Она бежала вдоль линии деревьев, растущих на краю луга Камней Трактли, пытаясь спрятаться от своего кузена Саймона. Пятнадцатилетний Саймон был на два года старше ее, и они нечасто проводили время вместе. Однако каждые две недели они пускались в приключения — оба ненавидели слово «играть», — обычно воскресными полднями, пока родители бродили вокруг фермы и трепали языками. Саймон и Таллис ходили в одну школу, но там у них были разные компании.
Таллис обогнула огромный сучковатый дуб — «дедушкин» — и бросилась к изгороди, надеясь спрятаться в кустах за ней. И тут услышала звук, настолько странный, что по коже побежали мурашки. Человеческий крик, она была уверена. Звук шел с луга, из-за зарослей ежевики и шиповника, но каким-то образом просачивался через ветки дерева.
Она побежала к воротам и посмотрела на заросший чертополохом луг. Очень тихое, мирное место. И полное камней. Летом бурьян поднимался высоко, и в сильный ветер поле волновалось, как море во время прилива; травяные волны перекатывались из конца в конец по кочковатой земле.
Какое-то время Таллис не видела ничего живого, но потом вдали, у темной живой изгороди, мелькнула бело-красная маска Пустотницы.
Внезапно она вспомнила, как несколько лет назад гуляла с отцом. Они пришли на луг. Джеймс Китон казался печальным. Он задержался у дерева, которое в будущем станет тайным местом Таллис. Именно здесь, у подножия дерева, умер дедушка Оуэн; когда его нашли, на земле, лицом к камням, он как будто на что-то смотрел широко открытыми глазами... и улыбался.
Возможно, из-за горя, которое тогда ожило в отце, Таллис показалось, что где-то недалеко бродит печальный призрак. Последующий разговор она запомнила слово в слово:
— Я чувствую что-то очень странное, — сказала она.
Отец нахмурился и положил руку ей на плечо:
— Что ты хочешь сказать? Странное?
— Что-то очень несчастливое. Кто-то кричит. Кому-то очень холодно...
Отец попытался утешить ее.
— Не думай об этом, — сказал он. — Твой дедушка счастлив, сейчас.
Он подошел к заросшим камням, откинул в сторону траву и клевер и погладил крошащуюся серую поверхность. На прямых краях камня еще виднелись вырубки.
— Таллис, ты знаешь, что это такое?
Она покачала головой.
— Это огам. Старый алфавит. Эти царапины означают различные буквы, видишь? Группы по две и по три, некоторые под разными углами. На лугу Трактли есть пять таких камней.
— Кто писал на них?
Взлетел жаворонок, его восхитительная песня отвлекла ее. Какое-то мгновение Таллис смотрела, как он летит высоко в воздухе. Отец тоже взглянул на птицу и только потом ответил:
— Люди, в древности. Давно исчезнувшие люди. Кости говорит, что давным-давно на этом поле произошла жестокая битва. — Он опустил взгляд на девочку. — Быть может, последняя битва Артура.
— Какого Артура?
— Короля Артура! — Отец удивленно посмотрел на нее. Таллис прочитала много сказок и легенд и хорошо знала романы об Артуре. Но не сразу поняла, что отец говорит именно об этом Артуре.
Однако на камне имени Артура не было. Несколько слов — их перевели много лет назад — без всякого смысла. Они плохо звучали, сказал отец, и не были связаны ни с каким языком, хотя одно из них означало, быть может, «из рода чужака», а другое — «призрак птицы».
Камни оставили природе, их загадочные надписи покрылись серым лишайником, луг стал зеленым пастбищем. Они выпирали из земли, как тела великанов. Эти серые камни называли Люди Трактли, и они дали имя лугу.
Таллис подошла к раскидистому дубу и по стволу залезла на нижние ветки. Сидя здесь, в сердце дерева, она слышала, как Саймон ищет ее, зовет ее. И в следующее мгновение опять прилетел странный звук, печальный и замораживающий кровь, почти предсмертный. Еще какой-то шум, звук глухого удара. Опять крик, западающий в память, как ночной крик барсука, полный печали и потери.
Таллис немедленно подумала о Гарри, и ее пульс застучал. Быть может, на другой стороне дерева Гарри? И с кем он разговаривает?
Она вылезла из сердца дерева и поползла по ветке, вглядываясь в луг под собой. Лучи солнца играли на пышной траве, испещренной желтыми и белыми цветами. Никого, даже Пустотницы. Таллис изо всех сил вдохнула воздух: никакого следа зимы. Заинтригованная, она поползла выше по веткам. Одна из них наклонялась над лугом, и Таллис осторожно поползла по ней. Вскоре девочка очутилась прямо над полем. Она проползла еще фут и тут случилось нечто странное. Свет изменился. Стало темно. Теплый летний воздух похолодел. Пахнуло дымом, но не приятным дымом костра. Этот был незнакомым и удушливым.
И все ее чувства говорили, что она перенеслась в страну ранней зимы.
Ветку под ней покрывала густая зеленая листва, слегка колебавшаяся. Протянув руку, она отвела веточки в сторону и... опять увидела поле.
Потрясенная, она так громко вскрикнула, что Саймон, рыскавший поблизости, ясно услышал ее. Он быстро прибежал к дереву, наверно увидел ее, распластавшуюся на ветке, и два яблока — их охотничья амуниция — с шумом понеслись в листву. Второе нашло цель, сильно ударив ее в бок.
— Ты мертва! Ты мертва! — с триумфом закричал охотник.
Таллис скользнула обратно в сердце и спустилась с дерева. Спрыгнув на землю, она посмотрела на кузена; ее лицо было пепельно-белым. Улыбка Саймона быстро испарилась, и он удивленно посмотрел на нее.
— Что с тобой? — Она не ответила, и он виновато посмотрел на нее. — Неужели яблоко так сильно ударило тебя? — Он дал ей другое. — Брось в меня. Клянусь, я не пошевелюсь.
Она покачала головой. В ее глазах блеснули слезы, и Саймон озабоченно затоптался на месте, понимая, что двоюродная сестра плачет, но не понимая почему.
— Ты из-за игры? Побежали, возьмем штурмом крепость.
— На лугу, — тихо сказала Таллис. — И он казался таким печальным.
— Кто?
— Я думала, что Гарри, но нет, это был не он...
Саймон бросил яблоки, взятые в амбаре, взобрался на дедушкин дуб и полез по той же самой ветке, на которой она пряталась. Потом спрыгнул на луг, попинал высокую траву и обежал ворота.
— Никого, — крикнул он.
— Я знаю, — тихо сказала она.
Она спросила себя, где прячется Пустотница.
Остаток дня Таллис чувствовала себя расстроенной. Она отказалась охотиться с Саймоном, не рассказала, что она увидела с дерева, и, наконец, он ушел. Появился отец, который хотел попросить ее помочь прочистить лужайку от крапивы, но Таллис спряталась в маслянистом полумраке одного из сараев с машинами, а потом вернулась на луг Камней Трактли.
Она быстро взобралась на дедушкин дуб и какое-то время посидела в сердце, надеясь услышать тайное имя дерева, но оно не пришло. Не имеет значения. Она была уверена, что узнает имя еще до того, как вернется домой.
Она поползла по ветке. Наконец свет изменился и воздух похолодел. Она сломала несколько сучков и расчистила себе поле зрения. Потом положила голову на руки и осталась лежать, вглядываясь в другое место, юношу внизу и кошмарную сцену вокруг него.
Она бы хотела поговорить с ним, но слова застряли в горле. Он лежал на боку, слегка опираясь на руку, и дрожал всем телом, наверно от сильной боли. Он повернул голову и она увидела кровь на его щеках. Он был в расцвете молодости, строен и силен, и выглядел так, как если бы жил достаточно хорошо. Очень длинные соломенные волосы, прекрасная, коротко подстриженная борода. Наполненные болью глаза глядели с мертвенно бледного лица, такого же зеленого, как и листья, через которые Таллис смотрела на него.
Второй рукой он пытался вырвать короткий клинок, пронзивший его грудь; из все расширяющейся раны хлестала кровь.
Таллис подумала, насколько рыцарственно выглядел юноша. Маленький рот, точеный нос. Дикий, озорной взгляд, но все-таки добрый. Она легко могла представить его смех, и, вообще, он напомнил ей Гарри. Но нет, это не он. Скорее, он походил на картинку в дедушкиной книге легенд, на сэра Гавейна; там, где он сражается с Зеленым рыцарем. Но сэр Гавейн носил блестящую металлическую броню, а этот воин был одет как чучело. Его одежда напоминала ту, которую носил Передур, странствующий рыцарь двора Короля Артура. Свободная коричневая туника и зеленая рубаха без рукавов, запачканная кровью. На руках и на талии блестящие желтые браслеты. Короткие облегающие штаны, с узором из коричневых и красных квадратов. Черные сапоги, украшенные кусочками тусклого металла.
Пока он лежал под ней, трясясь от боли, Таллис заметила и короткий красный плащ на плечах, скрепленный сверкающей желтой брошкой. Даже сейчас воин часто касался брошки на левом плече и закрывал глаза, как если бы вспоминал что-то — или кого-то.
Она знала, что он воин, частично из-за способа, каким он умирал, а частично из-за простого, покрытого свежей кровью меча, лежавшего рядом с ним. В книгах сказок — а Таллис прочитала их во множестве — мечи всегда сверкали, их рукоятки покрывала золотая филигрань, а эфес украшали изумруды. Этот меч был из тусклого железа, длиной в руку, и сильно выщерблен по краям. Рукоятку покрывала простая темная кожа. И никаких изумрудов.
Она вытянула шею и посмотрела за дерево. И вздрогнула, увидев разбитые повозки и разбросанных людей; из земли и трупов торчали оперенные стрелы. Горели огни. Вместо поля под ней находилась равнина, через которую текла широкая река, как раз на месте Ручья Охотника. Повсюду лежали мертвые тела, и между ними скользили черные силуэты. За рекой начинался густой лес, тянувшийся настолько далеко, насколько она могла видеть; перед ним горели огни, от которых вверх поднимались клубы дыма. Зимний лес, цвета земли — густой и чудовищный, полоса деревьев на пустынной земле.
Над лесом нависало небо, черное как ночь, простиравшееся к реке, к сцене убийства. Под бурей кружились черные птицы.
И Таллис мгновенно поняла, как надо называть дуб, ну конечно: Победитель Бури.
Она не могла уснуть. Стояла горячая влажная ночь, очень тихая. Окно было открыто. Она лежала на кровати, глядя на небо, и спрашивала себя, видел ли умирающий юноша те же самые звезды. Ураган, который она видела, бушевал не в мире Таллис. И ливень, безусловно, промочил прекрасные волосы ее воина и потушил огни пожаров. Она представила себе поле: шипят заливаемые дождем костры, кровь стекает в траву, земля обнимает мертвых, их оружие и их холодные души.