(е) Написание текста на основе старой рукописи, наброска сюжета, задумки или идеи, то есть «теневое авторство». За развитие сюжета и выбор языка полностью отвечает редактор. От руки, черновой вариант 2,25
(ж) Написание текста как в пункте (е) плюс перепечатка с двойным интервалом и одним листом копировальной бумаги 2,50
Другие виды работ рассчитываются по особой ставке в зависимости от предполагаемых затрат времени и усилий28.
___________________________
По всей вероятности, в 1931 году у Лавкрафта появился вариант постоянного трудоустройства, однако работа ему не подошла. В начале года он упоминал о предложенной должности, связанной с «чтением и редактированием», только вот работать предстояло в Вермонте, поэтому «такого рода круглогодичная работа была для меня абсолютно исключена»29. Трудно сказать, шла ли речь о том же самом предложении, когда позже в 1931 году Лавкрафт сообщил, что издательство «Стивен Дей Пресс» (Братлборо, штат Виргиния), руководителем которого был Врест Ортон, обратилось к нему с просьбой подготовить корректуру и редактуру «Истории Дартмутского колледжа» (1932) Леона Берра Ричардсона. Об этом Лавкрафт упомянул в сентябре30, добавляя, что в связи с работой над этой книгой ему, возможно, придется поехать в Вермонт, однако поездка не состоялась. Впрочем, месяц спустя, в начале октября, его телеграммой вызвали в Хартфорд, штат Коннектикут, на «личную встречу» для обсуждения данного проекта. Хотя за редактирование книги Лавкрафт получил всего пятьдесят долларов (с оплатой дополнительных расходов), ему казалось, что «за ней последует немало других заданий от „Стивен Дей“»31, но он ошибался. Редактура «Истории Дартмутского колледжа», похоже, сводилась к банальному исправлению ошибок в тексте, поскольку никаких намеков на стиль Лавкрафта в этом труде я не обнаружил.
Периодически у Лавкрафта возникали проблемы с получением гонораров за редакторскую работу. Как уже говорилось, Зелия Бишоп не спешила с оплатой и даже на момент его смерти все еще оставалась его должницей, хотя сотрудничали они давным-давно. Осенью 1930 года произошел один забавный случай: некий Ли Александер Стоун почему-то не заплатил Лавкрафту семь с половиной долларов за статью «Чикаго – преступный город?», вычитанную Лавкрафтом за полтора года до того. После нескольких настойчивых писем с требованием оплаты Говард сдался и списал эту сумму в убытки, не забыв съязвить на прощание:
«Что касается не оплаченного вами счета за редактирование, по поводу которого вы с завидным постоянством отказываетесь предоставить какие-либо объяснения несмотря на мои многочисленные письма, я решил, рискуя потворствовать подобному мошенничеству, не обращаться в коллекторское агентство и подарить вам указанную сумму.
С такой безнадежно неразрешимой ситуацией я сталкиваюсь впервые, поэтому сочту, что сумма гонорара (семь с половиной долларов) утеряна мною не зря, ведь я приобрел новый опыт. Мне необходимо вести себя осторожнее с незнакомыми мне клиентами, не имеющими хороших рекомендаций, и в особенности с клиентами из вашего грубого города, где поощряется нарочитая торговая экспансия, а не соблюдение принципов чести между джентльменами.
Благодарю, что предоставили такой четкий ответ на волнующий всех вопрос „Чикаго – преступный город?“»32.
Получилось довольно остроумно. Правда, впоследствии Лавкрафт узнал от Фарнсуорта Райта, через которого Стоун на него и вышел, что тот заболел и остался без денег. Лавкрафт, конечно, смутился, но все равно с обидой заметил: «…так почему же он не ответил ни на одно мое письмо с вежливым напоминанием об оплате? Мог бы и объясниться!»33
Иногда Лавкрафт брался и за другие виды подработки. Уилфред Бланш Талман ушел из New York Times и стал работать в компании «Тексако», где выступал в качестве редактора нескольких отраслевых изданий, в том числе Texaco Star. В конце 1930-х годов Лавкрафт предложил Талману написать серию «путевых заметок» под общим заголовком «По дороге прошлого»34. Из этой задумки ничего не вышло, однако Талман все равно побуждал его пристроить куда-нибудь свои эссе о путешествиях, несмотря на скептический настрой Лавкрафта:
«Я сомневаюсь в коммерческом потенциале этих работ, поскольку мой стиль, а также мои принципы отбора материала, как мне кажется, совершенно чужды и даже неприятны современному миру торговли. Я видел кое-какие публикации транспортных компаний, их листовки всегда можно найти в залах ожидания, и могу сказать, что их статьи о путешествиях сильно отличаются от моих как по тону повествования, так и по атмосфере и содержанию. Возможно, если повнимательнее изучить их материалы, я сумел бы сочинить что-нибудь, соответствующее требованиям этих компаний… Однако на деле все, связанное с продвижением на рынке, не так уж просто. Кто-то говорил, что мои статьи подойдут для Christian Science Monitor – с их-то уклоном в тему путешествий, – однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что там пишут про места куда более необычные, чем те, где бываю я»35.
Пожалуй, здесь он прав. Для придания его путевым заметкам «товарного вида» понадобилось бы не только избавиться от архаичного стиля, но и полностью переработать тексты и сместить акценты, приглушив выразительность личных высказываний. А эти рассказы о поездках прекрасны в своем оригинальном виде именно тем, что написал их человек, одновременно являющийся внимательным наблюдателем и обладающий уникальным мнением. Убрать все это из текста ради соответствия требованиям рынка было бы задачей трудной и не менее омерзительной, чем написание низкопробных рассказов.
Примерно в тот период у Лавкрафта появилась еще одна очень интересная работа – в должности продавца билетов в кинотеатре. Роберт Кенни (1902–1983), профессор из Брауновского университета, утверждал, что видел, как вечером (работал он в ночную смену) Лавкрафт отправлялся в центр города и сидел в билетной кассе, а в свободное от посетителей время читал книгу. Эту историю подтверждает Гарри К. Бробст, говоря, что слышал об этой должности от самого Лавкрафта, которому эта работа поначалу даже нравилась, хотя продержался он там недолго. Бробст точно не знает, о каких годах идет речь, но предположительно работа в кинотеатре относится к 1929–1930 годам – самому началу Великой депрессии.
Несмотря на отказы издателей и шаткое положение редакторской работы, в феврале 1932 года Лавкрафт все-таки написал еще один рассказ – «Грезы в ведьмовском доме». На суть истории намекает ее рабочее название – «Грезы Уолтера Джилмена». Итак, Уолтер Джилмен, студент с математического факультета Мискатоникского университета, живет в старом ведьмовском доме в Аркхэме, где занимает странной формы комнату. Ему начинают сниться необычные сны, наполненные неописуемыми видениями, звуками и фигурами. В других, более реалистичных сновидениях является огромная крыса с человеческими руками по имени Бурый Дженкин, фамильяр ведьмы Кеции Мейсон, некогда обитавшей в этом доме. Тем временем на занятиях в университете Джилмен начинает чисто интуитивно понимать тему гиперпространства, то есть четвертого измерения. Вскоре его ночные видения становятся еще более странными, и, по всей видимости, теперь он ходит во сне. Кеция, похоже, хочет поручить Джилмену какое-то страшное задание («Пусть встретится с Черным человеком и дойдет вместе с ним до трона Азатота, что в центре самого Хаоса»). Затем в одном невероятно отчетливом сне Джилмен видит, как он «полулежал на высокой террасе с причудливой балюстрадой, а внизу простирались бескрайние просторы, покрытые необычайными остроконечными горными пиками, балансирующими равнинами, сводами, минаретами, горизонтальными дисками на самых вершинах и бесчисленными видами других безумных форм». Балюстрада эта украшена странными узорами с изображением бочкообразных существ с лучами-конечностями (Старцев из «Хребтов безумия»). Увидев, как эти создания приближаются к нему, Джилмен с криком просыпается. Одну из бочкообразных фигурок, сорванных с балюстрады во сне, он на следующее утро находит в собственной постели.
Далее события быстро движутся к пугающей кульминации. В сновидении Джилмен оказывается в некой комнате со странными углами вместе с Кецией, Бурым Дженкином и похищенным ребенком, которого никто не мог найти. Кеция собирается принести младенца в жертву, но Джилмен выхватывает у нее из руки нож и бросает его в бездну. Кеция и Джилмен сцепляются в драке, однако Уолтеру удается на мгновение припугнуть ведьму, показав ей распятие, взятое у соседа по дому. К ней на помощь спешит Бурый Дженкин, Джилмен сталкивает его в бездну, хотя еще до падения фамильяр завершает жертвенный обряд с кровью ребенка. Следующей ночью Фрэнк Элвуд, друг Гилмана, видит страшную картину: какое-то похожее на крысу существо прогрызает себе путь к сердцу Джилмена через его тело. В ведьмовской дом больше никого не заселяют, а много лет спустя, во время сноса, под ним находят целую груду старых человеческих костей, а также останки некого крысоподобного создания.
Нельзя не согласиться со словами Стивена Дж. Мариконды, назвавшего этот рассказ «восхитительным провалом Лавкрафта»36. В каком-то смысле «Грезы в ведьмовском доме» являются самым близким к теме космизма произведением, в котором Лавкрафт по-настоящему предпринял дерзкую попытку изобразить четвертое изменение:
«Все вокруг, как органическое, так и неорганическое, не поддавалось описанию и даже пониманию. Неорганические массы Джилмен иногда сравнивал то с призмами, то с лабиринтами, скоплениями кубов и плоскостей и с исполинскими строениями, а органические напоминали ему кучи пузырей, осьминогов, многоножек, восставших индийских идолов и замысловатые растительные орнаменты, извивающиеся наподобие змей».
В рассказе Лавкрафт достиг немыслимых размахов образности, однако впечатление портят небрежная манера письма и путаница в развитии сюжета. Он скатывается до избитого напыщенного слога, смахивающего скорее на пародию на его собственный стиль: «Все увиденное казалось невыразимо пугающим и отталкивающим… он испытал жуткий страх». Также многие детали в «Грезах Уолтера Джилмена» остались без объяснения. К примеру, что означает неожиданное появление Старцев? С какой целью похитили и собирались принести в жертву ребенка? Как Лавкрафт, будучи атеистом, позволил своей героине, ведьме Кеции, испугаться распятия? И в чем суть бездны, которая во время финальной схватки служит лишь удобным способом избавиться от Бурого Дженкина? Каким образом Дженкин выбирается из этой бездны, чтобы съесть сердце Джилмена? Все эти моменты Лавкрафт совершенно не продумал, будто задался целью создать череду поражающих воображение образов, нисколько не заботясь об их логической последовательности и связи.