Переброска работников местных органов НКВД из одной области, края, республики в другую производится заместителем наркома НКВД СССР (по кадрам) по получении разрешения Отдела руководящих парторганов ЦК ВКП(б). Переброска работников местных органов НКВД в пределах одной и той же области, края, республики производится распоряжением начальника Управления НКВД и по получении по этому вопросу разрешения обкома, крайкома, ЦК нацкомпартии».
Партийный аппарат намеревался вернуть себе контроль над силовиками, которые в годы большого террора обрели самостоятельность.
17 ноября 1938 года ЦК и правительство приняли постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия».
В нем говорилось о «крупнейших недостатках и извращениях в работе органов НКВД»:
«Враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД как в центре, так и на местах, продолжая вести свою подрывную работу, стараясь всячески запутать следственные и агентурные дела, сознательно извращали советские законы, проводили массовые и необоснованные аресты, в то же время спасая от разгрома своих сообщников, в особенности засевших в органах НКВД».
Работников наркомата упрекали в том, что они «отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы, вошли во вкус упрощенного порядка производства дел… следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными».
Это постановление ЦК обычно трактуется как сигнал к прекращению массовых репрессий. В реальности репрессии продолжались и при Берии. Скажем, постановление требовало производить аресты только с санкции суда или прокурора. Но ордера на арест прокуратура выдавала бесперебойно.
Зато постановление создавало алиби для Сталина и политбюро и звучало как приговор Ежову. Надо думать, Николай Иванович это сознавал.
Сын Лаврентия Павловича, Серго Берия, вспоминал:
«Как-то Ежов приехал к нам домой вместе с женой. Был уже нетрезв.
— Что же, — сказал за столом. — Я все понимаю, моя очередь пришла».
Можно ли доверять воспоминаниям Серго Лаврентьевича? Ему было тогда всего четырнадцать лет.
8 апреля 1938 года Ежова назначили по совместительству еще и наркомом водного транспорта. Сталин действовал по испытанной схеме: отодвигал главного чекиста от Лубянки, готовя к аресту и суду.
Жену Ежова 29 октября 1938 года госпитализировали в подмосковный санаторий имени Воровского. Она страдала от тяжелой депрессии. Жене наркома тоже шили дело. Несколько недель лечения не помогли. Она проглотила большую дозу снотворного — люминала — и 21 ноября умерла. Похоронили ее на Донском кладбище.
Ежов на похоронах не присутствовал. Ему было не до этого. Истекали его последние дни на свободе.
Ежов не принадлежал к тем немногим, кто пытался спастись. Ему это и в голову не приходило. Никакой вины он за собой не чувствовал. Он всего лишь в чем-то ошибался, не всех врагов выявил и уничтожил… Рассказывают, что в последние месяцы Николай Иванович, который не понимал, почему оказался в опале, сильно пил.
Сталин заставил его своей рукой написать, на кого из крупных работников, прежде всего членов политбюро, в НКВД есть доносы и кто в чем обвиняется. Получился большой список. Не на машинке отпечатанный документ, а рукописный — к нему больше доверия. Этот документ Сталин хранил в своем архиве до самой смерти.
В доносах на членов политбюро не было ничего особенного: какие-то сомнительные, двусмысленные высказывания, кем-то заботливо записанные и принесенные в НКВД. Но важно не содержание, а сам факт наличия такого документа. При необходимости он легко обрастал другими такими же доносами и показаниями арестованных.
Шифротелеграмма И.В. Сталина первым секретарям ЦК национальных компартий, крайкомов и обкомов о положении дел в НКВД и назначении Л.П. Берии на должность наркома внутренних дел. 25 ноября 1938 Подлинник.
Машинописный текст. Правка — автограф И.В. Сталина. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 58. Л. 61–61 об]
Вечером 23 ноября 1938 года Ежова вызвали к Сталину. Николай Иванович провел в кабинете генерального секретаря почти четыре часа — с четверти десятого до часа ночи. Присутствовали глава правительства Молотов и нарком обороны Ворошилов.
Ежов написал большое покаянное письмо, адресованное Сталину, попросил освободить его от работы наркома внутренних дел и перечислил свои ошибки:
«Во-первых, совершенно очевидно, что я не справился с работой такого огромного и ответственного Наркомата, не охватил всей суммы сложнейшей разведывательной работы. Вина моя в том, что я вовремя не поставил этот вопрос во всей остроте, по-большевистски, перед ЦК ВКП(б).
Во-вторых, вина моя в том, что, видя ряд крупнейших недостатков в работе, больше того, даже критикуя эти недостатки у себя в наркомате, я одновременно не ставил этих вопросов перед ЦК. Довольствуясь отдельными успехами, замазывая недостатки, барахтался один, пытаясь выправить дело. Выправлялось туго — тогда нервничал.
В-третьих, во многих случаях, политически не доверяя работнику, затягивал вопрос с его арестом, выжидал, пока подберут другого. По этим же деляческим мотивам во многих работниках ошибся, рекомендовал на ответственные посты, и они разоблачены сейчас как шпионы.
В-четвертых, моя вина в том, что я проявил совершенно недопустимую для чекиста беспечность в деле решительной очистки отдела охраны членов ЦК и Политбюро. В особенности эта беспечность непростительна в деле затяжки ареста заговорщиков по Кремлю…
Несмотря на все эти большие недостатки и промахи в моей работе, должен сказать, что при повседневном руководстве ЦК НКВД погромил врагов здорово. Даю большевистское слово и обязательство перед ЦК ВКП(б) и перед тов. Сталиным учесть все эти уроки в своей дальнейшей работе, учесть свои ошибки, исправиться и на любом участке, где ЦК сочтет необходимым меня использовать, оправдать доверие ЦК».
Даже такому человеку, как Ежов, была свойственна некоторая наивность. Уж Николай Иванович должен был бы понимать, что его ждет. И все же верил, что его, такого преданного Сталину человека, пощадят. Ну, снимут с должности, ну, арестуют, но не расстреляют же! За что его расстреливать?
Смена команды имела еще один очевидный плюс: на Ежова и его людей можно переложить ответственность за все «перегибы» и ошибки. Партия сурово наказала преступивших закон… И люди видели, как справедлив Сталин и как ему трудно — вокруг столько врагов.
На следующий день после разговора с Ежовым, 24 ноября, Сталин подписал вполне нейтральное решение политбюро:
«1. Удовлетворить просьбу тов. Ежова об освобождении его от обязанностей народного комиссара внутренних дел СССР.
2. Сохранить за тов. Ежовым должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя Комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта».
Причины освобождения указаны вполне благоприятные для Ежова:
«Учитывая как мотивы, изложенные в заявлении тов. Ежова, так и его болезненное состояние, не дающее ему возможности руководить одновременно двумя большими наркоматами».
25 ноября Берия возглавил наркомат внутренних дел. Заняв главный кабинет на Лубянке, затеял массовую чистку. Убирал людей Ежова. Расставлял новых и молодых. Вождь считал, что они проявят большее рвение, чем утерявшие хватку и энтузиазм ветераны.
Сталин демонстрировал расположение новому наркому. Тогдашний первый секретарь ЦК компартии Грузии Кандид Нестерович Чарквиани рассказывал, как в феврале 1939 года, оказавшись в Москве, отправился к Берии на его новую дачу. И туда неожиданно прибыл сам Сталин. Вождь редко у кого гостил.
НКВД сам подвергся погрому — одному из нескольких. Сталин регулярно требовал смены аппарата госбезопасности.
Профессиональный партийный работник Карен Нерсесович Брутенц в мемуарной книге «Тридцать лет на Старой площади» описал обстановку тех дней. Его отец служил в НКВД. Он позвонил домой и сказал, что вернется не известно когда: из здания никого не выпускают, идут аресты. Сотрудники наркомата сидели в своих кабинетах. По коридору шли люди. Если они входили в чей-то кабинет, значит, его хозяина арестовывали…
Постановление политбюро ЦК ВКП(б) о приемке и сдаче дел по НКВД.
5 декабря 1938 Подлинник. Рукописный текст. [РГАСПИ. Ф. 17. Оп.163. Д. 1205. Л. 72–73]
Шифротелеграмма Л.П. Берии И.В. Сталину о новом составе секретариата ЦК КП(б) Грузии. (Утверждено постановлением политбюро ЦК ВКП(б) от 29 августа 1938 г.) 29 августа 1938 Подлинник. Машинописный текст. Подписи — автографы И.В. Сталина, В.М. Молотова, Л.М. Кагановича. [РГАСПИ.
Ф. 17. Оп.163. Д. 1198. Л. 119]
9 апреля 1939 года появился указ Президиума Верховного Совета СССР о разделении наркомата водного транспорта, не выполнившего план перевозок, на два — морского и речного флота. Ежов остался без работы.
На следующий день, 10 апреля, его вызвал к себе только что избранный секретарем ЦК и назначенный начальником Управления руководящих кадров Георгий Маленков. Он занял кресло, в котором в пору своего расцвета сидел сам Ежов.
Спецсообщение Л.П. Берии И.В. Сталину о болезни Н.И. Ежова. 10 января 1940
Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф Л.П. Берии. [РГАСПИ. Ф. 17. Оп.171. Д. 377. Л. 109]
Эпоха Николая Ивановича завершилась.
Прямо в кабинете Маленкова после короткого разговора бывшего наркома арестовали. Ордер подписал его сменщик Лаврентий Павлович Берия.
Спецсообщение Л.П. Берии И.В. Сталину о болезни Н.И. Ежова. 13 января 1940
Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф Л.П. Берии. [РГАСПИ. Ф. 17. Оп.171. Д. 377. Л. 115]
Ежов болел — у него был туберкулез, псориаз. Его поместили в тюремную больницу. Там он значился не под своей фамилией: писали «пациент № 1». Когда в тюремной больнице окажется бывший министр госбезопасности Виктор Семенович Абакумов, его будут именовать примерно так же — «арестованный № 15».