Я говорил «задержать», потому что у нас прямых криминальных обвинений в его адрес не было. Я-то мог думать, что он был агентом мусаватистов, как об этом говорил Каминский. Но такие факты никем не проверялись, и я не слышал, чтобы имело место хоть какое-то разбирательство этого дела. Правда ли то было или неправда, однако я верил Каминскому, потому что это был порядочный и сугубо партийный человек. Но в отношении провокационного поведения Берии все у нас было основано на интуиции. А по интуитивным мотивам человека арестовать невозможно. Поэтому я говорил, что его надо задержать «для проверки». Это как раз было возможно.
Итак, мы договорились с Молотовым, а потом я рассказал все Маленкову и Булганину. И мы решили, что следует форсировать ход дела, потому что нас могут подслушать или кто-либо нечаянно проговорится, сведения о наших шагах дойдут до Берии, и Берия нас просто арестует. Тогда же мы условились, что я должен поговорить с Сабуровым, тоже членом Президиума. Сабуров очень быстро ответил мне: «Я полностью согласен». И тоже спросил: «А что Маленков?» Об этом спрашивали все, с кем я заговаривал. Кагановича в то время в Москве не было, он находился на лесозаготовках, проверял, как идут там дела. Когда Каганович вернулся, я попросил его заехать в ЦК. Он приехал вечером, и мы сидели с ним очень долго. Он подробно мне рассказывал о Сибири, о лесозаготовках. Я его не останавливал, хотя у меня голова была занята совершенно другим. Я проявлял вежливость, тактичность, ждал, когда его тема иссякнет.
Когда я увидел, что наступил конец, то сказал: «Это все интересно, о чем ты рассказывал. Теперь я тебе хочу рассказать, что делается у нас». Каганович сразу навострил уши: «А кто за?» Он поставил так вопрос, чтобы разведать, каково соотношение сил. Я сказал, что Маленков, Булганин, Молотов и Сабуров согласны, так что, собственно говоря, и без него у нас имеется большинство. Тогда Каганович заявил: «Я тоже за, конечно, за, это я просто так спросил». Но я его правильно понял, и он меня понял. Затем спрашивает: «А как же Ворошилов?» И я ему рассказал, какая у меня получилась неловкость с Ворошиловым. «Так он тебе и сказал?» «Да, он стал хвалить Берию». Каганович выругался в адрес Ворошилова, но незлобно: «Вот старый хрыч. Он неправду тебе сказал. Он сам мне говорил, что просто невозможно жить дальше с Берией, что он очень опасен, что он может на все пойти и всех нас уничтожить». «Тогда нужно с ним побеседовать еще раз. Может быть, с ним поговорит Маленков? Мне-то лучше не возвращаться к этому разговору, чтобы не ставить его в неловкое положение». На том и согласились.
Каганович спрашивает: «А Микоян?» «С Микояном я по этому вопросу еще не говорил, тут сложный вопрос». Мы все знали, что у кавказцев Микояна и Берии существовали наилучшие отношения, они всегда стояли один за одного. И я сказал, что с Микояном поговорить, видимо, надо попозже. О новом разговоре я поведал Маленкову, и он тоже согласился, что с Ворошиловым в данной ситуации лучше поговорить ему. Теперь оставался Первухин. Маленков: «С Первухиным я хочу потолковать сам». «Учти, что Первухин – человек сложный, я его знаю». «Но и я его знаю». «Ну, пожалуйста!» Он пригласил Первухина к себе и потом звонит мне: «Вызвал Первухина, рассказал ему все, а Первухин ответил, что подумает. Это очень опасно. Я тебе это сообщаю, чтобы вызвать его поскорее. Неизвестно, чем это может кончиться». Я позвонил Первухину. Он приехал ко мне, и я ему рассказал все в открытую. Михаил Георгиевич ответил: «Если бы мне Маленков все сказал так, как ты, так и вопросов у меня не возникло бы. Я полностью согласен и считаю, что другого выхода нет». Не знаю, как именно Маленков говорил ему, но кончилось так.
Таким образом, у нас со всеми членами Президиума дело было обговорено, кроме Ворошилова и Микояна. И мы с Маленковым решили начать действовать в день заседания Президиума Совета Министров СССР. На заседании Президиума Совмина я всегда присутствовал: в протоколе было записано, что я должен принимать участие в таких заседаниях. На этих заседаниях отсутствовал Ворошилов. Поэтому мы решили, созвав заседание Президиума Совмина, пригласить Ворошилова. Когда все соберутся, открыть вместо заседания Президиума Совмина заседание Президиума ЦК. Условились еще, что я перед самым заседанием побеседую с Микояном, а Маленков – с Ворошиловым.
Утром того дня я был на даче. Позвонил оттуда Микояну и пригласил его заехать за мной, чтобы вместе отправиться на заседание Президиума Совета Министров СССР. Микоян приехал, и тут я провел беседу. Она была очень длительной. Припоминаю, что мы разговаривали часа два, подробно все обговорили, а потом еще несколько раз возвращались к обговоренному. Позиция Микояна была такой: Берия действительно имеет отрицательные качества, но он не безнадежен, в составе коллектива может работать. Это была совершенно особая позиция, которую никто из нас не занимал. Пора было кончать разговор, времени оставалось только на то, чтобы прибыть на заседание. Мы уселись вместе в машину и уехали в Кремль. Приехали. Перед началом заседания Микоян зашел в свой кабинет, а я поспешил к Маленкову. Пересказав ему свой разговор с Микояном, я выразил сомнения и тревогу в связи с таким его ответом. К тому времени Маленков уже поговорил с Ворошиловым. «Ну, и как? Он по-прежнему хвалил Берию?» «Когда я ему только заикнулся о нашем намерении, Клим обнял меня, поцеловал и заплакал». Так ли это было, не знаю. Но думаю, что врать Маленкову было незачем.
Выявился и такой вопрос: мы обсудим дело, задержим Берию. А кто именно его задержит? Наша охрана подчинена лично ему. Во время заседания охрана членов Президиума сидит в соседней комнате. Как только мы поднимем наш вопрос, Берия прикажет охране нас самих арестовать. Тогда мы договорились вызвать генералов. Условились, что я беру на себя пригласить генералов. Я так и сделал, пригласил Москаленко и других, всего человек пять. Маленков с Булганиным накануне заседания расширили их круг, пригласив еще Жукова. В результате набралось человек 10 разных маршалов и генералов; их с оружием должен был провести в Кремль Булганин. В то время военные, приходя в Кремль, сдавали оружие в комендатуре. Мы условились, что они станут ожидать вызова в отдельной комнате, а когда Маленков даст им знать, то войдут в кабинет, где проходит заседание, и арестуют Берию».
Из всех членов Президиума ЦК, по признанию Хрущева, наибольшую трудность в плане антибериевской обработки представлял Микоян, поскольку у них с Берией существовали «наилучшие отношения, они горой стояли друг за друга». Однако Анастас Иванович, хотя и был не в восторге от предстоящей ликвидации «друга Лаврентия», предупреждать его о заговоре не стал, понимая, что песенка Берии уже спета, раз против него восстали все члены Президиума ЦК, определенно имевшие поддержку армии.
В заговор против Берии были вовлечены и его заместители Круглов и Серов. 25 июня, едва вернувшись из Германии, где он был 10 дней, Берия просил у Маленкова санкции на арест Игнатьева (по другим данным, из Берлина он вернулся в Москву вообще утром 26 июня, за несколько часов до заседания в Кремле). Но к тому времени заговор против Лаврентия Павловича уже полностью сложился. Заговорщики перешли к действиям.
Для ареста Берии привлекли военных. Впоследствии участвовавшие в этой акции маршалы Г. К. Жуков и К. С. Москаленко по-разному рассказывали, как брали Берию. Каждый стремился приписать себе главную роль. Кому же верить? Неожиданное подтверждение правоты одного из маршалов пришло от Маленкова при обстоятельствах, исключавших неискренность с его стороны.
Когда в июне 1957 года пленум ЦК громил «антипартийную группу Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова», Георгий Максимилианович пытался напомнить товарищам о своих былых заслугах, и в частности, указал на свою роль в организации ареста Берии: «Берия разоблачить было не так просто. Мы тогда опирались на военных товарищей в этом деле, в самый нужный момент нам оказал решающую услугу в этом деле товарищ Москаленко. К нему в трудный момент мы обратились с товарищем Хрущёвым, мы были без сил и средств…» На пленуме Маленкова не пинал только ленивый. Его утверждения опровергали на каждом шагу и с удовольствием. В зале присутствовали и Жуков, и Москаленко, но ни один из них на этот раз с Георгием Максимилиановичем спорить не стал. Значит, слова Маленкова о решающей роли Москаленко в создании группы генералов для ареста грозного Лаврентия Павловича – святая истинная правда. Да и как иначе объяснить, почему в команде, арестовывавшей Берию, было так много офицеров и генералов из штаба Московского округа ПВО, который возглавлял Кирилл Семёнович. Поэтому рассказу Москаленко мы в основном можем доверять. Его я и хочу процитировать:
«В 9 часов утра (25 июня 1953 года. – Б.С.) мне позвонил по телефону АТС Кремля Хрущёв, он спросил: «Имеются в вашем окружении близкие вам люди и преданные нашей партии так, как вы преданы ей?..»
После этого Хрущёв сказал, чтобы я взял этих людей с собой и приезжал с ними в Кремль к председателю Совета Министров СССР товарищу Маленкову, в кабинет, где раньше работал Сталин».
Далее Хрущёв закодированно намекнул, чтобы взяли с собой оружие: «Он сказал, чтобы я взял с собой планы ПВО и карты, а также захватил сигареты. Я ответил, что заберу с собой всё перечисленное, однако курить бросил ещё на войне, в 1944 году. Хрущёв засмеялся и сказал, что сигареты могут потребоваться не те, которые я имею в виду. Тогда я догадался, что надо взять с собой оружие. В конце разговора Хрущёв сказал, что сейчас позвонит Булганину. Я подумал, что нам предстоит выполнить какое-то важное задание Президиума ЦК КПСС.
Вскоре после этого последовал звонок министра обороны маршала Булганина, который сказал, что звонил Хрущёв и предложил мне сначала прибыть к нему, т. е. к Булганину… Со своей группой я прибыл к министру обороны. Принял меня товарищ Булганин одного. Он сказал, что звонил Хрущёв, вот я тебя и вызвал. Нужно арестовать Берию… Сколько у тебя человек? Я ответил: со мной пять человек… На что он ответил: «Очень мало людей… Кого, ты считаешь, можно ещё привлечь, но без промедления? Я ответил – вашего заместителя маршала Василевского. Он сразу почему-то отверг эту кандидатуру. Я спросил, кто находится сейчас в министерстве из влиятельных военных. Булганин ответил: «Жуков». Тогда я предложил взять Жукова. Он согласился, но чтобы Жуков был без оружия…