управления лагерей. Тем более что строительные и промышленные возможности ГУЛАГа, количество рабочих рук росли с каждым днем.
По всей стране искореняли замаскированных хрущевцев, врагов партии и народа. Нераскаявшихся противников советской власти областные тройки, сформированные лично товарищем Берией, приговаривали к десяти годам без права переписки. Раскаявшимся давали возможность оправдаться ударным трудом в отдаленных и мало развитых районах страны.
По многочисленным просьбам трудящихся в эти же районы выселялись и семьи осужденных, что помогло решить жилищную проблему в крупных городах. Освободившиеся квартиры в первую очередь получали сотрудники единого Министерства внутренних дел.
Лаврентий Павлович Берия замечательно сказал об этом на XX съезде:
— Советские люди достаточно настрадались в сталинские времена и достойны более легкой и веселой жизни…
То, что вы прочитали, это всего лишь альтернативная история, предложенная автором этой книжки. Один из вариантов развития событий…
Читатели, конечно же, знают, что произошло на самом деле, кто кого арестовал в действительности, кто выступал на XX съезде и что за этим последовало.
Но разве не могло быть иначе?
Принято считать, что история не знает сослагательного наклонения. А почему, собственно? Если вглядываться в прошлое, то очевидны исторические развилки, когда перед страной открывались разные пути. Выбрали одну дорогу, а поведи себя ключевые фигуры того времени иначе, вполне возможно, могли бы пойти и по другой.
Диктатура изъявительного наклонения не должна мешать разбираться в собственной истории. Ничто не предопределено. История многовариантна. Судьба России в XX веке зависела от множества факторов. Сложись политическая мозаика иначе, к власти пришли бы совсем другие люди. После смерти Сталина хозяином страны вполне мог стать Лаврентий Павлович Берия.
Что произошло той ночью?
28 февраля 1953 года в одиннадцать вечера прибыли приглашенные на ужин хозяином ближней дачи четверо гостей — члены Бюро президиума ЦК КПСС Лаврентий Павлович Берия, Николай Александрович Булганин, Георгий Максимилианович Маленков и Никита Сергеевич Хрущев. Для ужина было поздновато, но они привыкли к полночным трапезам.
Когда они один за другим подъезжали к деревянным воротам, прикрепленный (офицер личной охраны из Управления охраны Министерства государственной безопасности) приоткрывал дверцу машины, чтобы его можно было видеть, и называл фамилию. Свою, а не члена Бюро Президиума ЦК, которого сопровождал.
Старший наряда охраны ближней дачи выходил из калитки, чтобы взглянуть на пассажира. В ярком свете прожекторов лица сидящих в машине были хорошо видны. Тем более, что офицеров, которые несли охрану ворот, о появлении каждого из гостей предупреждал дежурный.
Ближняя дача принадлежала к числу самых защищенных объектов в стране. Но ее хозяину никакие меры безопасности не представлялись достаточными. Терзаемый страхом, обычно ночь он проводил за работой: просматривал бумаги, писал, читал. Перед тем, как под утро лечь спать, подолгу стоял у окна: нет ли на земле следов, не подходил ли кто-то чужой к дому? В последнюю зиму даже запрещал сгребать снег — на снегу скорее разглядишь следы.
«Приезжали на "ближнюю" дачу — там в дверях и воротах усиливаются запоры, — вспоминал Хрущев. — Появлялись всякие новые задвижки, затем чуть ли не сборно-разборные баррикады. Ну кто же может к Сталину зайти на дачу, когда там два забора, а между ними собаки бегают, проведена электрическая сигнализация и имеются прочие средства охраны?»
Колючая проволока, высокий двойной забор, между стенами забора деревянный настил, на котором дежурили часовые в специальной мягкой обуви. Мышь не могла проскочить мимо них. На внешнем обводе дачи, как на государственной границе, установили фотореле, которые срабатывали при любом движении. В основном реагировали на зайцев. Люди к даче не приближались. На внутренней территории дежурили настороженные офицеры Управления охраны Министерства государственной безопасности со служебными собаками, срывавшимися с поводков.
За воротами вновь лес, дорога от ворот к дому извилистая, наверное, чтобы дом не просматривался, вспоминал генерал армии Сергей Штеменко, которого Сталин сделал начальником Генерального штаба и приглашал к себе.
Двухэтажная дача с двускатной крышей была выкрашена в зеленый цвет. Дом возникал внезапно, когда машина делала последний вираж.
«Главный дом, — рассказывал капитан госбезопасности Юрий Сергеевич Соловьев, офицер выездной охраны подразделения № 1 Управления охраны МГБ СССР, — был соединен длинным переходом со служебным зданием, где размещались кухня и жилые помещения — для коменданта дачи, дежурного офицера на пульте связи, двух прикрепленных, повара, подавальщиц, работников кухни, врача по диетическому питанию, подсобного рабочего, парикмахера».
Если дети хозяина, Светлана или Василий, хотели поговорить с отцом по телефону, они предварительно набирали номер ответственного дежурного службы охраны на ближней даче. Тот отвечал: «Есть движение» или «Движения пока нет», что означало: Сталин не передвигается по комнате, то есть спит или читает. Если «движения нет», звонить не следует.
Гости прошли в главный дом, а их лимузины отогнали к гаражу, рассчитанному на десять машин. Три бокса занимали авто сталинской охраны. Остальные предназначались для гостевых и оперативных автомашин. Здесь же находились комнаты для сотрудников охраны, маленькая столовая, помещение для хранения оружия и сушилка для одежды.
К дому примыкала крытая веранда, где хранился садовый инвентарь. Сталин любил иногда повозиться в саду. Осенью 1952 года он впервые после войны не поехал в отпуск на юг. Велел построить на ближней даче оранжерею для выращивания лимонов, не вызревающих в условиях средней полосы России. Зимой Сталин днем дремал на веранде, рассказывал генерал Штеменко, в валенках, шапке-ушанке и длинном овчинном тулупе.
Из прихожей три двери вели внутрь. Прямо можно было пройти в столовую, а через нее налево — в спальню Сталина. Дверь справа вела в длинный коридор, из которого можно было попасть в две жилые комнаты. Одна была когда-то предназначена для детей, но потом превращена в кабинет. Дверь слева вела в большую и светлую комнату с письменным столом и камином.
Бывший член политбюро Вадим Андреевич Медведев вспоминал, как в 1971 году ему поручили поехать в Волынское, на бывшую ближнюю дачу Сталина, для работы над отчетным докладом ЦК КПСС XXIV съезду партии:
«Расположенная на сравнительно небольшом участке глухого елового леса дача производила настороженно-мрачное впечатление. Мощные стены, покрытые изнутри деревянными панелями, а снаружи — темно-зеленого цвета, толстенные зеркальные стекла в окнах, массивная мебель, внушительных размеров люстры, ковры на полу — все это создавало гнетущую тишину, царившую в доме».
На втором этаже были две большие комнаты — спальня и гостиная. Сам Сталин туда редко поднимался. В августе 1942 года здесь разместился британский премьер-министр Уинстон Черчилль, прилетевший на переговоры в Москву.
Черчилль описал загородный дом советского вождя:
«Окруженный забором почти пятиметровой высоты, который охраняется с обеих сторон, этот огромный прекрасный дом утопает в садах и еловом лесу. Территория поместья составляет двадцать акров. Вокруг удобные дорожки для прогулок, фонтаны и большой стеклянный аквариум с золотыми рыбками. Меня провели через просторную приемную комнату в спальню и ванную. Электрический свет был таким ярким, что слепил глаза. Все сверкало, кругом царила идеальная чистота».
А в тот день, 28 февраля 1953 года, хозяин дачи вместе с гостями — Берией, Булганиным, Маленковым и Хрущевым — хорошо поужинали.
«Пока гости ехали, в главном доме шла подготовка — сервировка предстоящего застолья, — вспоминал капитан Соловьев. — Комендант дачи обычно был извещен о количестве ожидаемых гостей. Обслуживающему персоналу приходилось все переносить на подносах, преодолевая значительное расстояние от кухонной плиты в служебном доме по длинному переходу коридора в столовую. У многих из обслуживающего персонала появлялась профессиональная болезнь суставов рук от тяжести переносимого».
Сержант госбезопасности Варвара Васильевна Истомина с предвоенных времен служила на даче подавальщицей. Ей поручили приносить вождю еду и уносить грязную посуду. Ее образование ограничилось пятью классами школы и курсами подавальщиков физкультурного общества «Динамо». За многие годы вождь к ней привык. В июле 1952 года Истомина получила повышение — ее назначили сестрой-хозяйкой главного дома ближней дачи.
На столе расставляли приборы. Приносили коньяк, водку, сухие вина, пряности, травы, овощи, грибы. Хлеб пекли свой.
Капитан Соловьев:
«Обслуживающего персонала в зале во время обеда не было. Независимо от своего положения каждый из присутствующих на трапезе обслуживал себя сам. Обеденные первые блюда в больших фаянсовых судках располагались на отдельном столике, и здесь же, горкой, размещалась чистая посуда. Сталин первым наливал из судка в тарелку щи, суп или уху и с тарелкой шел к своему традиционному месту за столом.
Позднее приносили второе, и каждый опять же самостоятельно выбирал блюдо. Чай наливали из большого кипящего самовара, стоявшего на отдельном столике. Чайник с заваркой подогревался на конфорке».
В большой столовой стояли широкий полированный стол, рояль красного дерева, два дивана. На одном из них вождь и скончался 5 марта…
Сталин любил музыкальные передачи по радио и слушал пластинки, которые ему привозили с завода грампластинок в Апрелевке. Выставлял оценки: «хор.», «снос.», «плох.», «дрянь». Понравившиеся записи оставлял. У него был отечественный патефон с ручным заводом и большой автоматический проигрыватель, подаренный американцами.
Когда генерал Штеменко бывал на ближней даче, то заметил, что перед Сталиным ставили хрустальный графин с запотевшими боками. Вождь перед ужином выпивал пару рюмок коньяку, потом переходил на грузинские вина. Этикетки на бутылках были не заводские, а напечатаны на машинке. Бокал он на три четверти наполнял вином и что-то доливал из своего графина.