Но приказ есть приказ, через несколько дней нас усадили в автобус и привезли в особняк в Олсуфьевском переулке вблизи Военной академии имени Фрунзе. Здесь было наше новое общежитие. В самой большой комнате особняка расставили двенадцать солдатских коек. Общежитие стало моим домом на ближайшие годы».
Но разведкой Владимир Георгиевич руководил недолго, ушел на повышение в соседнее ведомство, в наркомат иностранных дел.
На следующий день после назначения наркомом Берия подписал приказ, в котором говорилось:
«В отношении советских граждан, посещающих иностранные посольства и консульства, практиковать задержание и выяснение личности задержанных. Задержание не должно длиться больше 48 часов, в течение которых при наличии компрометирующих материалов необходимо оформлять арест задержанных с точным соблюдением соответствующих статей УПК или освобождать их, если нет необходимых оснований для ареста».
Советские люди стороной обходили иностранные представительства. Общение с иностранцами — даже в силу служебной необходимости — стало крайне опасным.
Постановление политбюро ЦК ВКП(б) о совершенствовании аппарата НКИД. 3 мая 1939
Подлинник. Машинописный текст. Подписи — автографы И.В. Сталина и В.М. Молотова. [РГАСПИ. Ф. 17. Оп.166. Д. 608. Л. 28]
Кандидаты на руководящую работу в наркомате иностранных дел (заместители заведующего отделом и выше), а также выезжающие за границу старшие дипломаты (начиная с должности второго секретаря) утверждались в ЦК партии. Отдел руководящих партийных органов ЦК заводил на них учетные дела и проверял через НКВД. Так что от людей Берии зависело, поедет ли сотрудник наркомата иностранных дел за границу.
Но и проверенные дипломаты чувствовали себя неуверенно. В период репрессий сотрудники наркомата стали избегать встреч с иностранцами, старались пореже ходить на приемы в посольства. Наркому иностранных дел Максиму Максимовичу Литвинову приходилось заставлять их посещать приемы. Но нарком не мог защитить ни своих подчиненных, ни самого себя.
Полпред в Англии и будущий академик Иван Михайлович Майский вспоминал, как его вызвали на заседание Политбюро в последние дни апреля 1939 года. Сталин вел себя по отношению к Литвинову недружелюбно. Глава правительства Молотов обвинял наркома во всех грехах — его дни на высоком посту были сочтены. Берия уже велел своим подчиненным заняться наркоматом иностранных дел.
3 мая 1939 года Политбюро приняло постановление «Об аппарате НКИД»:
«Поручить тт. Берия (председатель), Маленкову, Деканозову и Чечулину навести порядок в аппарате НКИД, выяснить дефекты в его структуре, особенно в секретной его части, и ежедневно докладывать о результатах своей работы тт. Молотову и Сталину».
Включенный в комиссию Сергей Федорович Чечулин с двадцатых годов работал в шифровальном бюро ЦК, ведал секретной перепиской партийного аппарата.
4 мая 1939 года с утра здание наркомата иностранных дел окружили чекисты. К дипломатам приехали только что назначенный наркомом иностранных дел Вячеслав Молотов, нарком внутренних дел Лаврентий Берия, секретарь ЦК и начальник управления кадров Георгий Маленков.
Они сказали Литвинову, девять лет руководившему дипломатическим ведомством, что он больше не нарком. Руководителей отделов и старших дипломатов по одному вызывали в кабинет наркома, где заседала комиссия ЦК.
За столом на главном месте расположился Молотов, справа от него сидел Деканозов, только что утвержденный заместителем наркома иностранных дел, слева — Берия и Маленков. Молотов что-то записывал. Деканозов молчал. Маленков тоже не проронил ни слова. Зато Берия вел себя по-хозяйски. Он лучше других знал тех, кто предстал в тот день перед комиссией. На них в соседнем здании, где располагался НКВД, уже собрали материалы.
Бывший нарком Литвинов уехал на дачу. Аппарат правительственной связи ему отключили. В наркомате провели собрание.
Молотов объяснил, почему убрали его предшественника:
— Товарищ Литвинов не обеспечил проведение партийной линии, линии ЦК в наркомате. Неверно определять прежний НКИД как небольшевистский наркомат, но в вопросе о подборе и воспитании кадров НКИД не был вполне большевистским, так как товарищ Литвинов держался за ряд чуждых и враждебных партии и Советскому государству людей и проявил непартийное отношение к новым людям, перешедшим в наркомат.
М.М. Литвинов.
[РГАСПИ. Ф. 421. Оп.1.Д. 453]
Один из помощников Берии в 1953 году на допросе рассказал, что Лаврентий Павлович собирался ликвидировать недавнего наркома иностранных дел Максима Литвинова
Собрание единогласно приняло резолюцию:
«ЦК ВКП(б) и лично товарищ Сталин уделяют огромное внимание Наркоминделу, и лучшим примером и доказательством этого является то, что во главе Народного Комиссариата Иностранных Дел поставлен лучший соратник товарища Сталина — Вячеслав Михайлович Молотов».
После снятия Литвинова провели чистку наркомата — от «негодных, сомнительных и враждебных элементов».
Посол Владимир Иванович Ерофеев, который стал помощником Молотова, рассказывал:
— Когда я пришел в наркомат иностранных дел, там оставалось буквально два-три человека, работавших с Литвиновым. Весь аппарат поменяли.
Исчезло целое поколение дипломатов, их заменили молодые выдвиженцы. Некоторые из них стали блестящими дипломатами. Большинство так и осталось ограниченными и не сведущими в международных делах чиновниками, которые в те годы задавали тон в ведомстве иностранных дел.
Помимо ЦК своих людей в аппарат НКИД направил и Берия. Деканозов занял кабинет бывшего заместителя наркома Бориса Спиридоновича Стомонякова, который в момент ареста стрелял в себя, но не удачно и попал в тюремную больницу. Спасая своего заместителя, Литвинов попросился на прием к Сталину.
Понимая, чем рискует, твердо сказал:
— Я ручаюсь за Стомонякова.
Максим Максимович знал своего заместителя еще по дореволюционной подпольной работе. Они вместе добывали оружие для боевых отрядов большевиков.
Сталин холодно ответил:
— Товарищ Литвинов, вы можете ручаться только за себя.
Стомоняков был уничтожен.
Обычно после увольнения следовал арест. Литвинов ждал, что и его заберут, но страха не показывал. Боялся только за семью.
Его сын запомнил, как Максим Максимович обреченно говорил:
— Вас обязательно возьмут.
Его невестка Флора Литвинова рассказывала автору этой книги:
— Мы с Мишей уже жили вместе — без всяких там ЗАГСов. А вот когда Максим Максимович это сказал, мы на следующий день побежали расписываться. Я знала, что сведения об арестованных дают только ближайшим родственникам…
Через несколько дней после отставки Литвинова иностранные корреспонденты увидели его в театре, затем на сессии Верховного Совета СССР. Он оставался депутатом, но никакой работы ему не давали.
Нарком обороны Ворошилов сказал:
— У вас в наркомате окопалось слишком много врагов народа.
Литвинов не сдержался:
— У вас не меньше!
Максим Максимович возмущенно спросил Сталина:
— Что же, вы считаете меня врагом народа?
Сталин вынул трубку изо рта и ответил:
— Не считаем.
Один из помощников Берии Вениамин Гульст в 1953 году рассказывал на допросе в союзной прокуратуре, что нарком внутренних дел собирался ликвидировать Литвинова. Гульст много лет служил в НКВД Грузии, так что Берия его хорошо знал. Впоследствии Лаврентий Павлович сделал Гульста генералом и первым заместителем наркома внутренних дел Эстонии.
«Весной 1940 года Берия приказал мне вызвать мою машину и подать её к 1 подъезду НКВД, — вспоминал Гульст. — В машину сели Берия, его шофер Борис Сергеев и я. Берия приказал ехать на дачу Литвинова, она была в тридцати километрах от Москвы. Дачу Литвинова я показал Берия, он предложил ехать обратно. Когда мы отъехали километров пять, на крутом повороте Берия вылез из машины и сказал мне, что надо подготовить диверсионный акт против Литвинова.
Берия обследовал место и наметил следующий план: когда машина Литвинова будет возвращаться из города на дачу, из-за поворота ему навстречу должна была выйти грузовая автомашина, за рулем которой должен был сидеть я, а в помощь мне придается Сергеев. Обстановка местности, рельеф её не позволяли уйти легковой машине из-под удара грузовой автомашины, которая должна была развить предельную скорость и врезаться в легковую машину.
Необходимость такого диверсионного акта Берия мотивировал полученным якобы указанием от одного из руководителей партии и правительства. Через несколько дней Берия меня вызвал вторично и сообщил, что необходимость диверсионного акта отпала, и приказал молчать и никому не говорить о его задании».
Сталин, надо понимать, не разрешил трогать Максима Максимовича — одна из странностей, которую трудно объяснить. Считается, что Сталин не хотел этого делать, дабы не усиливать отрицательного отношения к Советскому Союзу, поскольку Литвинов был известен в мире и авторитетен. Вряд ли это реальное объяснение. Исчезали куда более авторитетные политики. Видимо, все-таки было что-то личное в отношении Сталина к Литвинову. В 1941 году вождь вернул его в наркомат иностранных дел — заместителем Молотова и отправил послом в Вашингтон.
А Владимира Деканозова отправили в Берлин полпредом. На правах бывшего начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД опекал берлинскую резидентуру внешней разведки, сильно пострадавшую от большого террора. В 1938 году в берлинской резидентуре было всего три оперативных работника. На следующий год остались двое. Один из них не говорил по-немецки.
Москва запретила им встречаться с агентурой, поскольку ее вербовали «разоблаченные враги народа». Один из лучших советских агентов в нацистской Германии Арвид Харнак, обладавший уникальными источниками информации, больше года напрасно ждал связного, чтобы передать ему собранные сведения. Берлинская резидентура советской внешней разведки начала восстанавливаться только в 1939 году.