Помимо бытового компромата Хрущеву и его товарищам требовалось также найти хоть какой-нибудь компромат политического характера на Берию. Их внимание привлек донос одного старого чекиста. Яков Мхитаров-Мрачный писал секретарю ЦК П. Н. Поспелову: «Я бы хотел довести до Вашего и до сведения Центрального Комитета нашей Партии о ряде фактов, связанных с вражеской деятельностью авантюриста Берии и его неразрывной составной части – Багирова М. Д. По тем обрывочным сведениям, которые доходят до меня, мне кажется, что многое из того, что в свое время раскрывало и выявляло политическое и моральное нутро Берия – Багирова, известно Центральному Комитету лишь частично или не полностью».
Среди преступлений Берии Мхитаров-Мрачный называл то, что в 20-е годы Лаврентий Павлович стал доверенным лицом председателя Азербайджанской ЧК Багирова и являлся хранителем утаенного от государства чекистского «общака» – драгоценностей, конфискованных у арестованных и расстрелянных.
Мхитаров-Мрачный утверждал, что уже тогда Берия имел большую слабость к женщинам: «Еще в 1921–1922 гг. на чистке партийной организации АЗЧК, Председателем которой являлся Багиров, а фактически его заместителем – Начальником секретно-оперативной части – Берия, одной из сотрудниц (Кузнецовой Марией) Берия разоблачался в попытке изнасиловать ее в своем кабинете, но, получив решительный отпор и желая заставить ее замолчать, предложил ей драгоценное кольцо из числа хранившихся у него в кабинете в сейфе ценностей. Этот относительно «небольшой» штрих, но в те времена чудовищный по характеру и сигнализирующий о моральном облике чекиста, падкого и способного на служебное преступление из-за обладания женщиной, был совершенно нетерпим на столь ответственнейшем посту. Но благодаря Багирову то дело было замято, а Кузнецова вскоре под благовидным предлогом уволена из органов».
Доносчик указал на еще один компрометирующий Берию факт: «Во время чистки партии обнаружилось, что главный комендант АЗЧК Жариков Александр в 1918–1919 годах был офицером Каспийской Военной Флотилии и за особую активность, приказом Командующего этой флотилией известного белогвардейского генерала Бичерахова награжден Георгиевским крестом за «особые заслуги». Известно, что «особые заслуги» офицерского состава Каспийской Военной Флотилии, а следовательно, и ЖАРИКОВА под командованием генерала Бичерахова могли выразиться в лютой расправе с большевиками… Несмотря на требования коммунистов исключить Жарикова из рядов партии, по настоятельному требованию Багирова – Берии он был оставлен в рядах партии и в органах, а всевозможные в дальнейшем его преступления (присвоение ценностей расстрелянных и осужденных) проходили безнаказанно».
Компромат был и на других людей, работавших вместе с Берией в начале 20-х годов в Закавказье. Мхитаров-Мрачный утверждал, что «в 1921 году Берия – Багировым Начальником Иностранного Отдела (ИНО) АЗЧК был назначен Голиков Владимир, сын известного в Баку торговца предметами религиозного культа. Несмотря на многократные сигналы коммунистов, обсуждение вопроса на партсобраниях и на чистке партии об антипартийной сущности Голикова, несмотря даже на состоявшиеся постановления парторганизации об исключении его из рядов партии как «примазавшегося» к партии и затесавшегося в органы чужака, Берия – Багиров настойчиво требовали и добились сохранения его и в партии, и в органах на упомянутом выше ответственнейшем посту почти в течение десяти лет. Мало того, Голиков ими был введен в состав членов Коллегии АЗЧК – АЗГПУ. И только в 1928 году обнаружилось, что в период Гражданской войны 1918–1919 годов Голиков был активнейшим белогвардейцем, начальником белогвардейского карательного отряда, предававшего своим отрядом огню и мечу крестьян-бедняков в Саратовской области. Отряд этот по своей свирепости был известен среди терроризованного им беднейшего крестьянства под названием «голиковцы». После упорного запирательства вначале, изобличенный фактами, документами и свидетельскими показаниями, Голиков признал свою принадлежность к белогвардейщине, был арестован и направлен в Тбилиси. Однако вместо заслуженного им расстрела, благодаря Берия, через некоторое время Голиков был освобожден и благополучно пребывает в Баку и в настоящее время».
Но компрометирующие факты социального происхождения и биографии можно было найти при желании у очень многих представителей советской номенклатуры, в том числе и у тех, кто продолжал успешно трудиться на своих постах и после падения Берии. Например, у Б. Л. Ванникова, заместителя Берии по Спецкомитету, матушка в дореволюционное время держала известный на весь Баку бордель. Так, во всяком случае, утверждалось в письме инженера И. И. Нечаева, адресованном Маленкову. Там приводились и другие компрометирующие Ванникова факты, в частности, его странное освобождение после ареста грузинской контрразведкой и связь с некоторыми лицами, которые, возможно, являлись агентами этой контрразведки. Но поскольку Ванников был вполне лоялен как к Маленкову, так и к Хрущеву, и считался опытным технократом, то прошлое неподходящее социальное происхождение ему в вину не ставили, и он продолжал трудиться на ниве реализации советского атомного и водородного проектов в качестве 1-го заместителя министра среднего машиностроения.
В доносе Мхитарова-Мрачного было и кое-что поинтереснее. Старый чекист утверждал, будто Берия был агентом контрразведки мусаватистского Азербайджана: «Секретным отделом АзГПУ в 1929 году было обнаружено личное дело Берия, как агента, состоявшего на службе в муссаватской контрразведке. Оно демонстрировалось на партийных собраниях и активах АзГПУ, коммунисты которого требовали немедленного привлечения к ответственности Берия, явно проникшего в органы вражеского агента-провокатора, и БАГИРОВА, уличаемого в прикрытии этого вопиющего акта, а также преступных деяний и своих, и Берия».
Мхитаров-Мрачный считал, что Берии помог избежать ответственности полномочный представитель ОГПУ в Закавказье Станислав Реденс: «Благодаря усилиям Багирова и Реденса и тех, кто ими был введен в заблуждение, Берия не только не был разоблачен, но стала усиленно распространяться версия Багирова о том, что «работал Берия в муссаватской контрразведке по заданию большевистской партии». Их обличителям же был пришит ярлык «групповщиков», почти весь состав органа рассеян и заполнен бесчестными, заведомо сомнительными чекистами».
Реденса, расстрелянного в 1940 году, спросить о связях Берии с муссаватистской контрразведкой уже не представлялось возможным. Но сама идея показалась Хрущеву и Маленкову перспективной. Но нужно было найти дело, о котором упомянул Мхитаров-Мрачный. Обратились к В. Н. Меркулову, который вплоть до 18 сентября 1953 года оставался на свободе. В июле он писал Хрущеву: «Хочу остановиться теперь на обстоятельствах, связанных с разговорами о службе Берия в муссаватской разведке.
Я отчетливо понимаю теперь важность этого дела, но, к сожалению, у меня сохранились по этому вопросу несколько смутные воспоминания. Объясняется это тем, что я в свое время не придавал особого значения этим разговорам, тем более что Берия отрицал правильность этих разговоров и не проявлял в связи с ними никакой нервозности.
Дело было так. Как-то Берия, будучи еще в Тбилиси (дату не помню), вызвал меня и сказал, что враждебно настроенные к нему люди распускают слухи о том, что он, Берия, якобы работал в 1919 году в Баку в муссаватской разведке. На самом деле это-де не так. В муссаватской разведке он, Берия, никогда не работал, а работал по заданию партии в молодежной азербайджанской организации ГУММЕТ, что об этом имеются документы в партийном архиве в Баку и что мне необходимо съездить в Баку, разыскать эти документы и привезти их к нему, а то, мол, его враги могут сами разыскать эти документы и уничтожить их и тогда он, Берия, ничем не сможет доказать свою правоту.
Я верил тогда Берия, знал с его слов, что у него врагов немало, и, разумеется, никаких сомнений в правоте его рассказа у меня не было. На другой же день я выехал в Баку.
В Баку в партийном архиве я без особого труда нашел одну или две папки (сейчас точно не помню). В них имелось два или три документа за 1919 год, в которых упоминалась фамилия Берия. Это были очень короткие протоколы Бакинского комитета партии, а может быть, ЦК, написанные на четвертушках писчей бумаги. Помню, что на протоколах фигурировала подпись Каминского (Г. Н. Каминский – в 1920 году председатель Бакинского Совета и секретарь ЦК КП(б) Азербайджана, в 1934–1937 годах нарком здравоохранения РСФСР. 10 февраля 1938 года расстрелян, в 1955 году реабилитирован. – Б.С.). Как я ни напрягаю память, я не могу сейчас точно вспомнить содержание этих протоколов. У меня осталось только в памяти, что записи в них носили незначительный характер. В них не было прямого доказательства правоты слов Берия о его работе в организации ГУММЕТ. Но косвенно они подтверждали это обстоятельство, по крайней мере, у меня в памяти сохранилось именно такое представление об этих документах (речь в документах, по-видимому, шла о том, что Берия работал в муссаватистской контрразведке по заданию левой организации «Гуммет», близкой к коммунистам. – Б.С.).
Я перелистал в архиве еще немало папок, но больше никаких документов с упоминанием фамилии Берия не нашел. Через день я вернулся в Тбилиси, захватив с собой папки.
Когда Берия ознакомился с документами, он, по-моему, остался ими доволен. Очевидно, ничего другого он и не ожидал найти. Он взял их у меня и положил в свой сейф.
Когда в 1938 году Берия уезжал в Москву на работу в НКВД СССР, он поручил мне отправить в Москву его бумаги и документы. Я разобрал ящики его стола и его сейф и нашел упомянутые выше папки. Все бумаги Берия, а также мои собственные дела я зашил в несколько мешков из бязи, запечатал и, насколько помнится, отправил их в Москву фельдсвязью.
В Москве в конце 1938 года или в начале 1939-го как-то вечером Берия спросил меня, где находятся упомянутые папки. Я ответил, что они у меня в сейфе, зашиты в мешках. Он предложил принести их к нему в кабинет, что я и сделал. Когда я пришел к нему с папками, он мне сказал, что вопрос о его якобы службе в муссаватской разведке снова поднимается, что товарищ Сталин потребовал от него объяснение и что он должен это объяснение написать сейчас же. С его слов я сделал набросок его объяснения по этому вопросу на имя товарища Сталина. В это объяснение были полностью переписаны указанные документы из папок, касающиеся Берия. Текст объяснения состоял из комментариев к этим документам и, насколько я припоминаю, заканчивался утверждением, что он, Берия, никогда в муссаватской разведке не работал. В этом был смысл всего объяснения.