— Ты хочешь уехать? — пораженно спросила Таллис.
— Я должен, — ответил он, виновато пожав плечами.
— Куда?
— В одно очень важное для меня место. И мне предстоит долгий путь.
Какое-то время она молчала, потом ее глаза слегка затуманились.
— Куда именно?
— Домой, — ответил он. — Туда, где я живу. В сказочное место, которое называется Доркинг. — Он улыбнулся. — Туда, где я работаю. Я должен работать.
— Но разве ты не на пенсии? — печально спросила Таллис.
Мистер Уильямс засмеялся:
— Бог с тобой, композиторы не выходят на пенсию.
— Почему? Ты же очень старый.
— Всего двадцать шесть! — возразил мистер Уильямс, поглядев на дерево.
— Восемьдесят четыре!
Он мгновенно перевел на нее взгляд.
— Кто-то рассказал тебе, — с подозрением сказал он. — Ты не могла угадать так точно. Но все равно композиторы не выходят на пенсию.
— Почему?
— Потому что музыка... она продолжает приходить.
— О. Поняла...
— Рад, что ты поняла. Вот почему я должен ехать домой. Я вообще не должен быть здесь. Никто не знает, что я здесь. И мне нужно дать отдохнуть больным ногам. Вот почему я хочу, чтобы ты сдержала свое обещание и рассказала мне об... — Он вовремя оборвал себя. — Расскажи мне об этом странном месте, которое такое старое и такое запретное. Расскажи мне о СЗМ.
Таллис озадаченно посмотрела на него:
— Но эта история еще не кончилась. На самом деле она только началась. И я знаю из нее всего несколько кусочков.
— Тогда расскажи эти кусочки мне. Сейчас. Ты обещала. А обещание — это долг, который надо платить.
Лицо Таллис — прекрасное, веснушчатое и полное печали — на мгновение стало детским, карие глаза сверкнули. Потом она моргнула и улыбнулась, ребенок исчез, вернулась озорная и почти взрослая девушка.
— Ну хорошо. Садись на Старого Друга. Вот так... Начали. Тебе удобно?
Мистер Уильямс поерзал в объятиях дерева и честно объявил:
— Нет.
— Хорошо, — сказала Таллис. — Тогда я начинаю. И не прерывай меня! — резко добавила она.
— Я даже дышать не буду, — пообещал он.
Она отвернулась, потом опять медленно повернулась к нему, выразительно посмотрела и слегка приподняла руки, как бы подчеркивая свои слова.
— Однажды, — начала она, — жили-были три брата...
— Не очень оригинально, — с улыбкой пробормотал мистер Уильямс.
— Не прерывай меня! — резко сказала она. — Правило. Ты обещал.
— Извини.
— Если ты прервешь меня в критической точке, то можешь изменить всю историю. И это закончится катастрофой.
— Для кого?
— Для них! Этих людей. Теперь молчи, и я расскажу тебе все, что знаю о Старом Запр... о СЗМ.
— Весь внимание.
— Однажды, — опять начала она, — жили-были три брата, сыновья великого короля. Они жили в большой крепости, и король их очень любил. И королева, тоже. Но друг друга король и королева не любили, и король запер ее в высокой башне, возвышавшейся над огромной северной стеной...
— Очень знакомо, — озорно прервал ее мистер Уильямс. Таллис посмотрела на него. — И сыновей звали Ричард, Джеффри и Иоанн Безземельный? Не говорим ли мы о Генрихе Втором и Элеоноре Аквитанской?[4]
— Нет! — громко объявила Таллис.
— О, моя ошибка. Продолжай.
Она глубоко вздохнула.
— Первого сына, — сказала она, многозначительно поглядев на своего слушателя, — звали Мордред...
— А. Хмм.
— На языке короля, очень старом, это имя означало «Мальчик, который будет Путешествовать». Второго сына звали Артур…
— Еще один старый друг.
— Что, — яростно сказала Таллис, — на том же самом забытом языке означает «Мальчик, который будет Побеждать». Третьего сына, младшего, звали Скатах...
— Ты упомянула нового мальчика.
— ...чье имя означает «Мальчик, который будет Отмечен». Эти три сына были искусны во всех делах...
— О, дорогая, — сказал мистер Уильямс. — Как скучно. А не было ли у них какой-нибудь дочки?
Таллис едва не закричала на нетерпеливого человека, сидевшего на дереве. Но потом смутилась и пожала плечами:
— Может быть. Я еще дойду до этого, позже. А сейчас не вмешивайся!
— Извини, — опять сказал он, успокаивающе подняв руки.
— Три сына были искусны в сражениях, охоте, играх и музыке. И, — сказала она, — они очень любили свою маленькую сестренку. Хотя у нее есть своя отдельная история. — Она резко посмотрела на него.
— Но по меньшей мере мы знаем, что сестра есть.
— Да!
— И братья любили ее.
— Да. Разными путями.
— Ага. И какими?
— Мистер Уильямс!
— Но это может быть важно...
— Мистер Уильямс! Я пытаюсь рассказать историю тебе!
— Извини, — сказал он в третий раз самым примирительным тоном.
Девочка, немного поворчав, опять погрузилась в свои мысли. Потом подняла руки, призывая к полному молчанию.
И тут ее лицо внезапно побелело; она вздрогнула и резко изменилась, как и день назад. Именно этого он ждал и наклонился вперед, с тревогой и любопытством. Одержимость девушки — или то, что он принял за одержимость — волновала его не меньше, чем раньше, но сейчас вмешиваться было бесполезно. Таллис покачивалась и выглядела такой больной и изнуренной, что, казалось, вот-вот упадет в обморок. Но стояла, глядя неизвестно куда прямо через человека, сидевшего перед ней. Ее длинные рыжие волосы развевались под неощутимым ветром. А воздух вокруг нее — и мистера Уильямса — слегка похолодел. Мистер Уильямс нашел только одно слово, чтобы описать это изменение: жуть. Чем бы она ни была одержима, ей это не вредило — как не повредило вчера — но полностью изменяло. Голос оставался тем же самым, но сама она становилась другой и говорила не своим обычным языком — впрочем достаточно изощренным для ее возраста, — а ощутимо архаическим.
Он услышал легкий шелест в кустах за собой и неловко изогнулся, пытаясь посмотреть себе за спину. И на мгновение ему показалось, что он видит фигуру в капюшоне с белым бесстрастным лицом. На солнце набежало облачко, стало слегка темнее, и фигура с лицом из дерева растаяла в воздухе.
Мистер Уильямс повернулся к Таллис, затаив дыхание и трясясь от возбуждения; он знал, что происходит нечто, не поддающееся рациональному объяснению.
И Таллис опять начала рассказывать историю...
Долина Снов
Король правил сорок лет, и его сыновья уже были мужчинами. Они сражались в одном-единственном бою, и добыли много чести. Они сражались в одной-единственной битве и очень отличились.
Настал великий праздник в честь Хлебного Колоса. Десять стольников принесли медовуху на стол короля. Двадцать стольников принесли четверть быка. А одна из дам королевы сделала белый как снег хлеб, пахнувший осенней землей.
— Кто будет владеть замком? — спросил старший сын, разгоряченный вином.
— Клянусь справедливым богом, ни один из вас, — ответил король.
— Почему?
— В замке будут жить только мое тело и тело моей королевы, — сказал повелитель.
— Мне не нравится эта мысль, — возразил Мордред.
— Я так решил, и все произойдет по-моему.
— Сломанное древко моего седьмого копья говорит, что у меня будет замок, — с вызовом сказал старший сын.
— У тебя будет замок, но не этот.
Разгорелся великий спор, и все три сына сели на ближайшей к огню стороне стола и ели руками в перчатках. Но король твердо стоял на своем. И он приказал, дабы после смерти похоронили его в самой нижней комнате. А все остальные комнаты и двор наполнили землей с поля Бавдуин, на котором произошла самая великая битва в истории человечества.
— Да превратится крепость в огромный поминальный холм в мою честь, — сказал он. —И пусть останется только один путь в самое сердце могилы, в которой будет лежать мое сердце. И его сможет найти только рыцарь с пятью колесницами, семью копьями, жестоким голосом и холодным сердцем. Всем остальным придется сражаться с призрачными воинами, павшими на Бавдуине.
И за все это время, кто подумал о королеве? Только Скатах, младший сын.
— Везде будет кровавая земля, — сказал он. — Где же будет лежать сердце матери нашей?
— Если мое речение не обесчестит меня, то там, где она упадет! — ответил повелитель.
— Жестокая мысль.
— Клянусь тысячей кипящих котлов и моей собственной рукой, так и будет.
Да, но сердце королевы было чернее тьмы. Черная ненависть, черный гнев, черная ярость — только не для ее младшего сына. Поцеловав Скатаха материнским поцелуем, она сказала ему:
— Когда придет время моей смерти, помести мое сердце в черный ящик, который сделала для меня мудрая женщина.
— Я с радость это сделаю, — ответил сын.
— И когда сердце окажется в ящике, спрячь его в замке, в той наполненной землей комнате, где его сможет насыщать осенний дождь, а зимний ветер сможет двигать его вместе с землей.
— Обещаю.
Она была красавицей с черным сердцем, матерью, наполненной гневом, и женой великого жестокого человека. И хотела последовать за этим человеком даже после смерти, даже в Блестящую Страну.
Во время появления почек на ветках, король устроил еще один великий пир, на котором раздал сыновьям замки. Мордред получил Дун[5] Гарнун, массивную крепость, построенную среди букового леса на востоке королевства. На каждой ее стене стояло сорок башенок. Тысячи людей жили в Дун Гарнун, и никто из них не произносил и слова жалобы. Лес кишел дикими вепрями, высокими как лошади, и жирными голубями, и на всех них мог охотиться только Мордред.
Артуру достался замок на юге страны, известный как Камбоглорн, гордо возносивший башни посреди дубового леса. Он стоял на вершине холма, и надо было целую неделю ехать по извилистой дороге, чтобы добраться до его огромных дубовых ворот. С высоких стен можно было увидеть только зеленый лес, дававший приют благородным оленям и диким свиньям; в хрустальных водах реки плавали жирные лосо