Таллис напряглась, готовая наклонится, если он выстрелит в нее из пращи. Но он запел, мрачно и протяжно:
— Отец мой, где ты? Выходи! Твои мечты я съесть стремлюсь. Меня терзает страшный голод.
Он пел тонким и пронзительным голосом, едва слышным за воем леса, но потом прокричал, громко и отчетливо:
— Я хочу съесть твои сны. Выходи к сыну из леса. Выходи прямо сейчас...
Таллис быстро пошла к длинному дому, куда ушел Уинн-Джонс, в поисках спасения. Он там и сидел, забившись в уголок, завернувшись в шкуры и свой плащ с перьями, и трясясь от страха. По его лицу струился холодный пот; он расцарапал рану, которую Тиг нанес ему раньше, кровь и желтый гной стекали на воротник из перьев.
— Со мной ты будешь в безопасности, — сказала ему Таллис.
— Где мой сын? Где Скатах?
— Я найду его. А пока сохраняй тепло. Со мной ты будешь в безопасности. Я не дам Тигу подойти к тебе.
Уин-райятук растерянно улыбнулся, его здоровый глаз сверкнул.
— Бедный Тиг. Он делает только то, что должен делать. Но у меня нет снов, которые он мог бы съесть. Лес высосал из меня все. Лучше бы он ел землю — там для него больше пищи...
Выскочив наружу, Таллис позвала Скатаха и он отозвался из дома детей. Он выглядел взволнованным и смущенным. Он искал Мортен, чтобы защитить ее от жестокого сводного брата, но не мог найти.
Они вернулись на стену и стали смотреть, как Тиг опять закружил вокруг деревни, бегая между факелами; его тело походило на фарфор с красными прожилками-ранами: такое же хрупкое, почти прозрачное. Земля громко урчала. Крылья били зимний воздух.
Тиг стал шаманом. Его песня вселила ужас в души семей и в сознание старого умирающего человека, его отца. Уин-райятук уснул, охраняемый одним из тутханахов, но даже во сне продолжал дрожать. Он открывал и закрывал рот, словно сражался за каждый глоток воздуха, как умирающее животное, кровь и жизнь которого уходят через жертвенную рану.
Через какое-то время Таллис, слушавшая кричащий лес, решила, что с нее хватит. Она взяла тяжелую палку и пошла к воротам, чтобы загнать Тига обратно на холм мертвых. Но тут Скатах позвал ее и она вернулась на стену.
Из леса вылетела темная всадница. Она молча подскакала к мальчику, размахивая колючей веткой, которую держала в руке. Внезапно она закричала, и Таллис узнала Мортен. Подскакав к брату, она ударила его по голове, заставив закричать от боли. Он не мог использовать пращу и, защищаясь, поднял руки; тогда она хлестнула его сзади, по ягодицам. Он схватился за разорванную кожу, и тогда она стеганула его по животу, и очень скоро мальчик-который-шаман, вопя от злости, убежал обратно на холм, в безопасность домика мертвых и костей. Убегая, он прихватил с собой факел, и Таллис какое-то время смотрела, как пламя мечется в темноте и исчезает за деревьями.
Мортен ударила пятками дикую лошадь и подскакала к земляной стене. Она вычернила себе лицо, руки и маленькую грудь. Но волосы по-прежнему были выкрашены белой глиной. С ее плеч и талии свисали обрывки ее старой туники. Таллис спросила себя, не искалечила ли себя девочка, по-своему. Лошадью Мортен управляла при помощью лианы и животное слушалось ее; заржав, оно гордо пошло к воротам.
Не обращая внимания на черные крылья, мелькавшие у ее головы, Мортен въехала в поселение. Жестокие глаза глядели из-за черной боевой раскраски. Она дважды объехала вокруг Таллис, глядя на нее сверху вниз тяжелым пренебрежительным взглядом. Потом подъехала к Скатаху, который стоял со сложенными на груди руками и, прищурившись, рассматривал сестру. И даже не вздрогнул, когда она, наклонившись с лошади, схватила его длинные волосы и мотнула его голову из стороны в стону. На самом деле он слегка улыбнулся.
— Мой брат из леса, — громко сказала она.
— Моя сестра, — спокойно ответил он, все еще разрешая грубо дергать себя за волосы.
— Жди меня! — злым голосом сказала Мортен. — Будешь ли ты ждать меня?
Вот теперь Скатах нахмурился.
— Куда ты собираешься?
— Стать старше! — крикнула девочка. — Догнать тебя! — Внезапно ее лошадь взбрыкнула, пытаясь отступить назад, но Мортен ногами послала ее вперед, вывернула голову брата так, чтобы заставить его посмотреть ей в глаза. Но он по-прежнему стоял с руками, скрещенными на груди. — Будешь ли ты ждать меня? — опять крикнула она, скорее утверждение, чем вопрос.
Скатах ничего не сказал, но, протянув руку, освободил голову от ее хватки.
— Не думаю, что смогу, — наконец ответил он. — Но мы еще встретимся, я уверен.
Мортен заколебалась, потом ударила сжатым кулаком в плечо брата. В ответ он шлепнул ее по бедру и улыбнулся, но она отвернула лошадь от него, с диким последним криком вынеслась из деревни, поскакала к реке и исчезла в темноте за деревьями.
Птицы полетели за ней.
Немного позже обеспокоенный лес затих, ночные звуки замерли вдали и воздух, так долго наполненный крыльями, очистился. Уинн-Джонс ел бульон. После короткого сна, наполненного кошмарами, он чувствовал себя опустошенным и больным. Его руки тряслись, когда он держал ложку из рога оленя. Скатах сидел рядом с ним, наполовину погрузившись в собственные мысли.
Старика очень огорчила новость об отъезде Мортен. Она отправилась на поиски места, где сможет быстро стать старше. Скатах, как поняла Таллис, отверг ее любовь, но Мортен неодолимо тянуло к нему.
Она хотела остаться с братом, но он называл ее ребенком, а Таллис — любимой женщиной, и юное сердце не могло смириться с обоими определениями. Она вычернила свое тело — символ черноты мыслей.
— Как же она пересечет болото? — спросила Таллис.
Уин-райятук посмотрел на нее, потом вздернул голову и уставился на горящий очаг.
— В Мортен есть что-то от птицы, — сказал он. — Возможно, она перелетит... кто знает? Болото можно пересечь многими путями.
Снаружи раздались крики. Сильная рука откинула шкуры на двери и в полутьму, освещенную огнем очага, беспокойно поглядело лицо Первого-борова-лета.
— Огонь. На холме, — сказал он.
Таллис помогла Уину встать на ноги и выйти наружу.
Огонь рвался в небо с холма мертвых; десять потоков пламени лизали облака.
— Райятуки... — выдохнул потрясенный Уинн-Джонс. — Он поджег тотемы.
Таллис, заинтересованная, оставила ненадолго старика и бросилась в лес, лежащий между деревней и холмов. Вынырнув из него у подножия холма, она вгляделась в ярко горящие погребальные костры старой вере. Тиг стоял у стены загородки, вытянув руки в стороны и откинув голову назад. Неясный силуэт на фоне яркого пламени, он открывал и закрывал рот — безусловно пел.
Огни горели в ночи, извещая лес, что эра райятуков закончилась. Землей будет править новая сила. Она призвала свои войска и те играли в умирающем огне, прыгали по пеплу, уносились в небо с вихрями дыма, плясали с пляшущим мальчиком.
Но огни подали сигнал и еще кое-кому...
Прямо перед рассветом Таллис разбудил далекий звук охотничьего рога. Какое-то мгновение она не понимала, что происходит. Скатах сидел рядом и тихо дышал; он прислушивался. Рог прозвучал опять, четыре мощных взрыва; ему ответили другие четыре. В то же мгновение Скатах и Таллис вскочили на ноги и разбудили Уинн-Джонса и всех остальных; тутхнахи бросились собирать пращи, копья, посохи и камни. Таллис выскочила наружу; было еще темно. Собаки лаяли и метались под ногами, возбужденные внезапной паникой в поселении. Дети, разбуженные матерями, плакали; их быстро переносили из маленьких хижин в главный дом.
Первый-боров-лета и остальные охотники подбежали к палисаду и уставились на лес. Скатах подошел к воротам и проверил, крепко ли они закрыты. Таллис стояла неподвижно, накинув плащ на плечи и сжимая в руках копье с железным наконечником. Посмотрев на огромные ильмы, она не заметила за ними никакого движения; только птицы взлетели на короткое время, потом опять успокоились.
У края леса кто-то зашевелился.
Воздух слегка зашипел, тутханахи раскрутили пращи. Скатах окрикнул их, призывая к спокойствию. На деревню опустилась сверхъестественная тишина. Женщины успокоили детей; собак заставили замолчать. Только Озерная Пловчиха беспокойно фыркала и била копытами по земле. Талли метнулась в загон для лошадей и вывела кобылу наружу, гладя ее помятую морду и бока; потом повела к воротам. Скатах открыл тяжелую деревянную дверь и Таллис выпустила лошадь на свободу, послав ее на юг, подальше от возможного сражения. Вскоре кобыла исчезла в тенях деревьев.
Рог пропел в третий раз, один единственный звук, долгий и мрачный. Тутханахи опять раскрутили пращи. Скатах, сбросив тяжелый плащ, вынул копье с бронзовым наконечником и длинный саксонский меч, который он добыл в лесном бою несколько лет назад. Вооружение большинства тутханахов было сделано из кости и полированного камня.
От реки появился всадник, повернул в сторону от загородки, поглядел на низкую защитную стену и заставил своего коня ровно ходить вдоль края деревьев; несколько шагов в одну сторону, несколько в другую. Скоро света стало больше, и Таллис увидела гребенчатый шлем с шипами и тусклую кожу его нагрудника. Его наряд составляли короткие клетчатые штаны и красноватая туника; на ногах покрытые металлом сапоги; на плечах коротких плащ. Эту одежду и вооружение Таллис знала очень хорошо. Она посмотрела на всадника, на Скатаха и улыбнулась. Копье налетчика лежало поперек луки седла, первые лучи солнца блестели на его длинном отполированном наконечнике.
Скатах завистливо поглядел на воина.
Несколько минут они молча разглядывали друг друга, потом налетчик поднес к губам изогнутый рог и трижды дунул в него.
— Началось! — крикнул Скатах. Таллис почувствовала, как во рту все пересохло и, внезапно, она совершенно отчетливо увидела все.
В следующее мгновение лесной полог исторг из себя тучу птиц, испуганных внезапной суетой внизу: восемь всадников, вооруженные копьями и топорами, вылетели из леса и помчались к поселению, сердито покрикивая на лошадей. Никаких военных кличей. Шлем