Штеменко решил, что это особая водка, которую Сталин добавляет в вино для крепости. Ему хотелось попробовать. Случай представился. В один из дней Штеменко опоздал к ужину, потому что в соседней комнате по телефону наводил справки по заинтересовавшим Сталина вопросам. Вошел в комнату, а привычное место занято. Сталин указал на свободный стул рядом с собой.
Когда Сталин пошел за новым блюдом, генерал быстро налил себе из графина полную рюмку. Когда прозвучал очередной тост, залпом выпил. Оказалось — холодная вода. Штеменко сделал вид, будто ничего не произошло, и даже закусил.
Сталин заметил и тихо спросил:
— Как, крепкая?
В тот последний февральский день 1953 года Сталин находился в прекрасном расположении духа и даже выпил больше обычного. Гости разъехались после пяти утра. Хрущев вспоминал: «Когда мы вышли в вестибюль, Сталин, как обычно, вышел проводить нас. Он много шутил».
Вечеринка оказалась последней в жизни хозяина.
Относительно обстоятельств последних часов его жизни осталось много неясного. Но удалось установить, что Сталин в ту ночь спать не ложился. Когда его нашли, он был в одежде. И не снял зубные протезы. Если бы он лег, обязательно бы их снял: всякий, кто носит зубные протезы, знает, почему это приходится делать на ночь.
На следующий день в десять утра на даче сменились прикрепленные офицеры личной охраны. Полковник Иван Васильевич Хрусталев (он вошел в историю благодаря художественному фильму «Хрусталев, машину!» замечательного питерского режиссера Алексея Юрьевича Германа) сдал смену и отправился отдыхать.
На дежурство заступили подполковник Михаил Гаврилович Старостин и подполковник Василий Михайлович Туков. Оба старослужащие. Старостин был в охране с 1937 года, Туков — с 1935.
Сталин всегда вставал очень поздно. Включал свет в комнате, и охрана знала, где он находится. В полдень он, как правило, уже поднимался. Если Сталину что-то было нужно, вождь снимал трубку внутреннего телефона, отзывался дежурный офицер. Он неотлучно находился у телефонного пульта, размещенного в одной из комнат служебного дома. Сюда же звонили из города.
В тот день, 1 марта, офицеры напрасно ожидали какого-то сигнала. Вождь не звонил. Никого не вызывал. Ни о чем не просил. А сами они в большой дом зайти не решались. Вождь запретил его беспокоить. Из-за его собственных маниакальных страхов охрана и прислуга в тот день не смели нарушить запрет и войти к нему в комнату. Не знали, как поступить. Сидели и ждали.
В половине одиннадцатого вечера, как всегда, сотрудники специального подразделения отдела фельдъегерской связи Министерства внутренних дел доставили из города почту для вождя. Ее полагалось вручать немедленно.
Майор Петр Васильевич Лозгачев понес запечатанные пакеты вождю. Он тоже с довоенных лет служил в ведомстве охраны, в октябре 1952 года получил повышение — был назначен помощником коменданта дачи «Ближняя». Доставлять спецпочту входило в его обязанности.
Майор первым увидел впавшего в беспамятство вождя:
«Прошел одну комнату, заглянул в ванную комнату, осмотрел большой зал, но Сталина ни там ни тут не было. Уже вышел из большого зала в коридор и обратил внимание на открытую дверь в малую столовую, из которой просачивалось электроосвещение. Заглянул туда и увидел перед собой трагическую картину. Сталин лежал на ковре около стола, как бы облокотившись на руку. Все во мне оцепенело. Он еще, наверное, не потерял сознание, но и говорить не мог.
Я подбежал и спросил: “Товарищ Сталин, что с вами?” Он, правда, обмочился за это время и левой рукой что-то поправить хочет, а я ему: “Может, врача вызвать?” А он в ответ так невнятно: “Дз… Дз…” — дзыкнул и все. На полу валялись карманные часы 1-го часового завода, газета “Правда”».
Сталин был без сознания и только хрипел.
Майор Лозгачев по внутреннему телефону призвал на помощь обоих прикрепленных — подполковников Старостина и Тукова. Вместе с ними прибежала и подавальщица-официантка объекта «Ближняя» сержант госбезопасности Матрена Ивановна Бутусова.
Она робко спросила вождя:
— Товарищ Сталин, вас положить на кушетку?
Показалось, он кивнул. Переложили его на большой диван, укрыли пледом.
Видимо, после отъезда гостей Сталин пошел в библиотеку. Здесь у него произошло внезапное кровоизлияние в мозг, и он не успел никого позвать. Потерял сознание и упал на пол у дивана. Так он и пролежал несколько часов без медицинской помощи.
Прикрепленные, следуя инструкции, позвонили своему начальнику министру госбезопасности Семену Денисовичу Игнатьеву. Он же исполнял обязанности начальника управления охраны после отстранения и ареста генерал-лейтенанта Николая Сидоровича Власика. Доложили, что нашли вождя на полу.
Министр госбезопасности не знал, как поступить, и предпочел снять с себя ответственность.
Он распорядился:
— Звоните товарищу Берии или товарищу Маленкову.
В два часа ночи Берия и Маленков приехали на ближнюю дачу. Офицеры охраны доложили, что нашли Сталина на полу, подняли его и положили на диван. Теперь он вроде как спит.
В малой столовой все было, как и день назад, когда гости в последний раз ужинали с хозяином ближней дачи. В центре большой стол, чуть подальше — выход на застекленную веранду. Рядом спальня с ванной комнатой. Вождь лежал на диване, укрытый одеялом, и не реагировал на их появление. Отдыхает? Дремлет?
Гостям было сильно не по себе. Берия и Маленков даже не вошли в комнату. Боялись: вдруг Сталин проснется и увидит, что его застали в таком положении? Да как они посмели явиться без спроса? Развернулись и поспешно уехали.
Утром сотрудники охраны доложили, что Сталин так и не пришел в себя. Тогда приехали уже втроем — Берия, Маленков и Хрущев. И только утром 2 марта у постели Сталина появились первые врачи — из Кремлевской больницы, находившейся на улице Грановского.
К вечеру на даче собрали лучших медиков Москвы. Но Сталина как пациента они видели в первый раз. Лечивших вождя докторов почти всех арестовали по делу «врачей-вредителей», о котором ТАСС сообщил 13 января 1953 года. В тот мартовский день медики ехали к вождю с дрожью в коленках — не были уверены, что благополучно вернутся домой.
Министр здравоохранения Андрей Федорович Третьяков пояснил собравшимся врачам, что у вождя кровоизлияние в мозг с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Сталин тяжело дышал, иногда стонал. В сознание не приходил.
Первый доставленный к Сталину доктор боялся взять его за руку, чтобы измерить пульс. Приехал министр госбезопасности Игнатьев и боялся войти в дом. Вождь был без сознания, а они все еще трепетали перед ним. Можно сказать, что в определенном смысле Сталин убил себя сам. Он создал вокруг себя такую атмосферу, что его собственные помощники и охранники не решились помочь ему в смертный час.
Вождь недвижимо лежал на диване в большой столовой, куда его перенесли охранники. Диван отодвинули от стены, чтобы врачам было удобнее подойти к пациенту. У дивана поставили ширму. В полночь начался консилиум. Назначили лечение, принятое в таких случаях, притащили столы, на которых разложили лекарства. Внесли медицинское оборудование.
3 марта утром врачи констатировали: летальный исход неизбежен.
У Сталина случился инсульт, кровоизлияние в мозг. Он потерял речь. Правая половина тела была парализована. Несколько раз он открывал глаза, все бросались к нему, но неизвестно, узнавал ли он кого-то.
Лаврентий Павлович Берия въедливо допрашивал дежуривших у постели профессоров о малейших зигзагах в течение болезни. Похоже, соратников вождя не покидала сосущая внутренняя тревога: не выкарабкается ли Сталин, не преодолеет ли чудом болезнь?
Первое сообщение о болезни Сталина передали по радио в 6:30 утра 4 марта.
Тем же утром под влиянием экстренных лечебных мер в течение болезни Сталина как будто наступил просвет. Он стал ровнее дышать, приоткрыл один глаз, и присутствовавшим показалось, что во взоре его мелькнули признаки сознания. Более того, им почудилось, будто вождь хитровато подмигнул полуоткрывшимся глазом: ничего, мол, выберемся!
Берия как раз находился у постели вождя. Увидев признаки возвращения сознания, он в страхе опустился на колени. Однако это продолжалось всего несколько мгновений. Врачи подтвердили, что больной безнадежен. Лаврентий Павлович поднялся и обрел привычную самоуверенность.
Сталин завещания не оставлял
Рассказывают, что соратники вождя с ближней дачи уехали в Кремль. Сразу прошли в сталинский кабинет. Поговаривали, будто они искали некую черную тетрадь, куда усопший вождь записывал нечто важное — не то политическое завещание, не то нелицеприятные оценки соратников.
Сталинского завещания не обнаружили. И есть большие сомнения, что оно существовало. Вождь не собирался умирать. Или кому-то передавать власть.
Да его воспитанники и не нуждались в советах, как делить наследство. Кто станет преемником вождя — тогда на сей счет ни у кого не было сомнений. Об этом свидетельствовал номер партийного билета члена Бюро Президиума ЦК, секретаря ЦК и заместителя председателя Совета министров Маленкова. У него был билет номер три. Первый выписали Ленину, второй — Сталину, третий — Георгию Максимилиановичу. Маленков считался самым близким к Сталину человеком.
Но сразу стало ясно, что ключевая фигура новой конструкции власти — Лаврентий Павлович Берия. Этот человек оказал большое влияние на судьбу нашей страны. Но оценивают его по-разному. Одни считают его исчадием ада, другие выдающимся организатором, которому завистливые соперники не позволили развернуться.
Знаменитый в годы войны авиаконструктор генерал-полковник Александр Сергеевич Яковлев, создатель истребителей, вспоминал анекдот, рассказанный ему членом Политбюро и секретарем ЦК Андреем Александровичем Ждановым:
— Сталин жалуется: пропала трубка. Говорит: «Я бы много дал, чтобы ее найти». Берия уже через три дня нашел десять воров, и каждый из них признался, что именно он украл трубку. А еще через день Сталин нашел свою трубку, которая просто завалилась за диван в его комнате.