Роберт ХолдстокЛавондисс
— Замечательно задумано и написано... Некоторые книги трудно отложить в сторону. Я обнаружил, что от Леса Мифаго трудно освободиться.
Нью-Йорк Таймс
— Тот редкий случай, когда продолжение превосходит и проясняет оригинал… Роберт Холдсток — Роллс-Ройс фэнтези.
Люциус Шепард
— В нем бьется свежая энергия воображения, поднимающая его далеко за пределы царства реальности.
Торонто Сан
— Потрясающее вторжение в мир легенд и мифов, с которым трудно сравниться... Богатый и запоминающийся роман... Настоящее удовольствие для читателя.
Другие Королевства.
— Есть место, находящееся между историей и сном, на окраинах мира яви, странный примитивный мир. Роберт Холдсток хорошо его знает. Лавондисс — карта этого загадочного мира.
Пол Парк, автор «Сахарного Дождя»
БЛАГОДАРНОСТИ
Спасибо Джорджу, Дороти, Дугласу, Мерси и Рите, прекрасным рассказчикам историй.
Вы все недалеко.
О отважнейшая душа моя,
Последуешь ли ты за мной в неведомый край,
Где нет ни тропки бегущей, ни земли под ногами?
Уолт Уитмен
«О отважнейшая душа моя»
Перевод В. Левика.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СТАРОЕ ЗАПРЕТНОЕ МЕСТО
Огонь горит в Земле Призрака Птицы.
Мои кости тлеют. Я должен идти туда.
Песня шамана. 10000 лет до нашей эры.
ГАБЕРЛУНГИ
БЕЛАЯ МАСКА
Блестящая луна, низко повисшая над Барроу-Хилл, освещала затянутые снегом поля; казалось, что зимняя земля светится под ее слабым сиянием. Безжизненное, ничем не примечательное место, но и на нем отчетливо выделялась тень темных дубов, ограждавших поля. Далеко от этой тени, рядом с лугом, называвшимся Пни, опять задвигалась призрачная фигура, шедшая по незаметной тропинке через маленький холмик; потом она повернула налево, под защиту деревьев.
Там она остановилась, едва видимая старику, глядевшему на нее из фермы Трактли; она тоже видела его. Темный плащ; лицо закрывал капюшон. Постояв, фигура опять направилась к дому фермера, оставив за собой темный лес. Она сильно горбилась, возможно из-за рождественского мороза. За ней, на свежем снегу, оставалась глубокая борозда.
Стоя у ворот и ожидая мгновения, которое, он знал, скоро придет, Оуэн Китон услышал, как его внучка заплакала. Он повернулся к темному фасаду дома и прислушался. Сдавленное рыдание; возможно, что-то приснилось. Потом ребенок успокоился.
Китон пересек сад, вошел в теплый дом и стряхнул снег с сапог. Перейдя в гостиную, он ворошил поленья в камине металлической кочергой до тех пор, пока пламя опять не заревело, потом подошел к окну и поглядел на дорогу, ведущую в Теневой Холм, ближайшую к ферме деревню. Издалека доносились слабые звуки рождественских гимнов. Посмотрев на часы, висевшие над камином, он сообразил, что Рождество началось десять минут назад.
Он взглянул на открытую книгу с легендами и народными сказками, лежащую на столе. Замечательная печать, толстая прекрасная бумага, изысканные цветные иллюстрации... Он очень любил ее и поэтому подарил внучке. Образы рыцарей и героев всегда вливали в него энергию, а валлийские имена и названия мест заставляли с тоской вспомнить о потерянных местах и забытых голосах из юности, проведенной в горах Уэльса. Эпические рассказы всегда наполняли его голову звуком битв и военными криками, а также шуршанием деревьев и пением птиц на полянах призрачных лесов.
Но сейчас к книге кое-что добавилось: на полях он написал письмо. Письмо внучке.
Он перевернул страницу к началу письма, к главе, в которой рассказывалось о короле Артуре, и быстро прочитал собственные слова:
Моя дорогая Таллис!
Я уже старый человек, и вот пишу тебе холодным декабрьским вечером. Хотел бы я знать, полюбишь ли ты снег так же сильно, как я? Мне очень жаль, что он может лишить тебя свободы. Снег хранит старые воспоминания. Но ты найдешь правильную дорогу; я знаю, куда ты пойдешь отсюда...
Огонь стал угасать, и Китон задрожал, несмотря на тяжелое пальто, которое он так и не снял. Он поглядел на стену, за которой лежал покрытый снегом сад, ведший в поля и к закутанной в плащ с капюшоном фигуре, приближавшейся к нему. Внезапно ему захотелось закончить письмо, написать последние слова. Его охватила паника, сердце и желудок сжало, рука задрожала, но он все-таки взял ручку. Часы застучали громче, но он подавил желание поглядеть на них; он и без того знал, что осталось так мало времени, всего несколько минут...
Он должен закончить письмо как можно скорее. Наклонившись над листом, он начал заполнять словами узкие поля:
Таллис, мы носим в себе живых призраков, они толпятся на краю зрения. Они мудры, по-своему; мы тоже знали их мудрость, но забыли. Но лес — это мы, а мы — лес! Ты еще поймешь это. Ты узнаешь имена. Ты вдохнешь запах древней зимы, значительно более жестокой, чем этот рождественский снег. Вот тогда ты пойдешь по старой важной дороге. Когда-то я прошел по ней несколько шагов, но они бросили меня...
Он писал, перевертывая страницы, заполнял поля, приписывал свои слова к словам сказок, создавая связь, которая в будущем будет для нее что-то означать.
Закончив, он промокнул чернила носовым платком, потом закрыл книгу, завернул ее в плотную коричневую бумагу и обвязал ленточкой.
На бумаге он написал просто: Для Таллис. На твой пятый день рождения. От дедушки Оуэна.
Потом опять застегнул пальто и вышел наружу, в холод зимнего вечера. Какое-то время он постоял снаружи, чувствуя себя испуганным и растерянным. Фигура в капюшоне уже пересекла поля и стояла у ворот сада, внимательно разглядывая дом. Китон на мгновение заколебался, потом тяжело зашагал к ней.
Теперь их разделяли только ворота. Тело Китона горело, как в лихорадке, и он дрожал под тяжелым пальто. Капюшон закрывал лицо женщины почти полностью, и он не мог сказать, какая из трех пришла к нему. Она внимательно поглядела на него, вероятно пытаясь прочесть невысказанные мысли. И перевела взгляд на дом. Из-под шерстяного капюшона сверкнула белая маска.
— Это ты... — прошептал Китон.
Еще две фигуры в капюшонах спустились со склона Барроу-Хилл. Как если бы поняв, что он заметил их, они остановились и исчезли, слившись с белой землей.
— Я начинаю понимать, — сказал он, почти горько. — Я начал понимать. Ты пришла не за мной...
Ребенок опять заплакал. Белая Маска взглянула на лестничное окно, но плач почти мгновенно прекратился. Китон не отрываясь смотрел на женщину-призрака; слезы жгли глаза, и он ничего не мог с ними поделать.
Она поглядела на него, и ему показалось, что через тонкие щели, бывшие ее глазами, он видит намек на лицо.
— Послушай, — тихо сказал он. — Я хочу тебя попросить. Видишь ли, они потеряли сына. Его подбили над Бельгией. Они потеряли его и много лет плачут по нему. Если ты заберешь дочь... если ты заберешь ее сейчас... — Белая маска смотрела на него молча, не шевелясь. — Дай им несколько лет. Пожалуйста? Если ты не хочешь меня, дай им пожить несколько лет с ребенком...
Белая маска подняла палец к вымазанному мелом деревянному рту. И Китон увидел, насколько стар палец, насколько свободно висит кожа на нем и насколько мала рука.
Потом она повернулась и побежала от него, темный плащ развевался, ноги ударяли по снегу. Добравшись до середины поля, она остановилась, обернулась, и Китон услышал ее пронзительный хохот. Потом опять побежала, уже не останавливаясь, на запад, в сторону Райхоупского леса, леса призраков. На Барроу-Хилл к ней присоединились подруги.
Китон хорошо знал местность. Как-то раз он видел, как три фигуры встретились на Лугу Камней Трактли, там, где над древними могилами стояли пять огромных камней с высеченными на них словами на огаме[1].
Ему стало легче, потому что Белая Маска согласилась с ним. Теперь они не придут за Таллис, еще много лет. Наверняка.
И в то же время, он был заинтригован. И Камнями Трактли, и женщиной-призраком, сейчас бегущей туда на встречу... С кем?
«Ребенок в безопасности».
Он виновато оглянулся. Дом молчал.
«Ребенок в безопасности. Несколько минут... всего несколько минут... он будет дома задолго до того, как родители Таллис вернутся с рождественской службы».
Камни Трактли манили его. Он потуже застегнул пальто, открыл ворота и решительно пошел через глубокий снег по следу Белой маски. Вскоре он увидит, что они делают на лугу, где лежат эти загадочные камни...
ПУСТОТНИЦА
Земляные Валы
I
— Ты все еще не знаешь тайное имя этого места? — опять спросил мистер Уильямс.[2]
— Да, — согласилась Таллис. — Еще не знаю. Возможно, и не узнаю никогда. Тайные имена найти очень трудно. Они закрыты «думающей» частью сознания.
— Неужели?
Наслаждаясь летним теплом, они медленно подошли к началу Грубого Поля; Таллис перебралась через перелаз[3].
Мистер Уильямс, старый и толстый, очень осторожно перетащил себя через шаткую деревянную постройку. На полпути он остановился и улыбнулся ей, почти извиняясь. «Прости, что заставляю тебя ждать».
Для своих тринадцати лет Таллис Китон была высока, но слишком худа. И ничем не могла помочь: она была уверена, что протянутая рука не поможет ему сохранить равновесие. Так что она сунула руки в карманы летнего платья и пнула землю, выбив кусок дерна.
Спустившись на землю, мистер Уильямс опять улыбнулся, на этот раз удовлетворенно. Он пригладил густые белые волосы, засучил рукава рубашки и перебросил куртку через руку. Потом они пошли к маленькой речке, которую Таллис называла Лисьей Водой.
— Но ты не знаешь и обычное имя места? — сказал он, продолжая разговор.
— Да, — ответила Таллис. — Обычные имена тоже могут быть трудными. Мне нужно найти кого-нибудь, кто был там или слышал о нем.