А вот недостатки «Крылатой смерти» уже не спишешь на Хилд. В этом нелепом рассказе речь идет об ученом Томасе Слоунвайте, который обнаружил в Южной Африке редкое насекомое, чей укус смертелен, если только его не обработать специальным веществом. Местные жители называют это насекомое «дьявольской мухой», считая, что после умерщвления жертвы оно якобы забирает себе ее душу. С помощью этого насекомого Слоунвайт убивает своего конкурента, ученого по имени Генри Мур, однако вскоре Томасу начинается являться насекомое, безошибочно обладающее чертами характера Мура. Концовка и вовсе абсурдна: Слоунвайт тоже умирает, его душа попадает в тело мухи, и, окунувшись в чернила, он оставляет послание на потолке комнаты. Такое причудливое и смехотворное завершение истории (выдуманное самим Лавкрафтом) явно должно было стать кульминацией ужаса, но привело лишь к разрядке напряжения.
Об этом рассказе Лавкрафт сообщал Дерлету в письме, которое, скорее всего, относится к августу 1932 года:
«Жаль, что твоя новая история похожа на более раннюю работу автора. На днях с моей клиенткой случилось что-то странное – речь идет о сюжетном элементе, который лично я придумал и ввел в рассказ, полагая, что он оригинален. Произведение отправили Красавчику Гарольду [Бейтсу], а он его отверг, поскольку тот самый элемент (когда насекомое обмакивается в чернила и оставляет послание на потолке) использовался в другом рассказе, который он уже принял к публикации. Что за чертовщина! Я-то думал, мне в голову пришла абсолютно новая и уникальная идея!»70
Неизвестно, какому такому шедевру литературы удалось опередить Лавкрафта с этой задумкой, зато определенный интерес представляет заметка о принятии рассказа в Strange Tales. Хотя ранее я выражал сомнения по поводу теории Уилла Мюррея, согласно которой «Тень над Инсмутом» Лавкрафт создавал с прицелом на публикацию в Strange Tales, однако это утверждение, как мне кажется, справедливо относительно первых работ Хилд, которые действительно отправили Бейтсу. Насчет остальных рассказов точной информации нет: возможно, их тоже послали в Strange Tales, ведь написаны они были еще до закрытия журнала в конце того года. «Крылатую смерть» Лавкрафт послал Фарнсуорту Райту, но тот, по-видимому, не сразу принял историю – вышла она только в Weird Tales за март 1934 года. После ее публикации Лавкрафт говорил: «Рассказ так себе, ничего выдающегося… Примерно на 90–95 % он написан мной»71.
Мне всей душой хочется верить, что «Ужас в музее» был осознанно задуман как рассказ пародийный, в подражание мифологии самого Лавкрафта. Здесь появляется новое «божество» Ран-Тегот – хранитель музея восковых фигур Джордж Роджерс якобы обнаружил его во время экспедиции на Аляску. Он показывает снимок существа Стивену Джонсу, своему скептически настроенному другу: «Как это ни парадоксально, у его облика все-таки было некое выражение: Джонс видел, что за треугольником выпуклых рыбьих глаз и скошенным хоботом проступает смесь ненависти, жадности и чистой жестокости – абсолютно непостижимой для человека из-за соединения с другими эмоциями родом не из нашего мира и даже не из нашей Солнечной системы». Напыщенность этой фразы однозначно намекает на пародию, и в рассказе действительно можно увидеть пародийные намеки на «Модель Пикмана» и «Зов Ктулху». Представьте всю нелепость ситуации: в подвале музея в ящике спрятана не статуэтка с изображением какого-то бога, а само божество! Крайне абсурдно звучат слова бредящего Роджерса, когда он пытается принести Джонса в жертву Ран-Теготу:
– Йа! Йа! – завывал он [Роджерс]. – Я иду, о Ран-Тегот, скоро я поднесу тебе пищу. Ты так долго ждал и плохо питался, но теперь ты получишь обещанное… Выпей из него все соки вместе со всеми его сомнениями и наберись сил. И отныне он станет памятником твоей славе. Бесконечный и непобедимый Ран-Тегот, я твой раб и верховный жрец. Я утолю твой голод. Я увидел знак и привел тебя сюда. Я дам тебе кровь, а ты взамен дашь мне власть. Йа! Шуб-Ниггурат! Всемогущий Козел с Легионом Младых!
Позже Роджерс выкрикивает еще несколько клятв вроде «Отродье Норт-Йидика и испарение К’тхуна! Пес, воющий в водовороте Азатота!». Что ж, Лавкрафт сознательно свел мифологию до абсурда еще до того, как в дело вступили его бесталанные ученики и последователи.
Рассказ упоминается в письме за октябрь 1932 года: «В последней редакторской работе мне практически пришлось сочинять прозу за клиентку, и я вновь столкнулся со стандартными проблемами разработки сюжета, прямо как в мою бытность автором»72. Далее Лавкрафт пересказывает сюжет в такой сенсационной манере, которая, как я надеюсь, указывает на осознание пародийности истории. В другом источнике он сообщал: «„Ужас в музее“ я написал сам, но на основе сюжетного наброска настолько слабого, что едва не отказался от этой работы»73. Судя по всему, Райт сразу принял рассказ к публикации, так как он вышел в Weird Tales за июль 1933 года, в одном номере с «Грезами в ведьмовском доме». Лавкрафт наверняка усмехнулся, прочитав в выпуске за май 1934 года хвалебное письмо от Бернарда Дж. Кентона (псевдоним Джерри Сигела, одного из создателей Супермена): «На мой взгляд, даже Лавкрафт со всей его творческой мощью не сумел бы превзойти пугающую сцену, где на героя нападает существо из другого измерения».
Рассказ «Вне времени», над которым Лавкрафт работал в начале августа 1933 года74, пожалуй, единственное успешное произведение, созданное в паре с Хилд, хотя и здесь не обошлось без нелепостей на грани самопародии. Итак, в археологическом музее Кэбот в Бостоне находится древняя мумия, а при ней – свиток с непонятными символами. Рассказчику (он же хранитель музея) мумия и свиток напоминают о безумной истории из «Черной книги» или «Безымянных культов» фон Юнцта, в которой повествуется о боге Гатаноа: «все живые существа, узревшие его… подвергаются перемене куда более страшной, чем сама смерть. От внешнего вида бога или его изображения… наступает паралич и престраннейшее оцепенение, в результате чего снаружи плоть каменеет, а мозг при этом работает…» Похоже на зелье из «Каменного человека», правда? Далее фон Юнцт упоминает некого Т’юога, который сто семьдесят пять тысяч лет назад хотел взобраться на гору Яддит-Го на затерянном континенте Му, где обитал Гатаноа, чтобы «избавить человечество от страшной угрозы». От взгляда Гатаноа его защитило магическое заклинание, однако в последний момент жрецы Гатаноа выкрали пергамент с заклинанием и подменили его другим. Таким образом, Т’юог, на тысячи лет превращенный Гатаноа в камень, – и есть та самая древняя мумия из музея.
Становится очевидно, что авторству Хилд в рассказе принадлежит только идея мумии с функционирующим мозгом, а все остальное, включая Гатаноа, Т’юога, континент Му в качестве места действия и, естественно, сам текст, придумано Лавкрафтом. Он и сам признавал свой значительный вклад в работу: «Должен сказать, что и впрямь приложил руку к вскоре выходящему „Вне времени“… Черт, да я его сам и написал!»75 Рассказ получился удачным, однако и здесь чувствуются излишняя напыщенность и недоработки, из-за которых его нельзя причислить к лучшим работам Лавкрафта. При этом стоит обратить внимание на то, что в рассказе объединяется атмосфера ранних произведений в стиле Дансени с более поздними «мифами»: восхождение Т’юога на Яддит-Го обладает как тематически, так и стилистически схожими чертами с эпизодом из «Других богов», в котором Барзай «Мудрый» покоряет гору Нгранек, а стиль всей линии повествования, связанной с Му, наводит на мысли о рассказах и пьесах Дансени о богах и людях. Рассказ вышел в Weird Tales за апрель 1935 года.
А вот «Ужасы старого кладбища» решительно возвращают нас на землю, и мы попадаем в какую-то неизвестную деревушку, житель которой, гробовщик Генри Торндайк, изобрел особый химический состав – если ввести его живому человеку, тот будет казаться умершим, хотя останется в сознании. Таким образом Торндайк пытается избавиться от своего врага, но выходит так, что вещество вводят ему самому. Результат неизбежен: несмотря на все мольбы, его признают мертвым и хоронят заживо.
Почти на протяжении всего рассказа повествование ведется на диалекте, напоминающем тот, с которым мы уже встречались в «Ужасе Данвича» (возможно, в качестве пародии). Есть здесь и другие «шутки для своих»: например, в именах героев Экли (из «Шепчущего во тьме»), Зенаса (из «Цвета из иных миров»), Этвуда (из «Хребтов безумия») и Гудинафа (Артур Гудинаф – коллега Лавкрафта по любительской журналистике), из чего можно сделать вывод, что история задумывалась, может, и не в качестве пародии, но уж точно в традициях черного юмора – и предстает довольно успешным образцом жанра. Лавкрафт не упоминает этот рассказ ни в одном из изученных мной писем, поэтому я не могу точно сказать, когда он был написан. В Weird Tales он вышел только в мае 1937 года.
По кратким пересказам видно, что некоторые из этих рассказов связаны одним сюжетным элементом – в основе его лежит идея о жизни мозга в мертвом или обездвиженном теле. Данный элемент встречается в «Ужасах старого кладбища» и «Вне времени», в «Ужасе в музее» жертва Ран-Тегота превращается в восковую фигуру, похожая участь ждет и героя «Каменного человека», тогда как в «Крылатой смерти» человеческий мозг или личность попадают в непривычную для себя оболочку. Интересно было бы узнать, что именно из всего этого придумала Хилд, если вообще что-либо придумала.
Хилд регулярно оплачивала работу Лавкрафта, несмотря на то что ее рассказы опубликовали только несколько лет спустя. Лавкрафт ни разу не упоминал о каких-либо задержках с выплатой гонорара с ее стороны (в отличие от той же Зелии Бишоп, на которую он часто жаловался). Хотя летом 1935 года он все еще называл Хилд своей заказчицей, работа над ее произведениями завершилась летом 1933 года.