать ощущение присутствия зловещих внеземных сил. Сюжетно, как мне кажется, лишь немногие рассказы Говарда связаны с работами Лавкрафта, а откровенных стилизаций и вовсе не встречается. Говард неоднократно ссылается на «Некрономикон» и кое-где упоминает Ктулху, Р’льех и Йог-Сотота, но не более.
Говард придумал новую вымышленную книгу для вселенной «Мифов Ктулху» – речь идет о «Безымянных культах» фон Юнцта, также известных под названием «Черная книга» и впервые упомянутых в рассказе «Дети ночи» (