ому. Сравнивать разные реальности – это как сравнивать яблоки и, например… – я пошарил глазами по вагону в поисках подходящего образа, – например, оконные рамы. Разная форма, разная фактура, разное предназначение… Всё разное. Ну вообще всё. И это даже не самый яркий пример. Сравнивать реальности – это как сравнивать валенок и виноград, или как виноград и космос, или как банку и энергию… Или как кружево и мистерию. Как жанр литературы и луч, который преломляется в призме.
– Ох ты и расписался, – рассмеялась Иляна. – Спасибо за атмосферную картинку. И всё-таки – у тебя в багаже опыт технаря-кочевника. А я не бывала нигде дальше окрестностей Полиса.
– Я бы хотел сказать «поехали сейчас», – грустно сказал я. – И вообще-то могу…
– Но не буду, – подхватила Иляна со вздохом.
– А что? Это решило бы гору проблем, правда, это было бы очень частное решение. Для нас двоих.
Ракушка возмущённо фыркнула. Я в который раз убедился, что драконы отлично понимают человечий без всяких переводчиков, и поправился:
– Для нас четверых. Умчались бы куда-нибудь… Куда-нибудь так далеко, куда даже Фуфур не протянула ещё свои загребущие лапки.
– И жили бы там долго и счастливо до тех пор, пока она не протянула бы туда свои загребущие лапки, – кивая, закончила Иляна. Твёрдо произнесла: – Антон, её нужно остановить. Давай отложим вояж на потом. Давай сначала закончим с ней.
– Да, хорошо… Только вот продолжать вояж вы будете уже с Вениамином. А у меня впереди долгая дорога с Фуфур. Бесконечная дорога.
Иляна замолчала и ещё долго не произносила ни слова. Драконы тоже притихли. Может быть, представляли себе мои перспективы. Царство уныния, конечно, но и ладно. А то за моей напускной весёлостью ни один и не задумался о том, каково мне на самом деле. Вот она, обратная сторона того, когда читать мысли в компании умеешь ты один…
Так – за разговорами, молчанием и раздумьями – тянулись наши солнечные дни. Погода стояла невероятная: за окном была самая яркая весна из всех, какие я только видывал. Взмывали в воздух золотые бабочки одуванчиков, по обе стороны рельсов светились нежные ландыши, проносились, похрустывая лепестками, поздние подснежники. Ещё день-два, и польётся, польётся из земли горячая хрупкая зелень. Какая весна. Какая чудесная, невероятная, последняя моя весна.
Глава 10Маленькое желание
Поезд мчался, безжалостно мчались дни, что-то внутри меня закипало, и я знал: вот-вот. Ещё несколько деньков, и я буду готов. Готов остановиться. Попрощаться с Кушей и Тошей, отпустить Иляну, выйти навстречу Фуфур, заставить её вернуть моего друга и наконец зацапать её в этот вагон, в этот поезд и увезти далеко-далеко, где ни она, ни я уже не сделаем никому ничего дурного. Но прежде… Прежде – у меня оставалось маленькое желание, нечестно выигранное в карты. Я всё продумал. Никто ни о чём не узнает – потом.
– Моя чудесная весна.
– Что?
– Нет-нет, ничего. Приятного аппетита.
Мы сидели за вечерним чаем. Драконы резвились у окна, Иляна держала на коленях книгу. Я молча глядел на её профиль, обдумывая, как расскажу ей о том, чего хочу.
– Выкладывай, – вдруг попросила она, откладывая книгу.
– И кто из нас умеет читать мысли? – проворчал я, оглядываясь на драконов. Кажется, Ракушка была всецело поглощена Тошей: они мастерили куклу из газет и соломы. Таких кукол у Тоши был уже целый хоровод.
– Когда ты так задумчиво жмуришься – это верный сигнал того, что ты хочешь что-то сказать.
– Задумчиво жмурюсь? – с негодованием переспросил я.
– Да-да. Ну давай, выкладывай.
Я почесал небритую щёку. Улыбнулся ей – спокойно и дружески.
– Завтра.
Она поняла сразу. Кивнула, оглянулась на дракончиков, посмотрела на меня и ответила такой же улыбкой.
– Я хочу, чтобы ты исполнила моё желание – то, которое я выиграл в карты.
Она спросила глазами: что за желание?
– Я хочу признаться тебе… кое в чём. Чуть позже. Когда улягутся драконы.
«Я хочу признаться тебе»… Как глупо, как картинно это звучит. Как оскомина от незрелой хурмы.
– Хорошо, – без всякого удивления ответила она.
– А пока я побуду один, ладно? Я не захочу ужинать, обещаю.
Она ещё раз кивнула и окликнула питомцев:
– Куша, Тоша, айда гулять!
Драконы с радостью понеслись выгуливаться на открытой платформе. Иляна ушла следом. Я забился в угол и просидел в одиночестве до самого заката. Когда вокруг стало совсем темно, ветер улёгся, и за шумом поезда я услышал, как копошатся на платформе драконы. Судя по звукам, Иляна укладывала их спать. Я подумал было, что они замёрзнут дрыхнуть на открытом воздухе, но потом вспомнил – они же драконы. Это мы их изнежили. А им такое приволье, наоборот, в радость, в сласть…
Кажется, я уснул. Мне снилось, что вагон тряхнуло, я вывалился на обочину, но не остался лежать, а вскочил и попытался догнать уходящий поезд. Не помню, получилось или нет: в вагон вошла Иляна, и я проснулся.
– Привет, – поздоровалась она.
– Привет, – немного насторожённо ответил я, потирая глаза.
Не таким хотел я предстать в решительный момент перед ней. Да и ничего не успел приготовить…
– Можешь чуточку подождать?.. На улице? – извиняющимся тоном попросил я, чувствуя себе невероятно жалким. Она пожала плечами, кивнула и вернулась на открытую платформу. Я снова остался один. Вскочил на ноги. От мысли о предстоящем сон сдуло, как сухую паутину.
Я собирался сделать это – транслировать картинку на другого в настоящем времени – впервые, а потому решил не быть слишком масштабным. Отошёл к стене и мысленно отгородил небольшой угол, где собирался создать соответствующую атмосферу. Обежал взглядом пространство, стараясь запомнить детали как можно чётче. Закрыл глаза и представил то, что планировал нарисовать. Конечно, всё это будет выдумкой, всего лишь чем-то вроде голограммы. От моих картинок ящики не станут мягче, а мешковина не обратится бархатом. Но это лучшее, что я могу предложить ей сейчас.
Открыв глаза, я постарался наложить картинку на окружающую меня реальность. Медленно и мучительно сумерки поплыли лёгкой рябью. Я сосредоточился, чувствуя, как в затылке задребезжала вяжущая боль. Но мне в награду из окна потянуло свежим ночным ветром, который всколыхнул прозрачные занавески и прошёлся по светлой скатерти стола. На сквозняке затрепетали лепестки огромных нежно-розовых и белых пионов. На зеленоватых бутонах заиграли блики света. Местами иллюзия вышла до того реальной, что на узких листьях, например, вздрагивала от ветра сажа, летевшая от окна, а стеклянная ваза причудливо искажала вечерний свет. С отстранённым удовлетворением я подумал, что это вообще-то тонкое мастерство – вот так запросто переплетать реальность и иллюзию…
– Прозу и поэзию, – откликнулась в моей голове Катя-Женя.
– Давненько тебя не слышал, – буркнул я. К некоторому своему удивлению, ощутил даже эхо симпатии к бывшей подруге. Но от этого, даже от самого слова «подруга», мне стало приторно и не очень приятно.
– Градус сентиментальности падает с каждым часом, – констатировала Катарина в моей голове.
– Да-да, – подтвердил я, пощёлкивая по зелёному бутончику пиона. Такой упругий, а снизу пробивается розовость. Как будто у бутона анемия или малокровие.
– А может, и не так быстро падает, – задумчиво сказала Катя. – Давно не виделись! Ты как вообще?
– Нормально, – отрезал я. – Нашла время пообщаться! Я вообще-то собирался девушке признаваться…
Катарина расхохоталась. Я некстати вспомнил, что когда-то её смех напоминал мне стеклянные шарики, которые раскатываются в сумерках, концентрируя в себе разноцветные огоньки.
– Да знаю я, – отсмеявшись, ответила она. – Я же думаю твоими мыслями вообще-то. И говорю твоими словами. Тихо, тихо, не кричи! – предвосхищая мою гневную тираду, воскликнула она. – Я же по делу. Про платье подсказать.
– Про… платье?.
– Ты же не просто так стоишь здесь и щёлкаешь по бутонам, – рассудительно произнесла она. – Раздумываешь о том, не примерить ли свои иллюзорные картинки и на Иляну. Тебя, конечно, чуточку смущает, как она это воспримет. Но останавливает вовсе не это, а то, что ты не знаешь, какое платье ей понравится. Угадала?
– Так ты же думаешь моими мыслями, – поддразнил я. – Конечно угадала. Если бы ещё помогла…
– Слушай и запоминаний, о Антониано, – пробасила она, имитируя Вениамина. – Платье романтичной книголюбки. Верх, расшитый корешками её любимых книг. Только не притворяйся, что не знаешь, что она читает. – В голосе скользнула ироничная улыбка. – Юбка широкая, складками, похожими на осенние листья или развёрнутые свитки…
– Что-то плохо себе представляю.
– Подключи воображение! Понизу – широкое кружево, стилизованное под газетные страницы. Рукава широкие, лёгкие, светлый тюль, узор – нотный стан. Если хочешь совсем покорить девушку – при условии, что ей будет так скучно, что она примется рассматривать рукава, – пусть ноты складываются в какую-нибудь мелодию. Что-то не слишком сложное, но достаточно романтичное.
– Например? – Я быстро перебрал свой небогатый музыкальный багаж, но не нашёл ничего стоящего и доверил выбор Катарине-в-моей-голове.
– «Алая малина», «Земля имён», «Яна». Достаточно, я думаю. – Видя, как я застыл, она уточнила: – Что-то смущает?
– Нет. Да. Сама знаешь! Сомнения!
– Ну тогда пошёл, пошёл, пошёл! Чем дольше будешь думать, тем больше будешь сомневаться – сам знаешь!
– Но вдруг ей не понравится? Вдруг она даст пощёчину, обругает, вышвырнет из поезда? – жалобно спросил я.
– Я тебе напомню, – ядовито заметила Катарина, – что ты вообще-то при любом исходе планировал вернуться назад ровно к началу вечера.
– Да.
– А чего ты тогда боишься? Считай, что это твоя фантазия, которую ты волен стереть. И можешь вертеть ею как хочешь – за исключением маленького элемента.
– Ох уж маленького, – вздохнул я, направляясь к дверям.