Но когда Берия хотел или это ему было нужно, он мог быть любезным, гостеприимным хозяином, показать себя хорошим товарищем, внимательным и чутким. Берия старался это делать в отношении своего ближайшего окружения, понимая, что от того, как будет работать его окружение, зависит его собственная судьба».
Подчиненные преданно служили Лаврентию Павловичу, помогая ему создавать в глазах высокого начальства репутацию умелого и незаменимого руководителя. Даже когда на подведомственной ему территории происходили события, которые другим чекистским начальникам стоили бы должности, Берии все сходило с рук.
В марте 1929 года вспыхнуло вооруженное восстание в Аджаристане, точнее в Автономной Социалистической Советской Республике Аджаристан, где жили грузины-мусульмане. Поводом стала кампания борьбы с исламом, когда пытались искоренить давние обычаи и традиции. Восставшие арестовали руководство республики. Тогда в Хулинском уезде развернулись настоящие боевые действия. Привлекли части регулярной армии.
В ходе военной операции, продолжавшейся несколько недель, два десятка человек были убиты, более двухсот крестьян ушли в соседнюю Турцию, остальные разбежались.
Берия доказывал, что он заблаговременно предупреждал партийные органы о неблагополучии в Аджаристане.
Всеволод Меркулов:
— После ликвидации вооруженного выступления крестьян в Хулинском районе Аджаристана в Батуми приехали ознакомиться с положением дел на месте секретари ЦК — Кахиани и Гогоберидзе.
Михаил Иванович Кахиани был тогда первым секретарем ЦК республики. Впоследствии его забрали в Москву членом Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). В июле 1937 года арестовали, в декабре расстреляли. Левана Давидовича Гогоберидзе тоже перевели в Москву в Институт красной профессуры, а в марте 1937 года расстреляли.
Всеволод Меркулов:
— С их стороны была попытка обвинить ГПУ Грузии в том, что оно своевременно не предупредило ЦК о готовящемся выступлении. Тогда Берия достал свыше десятка различных своих записок, и ему удалось убедить Кахиани и Гогоберидзе в том, что ГПУ достаточно полно информировало ЦК Грузии о положении в Аджаристане и что именно ЦК не принял надлежащих мер.
Нами составлялась записка о политическом положении в районах Аджаристана. Секретарь ЦК Грузии Гогоберидзе брал листки с машинки и прочитывал, сделал мне какое-то замечание по поводу написанного. Я рассказал Берия. Он мне ответил: «Что он понимает». А на мое замечание, что он секретарь ЦК, Берия сказал: «Мало ли что».
Других республиканских руководителей наказали, а Лаврентия Павловича, напротив, продвинули вверх по служебной лестнице. Тем более что прежде на пост руководителей госбезопасности Закавказья присылали из Москвы людей, которые плохо разбирались в местных условиях, и Берия ловко от них избавлялся.
Всеволод Меркулов:
— ГПУ Грузии считало себя на равных с ЦК Грузии. Берия практиковал посылку в ЦК докладных записок о политическом положении в различных сельских районах Грузии. В этих записках указывалось на недостатки в работе партийных и советских органов на местах. Напрашивался вывод, что ГПУ Грузии лучше знало положение в районах Грузии, чем ЦК, и работало лучше, чем партийные и советские органы.
Руководить чекистами Закавказья прислали Станислава Францевича Реденса, бывшего секретаря Дзержинского и свояка Сталина, он женился на старшей сестре жены вождя Анне Сергеевне Аллилуевой.
Казалось, Редене вполне расположился к Берии. На самом деле он был непрочь избавиться от слишком умелого подчиненного. У Лаврентия Павловича вообще скопилось в Тифлисе немало противников. Кому-то не нравились его методы и манеры, кто-то завидовал карьере. Он все это чувствовал, хотел уехать из Тифлиса.
В мае 1930 года Берия написал Орджоникидзе:
«Дорогой Серго, не один раз я ставил перед Вами вопрос о моей учебе. Время проходит, кругом люди растут, развиваются, и те, которые еще вчера были далеко от меня, сегодня ушли вперед. Известно, что безбожно отстаю. Ведь при нашей чекистской работе не успеваем зачастую даже газету прочесть, не то, что самообразованием заниматься…
Дорогой Серго! Я знаю, Вы скажете, что теперь не время поднимать вопрос об учебе. Но что же делать. Чувствую, что я больше не могу…
Я думаю, что мой уход из Закавказья даже послужит к лучшему. Ведь за десять лет работы в органах ГПУ в условиях Закавказья я достаточно намозолил глаза не только всяким антисоветским и контрреволюционным элементам, но и кое-кому из наших товарищей. Сколько людей будут прямо-таки приветствовать мой уход, настолько я им приелся своим постоянным будированием и вскрыванием имеющихся недочетов. Им хотелось, чтобы все было шито-крыто, а тут, извольте радоваться, кругом недочеты и ляпсусы.
Уже начинают прорабатывать, а что дальше будет — не знаю. Со мной начинают связывать все истории, которые когда-либо были в Грузии и вообще в Закавказье. Ушел тов. Л. Картвелишвили (член ЦК КП Грузии) — винили меня. Ушел тов. Мамия (1-й секретарь Заккрайкома) — указывали на меня. Сняли бакинских товарищей — опять я тут. В умах многих товарищей я являюсь первопричиной всех тех неприятностей, которые постигли товарищей за последнее время, и фигурирую чуть ли не как доносчик».
Кто мог знать тогда, как повернется судьба? Ссора с Берией дорого обошлась всем, кто его недооценивал.
Упомянутый в его письме Лаврентий Иосифович Картвелишвили работал и первым секретарем ЦК Грузии, и вторым секретарем Закавказского крайкома, и председателем Совнаркома Грузии. В 1929 году его перебросили на Украину начальником политуправления Украинского военного округа. Когда начались массовые репрессии, арестовали.
Картвелишвили оказался во власти Лаврентия Павловича.
20 июля 1937 года Берия написал Сталину:
«Дорогой Коба!
Следствие по делам контрреволюционеров Грузии разворачивается дальше, вскрывая новых участников гнуснейших преступлений против партии и советской власти.
Арест Л. Лаврентьева (Картвелишвили) и других и данные ими на следствии показания проливают яркий свет на предательскую диверсионно-вредительскую шпионскую и террористическую работу, которую вели они, состоя в контрреволюционной организации правых».
Берия сообщал:
«Картвелишвили первое время молчал, утверждая, что арест его недоразумение, затем, после того как его взяли в работу, признался, что еще в 1929 году на Украине он был завербован в контрреволюционную организацию правых…
Признался, что, будучи секретарем Заккрайкома ВКП(б), он сознательно извращал политику партии в крестьянском и национальном вопросах. Намеренно проводя хлебозаготовки по Грузии в чрезмерно жестких условиях, Лаврентьев (Картвелишвили) и его сообщники вызвали, по его же собственным словам, резкое недовольство среди крестьян, которое в ряде районов Грузии вылилось в вооруженные выступления крестьян.
Таким образом, события, имевшие место в Грузии в 1931 году, являются результатом не ошибок тогдашнего руководства, а результатом преступной контрреволюционной деятельности».
В августе 1938 года Лаврентия Картвелишвили расстреляли.
Другой видный тифлисский партработник Мамия (Иван Дмитриевич) Орахелашвили, врач по профессии, учившийся в Петербургской медико-хирургической академии, — один из самых заметных грузинских большевиков, с 1926 года был первым секретарем Закавказского крайкома. Тогда для Берии — самое высокое начальство. Но в 1930 году Орахелашвили неожиданно вызвали в Москву и утвердили членом редколлегии главной партийной газеты «Правда».
В аппарате стали говорить, что причиной всему интриги Лаврентия Павловича, секретные донесения, которые он отправляет в Москву. Атмосфера вокруг него сгустилась. Пошли разговоры о том, что Берия уходит.
Его окружение всполошилось.
Всеволод Меркулов, тогда заместитель начальника Аджаристанского ГПУ, написал в Тифлис:
«Только лично.
Дорогой Лаврентий!
Здесь у нас распространились слухи о якобы предстоящем твоем уходе из Тифлиса. Я не вдавался в оценку правильности этих слухов, вероятности их и т. д., но в связи с ними у меня к тебе глубокая просьба: не забыть меня.
В случае если ты действительно решил уехать из Закавказья, я очень прошу тебя взять меня с собой туда, где ты будешь работать. Город и должность меня не интересуют: я согласен работать где угодно.
Не переоценивая себя, все же полагаю, что если я приналягу (а это делать при желании я умею), то справлюсь с любой работой, которую ты мне поручишь. Тебя, во всяком случае, никогда ни в чем не подведу. Ручаюсь тебе в этом всеми ошибками прошлого, которые лишний раз вспоминать мне очень тяжело.
Надеюсь, будешь иметь меня в виду. Это моя самая большая просьба, с которой я когда-либо обращался к тебе. Писать много не хочу и не умею, но уверен, что ты поймешь и поверишь мне всецело.
Крепко жму руку.
Всегда твой — В. Меркулов».
Так что же тогда произошло?
Судя по всему, тифлисское партийное начальство пыталось избавиться от Лаврентия Павловича. Но не встретило понимания в Кремле. В принципе Сталина вполне устраивала ситуация, когда партийное и чекистское руководство на местах находилось в контрах и старательно сообщало о промахах и ошибках другой стороны.
Станислав Редене промахнулся. Свое начальство на Лубянке он смог убедить в необходимости перевести Берию из Тифлиса. Но Сталин не согласился. Редене переоценил свой аппаратный вес. Не учел, что Лаврентий Павлович лично известен вождю.
14 ноября 1930 года Редене доложил в Москву:
«Председателю ОГПУ тов. Менжинскому
для Секретаря ЦК ВКП(б) тов. Сталина
Получена Ваша шифровка, смысл которой: до сведения ЦК дошло, что ходят слухи об отзыве т. Берия из Закавказья с переводом на работу в Туркестан и что это не соответствует действительности.
Автором этих слухов в Тифлисе являюсь я, поэтому считаю необходимым дать ЦК настоящее объяснение.
10 ноября ночью заместитель председателя ОГПУ т. Ягода передал мне по телефону: председатель ОГПУ т. Менжинский решил отозвать Берия из Закавказья. Новый секретарь Закавказского крайкома т. Картвелашвили поставил вопрос об отзыве Берия в ЦК ВКП(б). По поручению председателя ОГПУ Ягода предложил дать ему мое мнение по этому вопросу.