Напарник, хмурясь, понюхал мой кофе в оловянной кружке и жестом фокусника извлёк из шкафа розмарин. Примирительно уронил его в кофе и взглянул на меня со смесью виноватости и бравады:
– Так куда собрался?
– Спасибо за розмарин, – сухо ответил я, не желая вдаваться в подробности.
– Если на свидание, лучше смени рубашку.
Вот свинья! Иногда я был уверен: он всё-таки умеет читать мысли.
– Почему?
– У этой пятно на рукаве.
Я изогнулся и увидел маленькое кофейное пятнышко около манжета. Зараза! Ещё даже выпить не успел, а уже извозюкался.
Нырнул в платяной шкаф и принялся рыться в своих рубашках. Рабочая – заляпанная и в прорехах. Белая – для торжественных церемоний. Жёлтая – хороша, но мала в плечах.
– Не одолжишь свою? – в отчаянии выпалил я.
– А как же твоя чёрно-белая с огурцами? Или девушка не так хороша?
Я вздохнул. Чёрно-белая, ну конечно. В этой рубашке с узором из турецких огурцов я ходил знакомиться с родителями моей первой второй половинки, с которой намеревался жить долго и счастливо и даже распланировал нашу жизнь на пять лет вперёд. Всё шло так классно, пока вдруг девочка не взбрыкнула без всяких объяснений и не исчезла в никуда. Хотя как «в никуда» – я пару раз видел её в институте и знал, что у неё новый парень.
В общем, я об этой мадемуазель давно позабыл, но вот любимую некогда рубашку надевать больше не хотелось.
– Надень, надень, хватит по ней хандрить, – посоветовал Веник, который был в курсе моих тогдашних любовных дел. – Хороший кофе…
В зеркало, приклеенное к дверце шкафа, я увидел, как он нагло, большими глотками отпивает мой кофе.
– Оставь, – ровно попросил я, выуживая из-под залежей свитеров и носков рубашку. – Я не выспался, мне нужно взбодриться.
– Я тоже не выспался.
– Сваришь себе ещё. Достань лучше утюг.
Фразы были отрывистыми, и из тона ещё не ушла сердитость, но оба понимали, что пахнет примирением. Веник вытащил из-под стола коробку с утюгом, а я трепетно разложил на столе почти три года не надёванную рубашку. Пока утюг разогревался, я – так и быть! – сварил другу ещё одну порцию кофе.
– Ладно, поехали, – пробормотал я и взялся за утюг.
– А чего не согревающим импульсом?
– Настроение не то. Я им всё прожгу.
– А-а.
Он наблюдал за мной, пока я разглаживал рукава и воротничок, отпаривал перед и аккуратно обводил носиком пуговицы.
– Ну вот. Это лучшее, на что я способен, – встряхивая наконец рубашку и выключая утюг, вздохнул я. – Не идеал, конечно…
– Как и я, – набрав воздуха, напряжённо вставил Веник. – Тони, извини за вчерашнее. Я не прав, я знаю. Но так вышло. Сердцу не прикажешь. Я обещаю, я поговорю с Катей-Женей…
Я оглянулся на него, поджав губы. Чем я был лучше? Следовало бы прямо сейчас рассказать ему обо всём. Но я только малодушно обрадовался, что он сам выяснит отношения с Катей и путь будет свободен…
– Ладно. Шут с тобой.
Я отложил рубашку. Посмотрел на него долгим взглядом. Не выдержал и улыбнулся. И Веник улыбнулся в ответ.
– Так куда ты всё-таки идёшь, а?
– Зачем ты задаёшь вопросы, на которые знаешь ответ?
– Значит, на свидание?
– Ну а куда ещё я стал бы наглаживать рубашку?
– Почисти тогда уж и ботинки. Для полного марафета.
– Если ты сообразишь что-нибудь съестное, почищу.
– Шантаж.
– Компенсация.
– Омлет или гренки?
– И то и другое.
– Это уже вымогательство, друг мой, не находишь?
– Не-а. – Я усмехнулся и с рубашкой наперевес отправился к дверям, чтобы отыскать крем для обуви.
Шёл редкий и тихий снег.
Я ждал её у выхода со станции – у стеклянных дверей, вибрировавших с каждым прибывшим поездом.
Катя появилась точь-в-точь, стоило часам показать время встречи. На этот раз она была в тёмном и длинном приталенном пальто – в каталогах, которые листала моя бывшая, такие модели назывались «принцесса», – и чёрно-красном шарфе крупной вязки. На ногах – замшевые ботинки и высокие гетры с тёмно-красным узором.
Вся она была как карамелька, как девушка из журнала – слишком аккуратная, слишком идеальная, чтобы быть правдой. Снег опускался на её тёмные, рассыпанные по плечам пряди, но не таял, а только украшал. Надо же… На Венике подобное всегда смотрелось как перхоть. На мне, наверное, тоже.
Я стряхнул с шевелюры снежинки и решительно двинулся навстречу.
– Привет, – усмехнулась она, протягивая руку. Я осторожно пожал её руку и указал на дверь:
– Погода шикарная. Наверное, поговорить лучше в каком-нибудь тихом месте, но я всё-таки предлагаю немного прогуляться… Зимой редко выдаются солнечные дни.
– Редко, – с улыбкой согласилась Катя и первой толкнула стеклянную дверь на улицу.
…Мы шагали, укутавшись в шарфы, вдоль чётких линий кварталов, высоких улиц и сверкающих бликов с эстакад. Катарина аккуратно выспрашивала меня о разном – в основном о профессии и путешествиях. А я рассказывал – про Веника, КМ, Ракушку, дракончика… Мы плавно перешли на ночные приключения Веника – логично, что она хотела поговорить об этом, чтобы дополнить картинку Веникова рассказа. Логично, что она хотела обсудить это со мной – а с кем ещё, кроме напарника? Логично, что она держалась просто, легко и по-дружески…
Всё было очень логично. А я не верил.
Такая уж у меня профессия – обязывает ко многим странным знакомствам. У меня в друзьях есть несколько барышень, а в знакомых – бессчётное число дам. Несмотря на то что, по выражению Веника, я уже три года был «джентльменом со свободным сердцем», кое-что я ещё помнил и кое в чём разбирался. В частности, в том, чем различаются деловая беседа и прогулка вдвоём.
Но все эти мысли шли ширмой, прикрывая обыкновенный стыд. Мы оба словно изменяли Венику за его спиной. Официально он ещё даже не расстался с Катей. Официально он и встречаться с ней начал недавно. Но…
С ней было так спокойно и хорошо.
Болтая, мы добрались до крутого Поцелуева моста, где в давние времена купец Поцелуев встречал соляные обозы. На мосту было скользко, и Катя едва не поскользнулась. Она схватилась за мой локоть, я схватился за неё, мы рассмеялись и дальше шли уже под руку.
– Тут везде каток, – заметила Катарина-Женевьева.
– Стоило бы взять коньки, – согласился я. И прочёл в её смешливых глазах: возьмём сейчас! – А давайте возьмём сейчас! Ауманский Сад – красиво, снежно и свежо. И совсем недалеко отсюда. Катарина… – Я впервые назвал её так, без непременной и громоздкой «Женевьевы». – Хотите?..
Глава 18Симпатичные мадемуазель. Часть 1 (Антон)
Ночью я так и не добрался до дома – сначала проводил Катю, а потом долго гулял по бульварам, думая, что делать дальше. Ноги сами привели на базу, и я даже обрадовался этому автопилотному выбору. У нас там есть одно кресло в библиотеке – низкое, продавленное, со сломанным подлокотником и клочками поролона, торчащими из спины, – его ещё называют троном раздумий. Я уже решил, что заварю себе чаю, погружусь в кресловую поролоновую мякоть и не торопясь приведу в порядок мысли. Но… В кухне я предсказуемо обнаружил Вениамина. Просто день сплошных «но»!
– Что-то никуда от тебя в последнее время не деться.
Веник стоял ко мне спиной, облокотившись о тёплый бок кофемашины, и размешивал в чашке сахар. От моих слов он вздрогнул и резко обернулся.
Видимо, утреннего кофе с розмарином ему не хватило. Он варил этот свой фетиш – кофе-в-капсулах – в громадной кружке-бульоннице с надписью «Rule the world».
– А… Это ты! Я уже испугался, кто тут шастает ночами.
Несколько секунд он не моргая глядел на меня. На миг в голове снова мелькнуло: а вдруг он прочёл мои мысли, вдруг знает о Кате?.. Но тут Веник улыбнулся, и улыбка эта была такой дурацкой, такой радостной и открытой, что могла означать только одно. Я уставился на прилипший к его свитеру фантик от капсулы.
– Дурак, – хрипло выговорил я. – Так, значит, остаёшься?..
– Как видишь, – пробормотал он. – Вон…
Я скосил глаза и только тут заметил, на чём стояла Веникова бульонница с кофе. Вместо салфетки он использовал какой-то официальный бланк, перепачканный, засыпанный крошками и мокрый.
– Заявление об увольнении? Уволился, не успев поработать? – удивлённо уточнил я.
– Да ну его, – невнятно ответил друг.
– И всё-таки? Веня?..
– Да ну его! – уже твёрдо повторил Веник. – Я не хочу вас бросать. Ты же знаешь, я тот ещё трус. Я боюсь… менять всё вот так вот резко…
Я бы тоже боялся на его месте. Мы оба как коты. Больше привыкаем к местам, чем к людям. Хотя и к людям – тоже.
– Значит, пока не конец технарям-колдунам.
– Пока не конец.
Я медленно досчитал до трёх, выравнивая дыхание, и только тогда позволил себе расплыться в такой же дурацкой улыбке.
Он остаётся. Остаётся! А разговоры о девушках подождут…
Сколько раз после я говорил себе: что, если бы я надавил? По-настоящему расспросил бы о причинах? Может быть, в ту ночь ещё не было поздно и поезд можно было повернуть назад?..
Но я был слишком возбуждён, нестабилен, почти переполнен – свиданием с Катей, возвращением Вениамина, да и вообще. Боялся, что ещё чуть-чуть – и меня снова перекинет на ту сторону. Я не хотел; я слишком привык здесь. Здесь у меня была любимая работа, друзья и питомцы, у меня были перспективы и уверенность; этим вечером у меня даже – в конце-то концов! – почти появилась девушка! А там я был эхом-изгоем, стыдился отца и избегал матери, жил в вечном напряжении без права на ошибку. Я не хотел возвращаться туда никогда, ни при каких условиях. И хотя знал, что когда-нибудь это случился, – отчаянно желал оттянуть момент.
Веник хлопал меня по спине, ржал, совал в руки чай: Тони, да где ты бродил, ты же вообще околел, дружище, ну ничего, Кушка отогреет… Я молчал, с облегчением чувствуя, как перестаёт бешено колотиться сердце и приходит в норму пульс. Опасная близость переброса уходила. Пронесло. Сегодня мне удалось совладать со временем…