Осенью 1932 года Лавкрафт невольно оказался вовлечен в еще один то ли редакторский, то ли соавторский проект. Речь идет о рассказе «Врата Серебряного ключа». Э. Хоффману Прайсу так понравился «Серебряный ключ», что в июне во время встречи в Новом Орлеане он предложил Лавкрафту «написать продолжение о том, что стало с Рэндальфом Картером после его исчезновения»76. Ответ Лавкрафта не сохранился – могу предположить, что он не очень обрадовался этой затее, и поэтому продолжение под заголовком «Повелитель иллюзий» Прайс сочинил сам. В конце августа он отправил рассказ Лавкрафту с надеждой, что тот его подправит и согласится опубликовать как соавторскую работу. Лавкрафт долго не откликался на письмо Прайса, а потом сообщил, что потребуется внести серьезные изменения, дабы история соотносилась с оригиналом. В благодушном ответе от десятого октября Прайс согласился почти со всеми указаниями Лавкрафта и думал, что на редактирование уйдет совсем немного времени (он-то свой рассказ набросал всего за два дня)77, однако Лавкрафт закончил переработку текста только в апреле 1933 года.
«Повелитель иллюзий»78 – кошмарное творение. Это нелепая история о том, как Рэндольф Картер, нашедший серебряный ключ, попадает в странную пещеру (расположенную в холмах позади его дома в Массачусетсе) и встречает там необычного человека, который представляется как «Умр ат-Тавил, твой проводник». Он уводит Картера в какое-то другое измерение, где тот встречает Древних. Эти существа объясняют Картеру, как устроена Вселенная: если круг получается из пересечения конуса с плоскостью, то и наш трехмерный мир – результат пересечения плоскости с фигурой из высшего измерения; подобным же образом время является иллюзией, всего лишь последствием «разрезания» бесконечности. Выясняется, что все когда-либо жившие Картеры принадлежат к единому архетипу, поэтому, если бы Картер смог управлять своей «плоскостью сечения» (то есть плоскостью, определяющей его положение во времени), он сумел бы оказаться любым из Картеров и попасть в любую эпоху, от античности до далекого будущего. В неожиданном (по крайней мере, по замыслу) финале мы видим, как Картер в облике старика появляется среди людей, собравшихся для разделения его наследства.
История вышла крайне слабой, и все же Лавкрафт попытался хоть как-то ее исправить. Анализируя творение Прайса, он указал в письме на моменты, требующие доработки: 1) стиль необходимо сделать более похожим на «Серебряный ключ» (в версии Прайса, конечно, полно типичных для него бурных метаний и словесных перебранок, но язык при этом ужасно безжизненный, высокопарный и напыщенный); 2) некоторые эпизоды нужно привести в соответствие с сюжетом «Серебряного ключа»; 3) переход из обычного мира в гиперпространство (если именно это он имел в виду) лучше сделать менее явным; 4) избавиться от поучительного тона в разговорах Древних с Картером. «Черт, это будет работа не из легких!»79 – справедливо заключил Лавкрафт. Из-за наплыва других задач он взялся за данный рассказ только спустя несколько месяцев. К марту 1933 года Лавкрафт осилил семь с половиной страниц80, потом отвлекся на другие редакторские проекты и закончил этот рассказ в начале апреля81.
Результат никак нельзя назвать удовлетворительным. Если «Серебряный ключ» был трогательным отражением самых сокровенных переживаний и убеждений Лавкрафта, то «Врата Серебряного ключа» – это фантастическо-приключенческая история с нелепыми и вымученными размышлениями на тему математики и философии. Лавкрафт сильно изменил сюжет, хотя по возможности сохранил большинство идей Прайса. Действие начинается в Новом Орлеане, где для решения вопроса о том, как распорядиться наследством Картера, собрались несколько человек: Этьен-Лоран де Мариньи (в нем воплотился образ самого Прайса), Уорд Филлипс (сразу понятно, кто подразумевается под этим героем), адвокат Эрнест Б. Эспинуолл и странный человек по имени Свами Чандрапутра. Свами выступает против совершения каких-либо действий, так как считает, что Картер еще жив. Далее он рассказывает невероятную историю о том, что случилось с Картером после его возвращения в детство (в «Серебряном ключе»).
Итак, Картер, пройдя через несколько «врат», оказался в каком-то месте «за пределами знакомого пространства и времени» – туда его привел «проводник» Умр ат-Тавил, Продолжатель жизни. В итоге с помощью проводника Картер попадает к тронам Древних и от них узнает, что у каждого существа во Вселенной есть «архетипы» и что все предки человека – грани одного и того же архетипа. Картер, как оказалось, является гранью так называемого «ВЕРХОВНОГО АРХЕТИПА». Затем каким-то таинственным образом Картер перемещается на планету Яддит в тело причудливого создания, мага Зкауба. Со временем он все-таки сумеет вернуться на Землю, однако будет вынужден использовать маскировку из-за необычного внешнего вида.
Когда несговорчивый адвокат Эспинуолл поднимает на смех историю Свами Чандрапутры, нас ждет финальное (и не такое уж неожиданное) разоблачение: Свами – это и есть Рэндольф Картер, заточенный в чудовищном теле Зкауба. Эспинуолл, стянувший с него маску, падает замертво. Картер сбегает через дверцу огромных часов.
«По моим подсчетам, [Лавкрафт] оставил без изменений не более пятидесяти слов из моего первоначального рассказа»82, – отмечал Прайс, в связи с чем многие считали, что финальный вариант «Врат Серебряного ключа» кардинально отличается от оригинального наброска, однако Лавкрафт, как мы узнали, изо всех сил старался придерживаться сюжета Прайса. Цитаты из «Некрономикона» в основном принадлежат Прайсу, а следующий отрывок, немного исправленный Лавкрафтом: «[Картера] поражала страшная заносчивость тех, кто без умолку болтал о жестоких Древних, будто Они могли очнуться от вечных снов и обрушить свой гнев на человечество» – так удивительно схож со взглядами формирующейся псевдомифологии самого Лавкрафта, что он остался в тексте практически без изменений.
Рукописный текст Лавкрафт отправил Прайсу, чтобы тот его напечатал, традиционно не забыв о нелестных (и в этом случае справедливых) замечаниях в собственный адрес: «Сотрудничать я не мастер, но старался по мере моих скромных сил»83. Прайса же переполнял энтузиазм, несмотря на некоторые спорные моменты: к примеру, ему не понравилось использование теософских терминов (Шалмали, Шамбала, Владыки Венеры и т. п.), которые он сам же и предоставил, поэтому Прайс попросил Лавкрафта изменить отдельные слова либо менял их сам. По всей вероятности, был подготовлен еще один экземпляр машинописного текста, поскольку в сохранившемся много ошибок и рукописных пометок на полях, сделанных как Прайсом, так и Лавкрафтом.
Девятнадцатого июня Прайс отправил рассказ в Weird Tales, добавив хвалебные слова в адрес Лавкрафта и сообщив о том, что его вклад в работу был минимальным: «В этом произведении так много от Лавкрафта и так мало от меня, что я не постесняюсь сказать… такого цельного и тщательно проработанного описания Вселенной и гиперпространства я еще не встречал»84. В письме к Лавкрафту от семнадцатого августа Фарнсуорт Райт дал вполне ожидаемый ответ:
«Я внимательно прочитал „Врата Серебряного ключа“, и меня просто поразил колоссальный размах истории. Это невероятно смелое и сложное произведение…
Однако я опасаюсь предлагать его на суд нашим читателям. Многие, конечно… придут восторг и прочитают рассказ с удовольствием, но найдется немало и тех – и таких, пожалуй, будет большинство, – кто его не осилит. Описания и обсуждения космических измерений испортят им всю радость от чтения…
…спешу заверить, что никогда прежде не отвергал рассказ с таким сожалением»85.
Думаю, слова утешения не очень-то помогли Лавкрафту, хотя он изначально не возлагал особых надежд на коммерческий успех произведения. И Прайс, и Лавкрафт не стали больше трогать текст, поскольку, видимо, не собирались отправлять его в другие издания. Странно, что они даже не попытались пристроить рассказ в какой-нибудь научно-фантастический журнал. Возможно, им казалось, что из этой затеи ничего не выйдет или что неуместно предлагать произведение в другой журнал, если первая его часть вышла в Weird Tales. Впрочем, в середине ноября 1933 года своевольный Райт попросил еще раз прислать ему «Врата Серебряного ключа»86 и неделю спустя принял рассказ к публикации. Он появился в номере за июль 1934 года и действительно получил противоречивые читательские отзывы, хотя вовсе не такие, которых опасался Райт. В сентябрьском номере за 1934 год юный Генри Каттнер критикует произведение за излишне подробные объяснения и неправдоподобную концовку: «Раньше у Лавкрафта получалось удачно завершать истории, но в этот раз вышло чертовски банально. Это плохой пример сюжетного поворота с вымученной неожиданностью». Лавкрафт начал общаться с Каттнером два года спустя и к тому времени либо успел забыть об этом комментарии, либо уже простил его.
Медленно, но верно Лавкрафта снова затягивал мир любительской журналистики, а именно деятельность Национальной ассоциации любительской прессы, поскольку ОАЛП уже не существовала. Примерно в конце 1931 года его уговорили вступить в Бюро критиков, аналог Отдела общественной критики. Восемнадцатого апреля Лавкрафт подготовил для National Amateur обзорное эссе – такое длинное, что оно даже не поместилось в журнале, поэтому Хельм К. Спинк, главный редактор, поручил главному типографу, Джорджу Дж. Феттеру из Лексингтона, штат Кентукки, опубликовать эту работу в виде отдельной брошюры. Вышла она чуть позже в том же году под заголовком «Продолжение критики поэзии». Не уверен, кому принадлежала идея такого названия, однако возможно, его придумал сам Лавкрафт.
В «Заметках о стихотворном мастерстве» представлены поздние взгляды Лавкрафта на «истинную поэзию в отличие от рифмующейся прозы». Что интересно, он не осуждает белый стих в целом, а только замечает, что «новичкам настоятельно рекомендуется отказаться от неразборчивого использования данного приема», потому что начинающим поэтам трудно развить естественное чувство ритма без использования традиционных стихотворных размеров. Он приводит два стихотворения, которые Б. К. Харт несколькими годами ранее опубликовал в своей колонке «Интермедия»: одно из них написано стандартными четверостишиями, другое – белым стихом. При этом Лавкрафт верно подмечает, что второе звучит намного живее и поэтичнее благодаря оригинальному, неизбитому языку. Эта длинная теоретическая дискуссия является лишь немного громоздким предисловием к анализу любительских стихотворений, которым и завершается эссе.