Люди Берии объясняли будущим подпольщикам, как вести себя на оккупированной территории, учили обнаруживать слежку, уходить от преследования, выявлять провокаторов. Связь договорились осуществлять через курьеров и с помощью заранее оборудованных тайников.
«Я заехал на Садово-Каретную улицу, — вспоминал один партийный работник, — и в комнате первого этажа бывшего 3-го Дома Советов нашел старого близкого товарища, работавшего в обкоме партии. Оказалось, что он, выполняя спецзадание, живет под чужой фамилией под видом сельского жителя. Под полой расстегнутого стеганого ватника за ремнем брюк была видна рукоятка пистолета».
По архивным данным, в аппарате Берии подготовили для городского подполья шестьсот с лишним человек. Большая часть должна была заниматься сбором разведывательной информации, примерно двести человек — диверсиями, несколько десятков — актами индивидуального террора, остальным предстояло распространять листовки и антигерманские слухи.
Лишь несколько десятков были профессиональными чекистами. Каждому предстояло руководить небольшими агентурными группами.
Всеволод Меркулов вспоминал:
— В первых числах октября сорок первого Берия вызвал меня из Ленинграда, где я находился в командировке, и завел со мной разговор о том, что обстановка сложилась тяжелая, не исключена возможность нашей эвакуации из Москвы и что в связи с этим необходимо оставление на подпольной работе в Москве ответственного работника, члена ЦК, русского по национальности, явно намекая на меня.
Докладная записка Л.П. Берии И.В. Сталину о выселении из Москвы и Московской области советских немцев.
6 сентября 1941
Подлинник. Машинописный текст. Подписи — автографы И.В. Сталина и Л.П. Берии. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп.2. Д. 16. Л. 181–182]
Идея сама по себе безумная: народного комиссара СССР, депутата Верховного Совета СССР Меркулова знало в лицо множество людей. Как бы он мог укрыться в подполье?
Но Всеволод Николаевич отказался по иной причине:
— Я сделал вид, что не понял намека Берии. Я считал, что эта работа очень ответственная, а я разведывательной работы почти не знал, так как столкнулся с ней впервые, будучи наркомом государственной безопасности СССР три-четыре месяца. С другой стороны, я опасался, что Сталин расценит мое согласие остаться в Москве при немцах как желание использовать это в других целях.
Не немцев испугался комиссар госбезопасности 1-го ранга Меркулов. А вдруг вождь решит, будто он намерен остаться в Москве, дабы перебежать к немцам…
Чекисты подобрали подпольщикам явочные квартиры, заложили склады с оружием и взрывчаткой. Для явок намеревались использовать мастерские, парикмахерские, небольшие магазины. Подпольщикам предстояло организовать диверсии против важных немецких объектов, ликвидировать заметных деятелей оккупационного режима, отбивая желание идти к фашистам на службу.
Но подполье не понадобилось.
Когда бездарные и неудачливые генералы потеряли свои войска, когда большие начальники позорно бежали из столицы, когда одни готовились встретить немцев, а некоторые дамы устремились в парикмахерские — делать прически, другие сказали себе: «Это мой город, немцы войдут в него только через мой труп».
Бойцы и офицеры регулярной армии, ополченцы, студенты и курсанты военных училищ, сами горожане умело и мужественно защищали столицу. Москвичи, даже никогда не державшие в руках оружие, белобилетники, вступали в ополчение и без партийного приказа. Москвичи чувствовали, что они должны сами защитить родной город. Они собирались сражаться за каждый квартал, за каждую улицу, за каждый дом. Как это будет потом в Сталинграде. Они сражались и умирали. И немцы просто не смогли их одолеть. Вот так и отстояли Москву.
Спецслужбы на войне
«Специальную работу в тылу противника на временно оккупированной территории» и организацию террористических актов и диверсий нарком Берия 3 октября поручил 2-му отделу НКВД (разведывательная работа, диверсионные и террористические операции в тылу врага).
В январе 1942 года Лаврентий Павлович преобразовал отдел в 4-е управление. Руководить им поставил комиссара госбезопасности 3-го ранга Павла Судоплатова. Тот получил возможность набрать тех, кого считал способным к диверсионной работе. Вытащил из-за решетки бывшего руководителя спецгруппы особого назначения при наркоме внутренних дел Якова Исааковича Серебрянского, арестованного вместе с женой 10 ноября 1938 года.
Допрашивал его будущий начальник военной контрразведки СМЕРШ Виктор Абакумов, тогда еще лейтенант госбезопасности. Очень старался отличиться. Допрашивал так, что Серебрянский, человек не робкого десятка, все подписал.
Сохранилось следственное дело Ne 981168 по обвинению Серебрянского. На странице 35-й дела резолюция наркома: «Тов. Абакумову! Крепко допросить. Л. Берия. 13.XI.1938».
Через много лет, в 1953 году, когда арестовали уже самого Лаврентия Павловича, прокурор СССР Роман Андреевич Руденко поинтересовался:
— Что означало «крепко допросить»?
Берия уклонился от прямого ответа:
— Не могу сейчас объяснить, что означало слово «крепко».
16 ноября 1938 года Берия сам пожелал допросить Якова Серебрянского, которого обвиняли в том, что он перебросил на советскую территорию группу белогвардейцев, шпионов, террористов и по заданию бывших руководителей ведомства госбезопасности Ягоды и Ежова подбирал яды для терактов против руководителей партии и правительства.
Но вопрос о нем не был решен. 3 августа 1939 года Берия распорядился приостановить дело Серебрянского до особого распоряжения. 6 октября 1940 года в прокуратуру СССР ушло обвинительное заключение, в котором Серебрянский именовался агентом французской и британской разведок и участником антисоветского заговора внутри НКВД. Но санкции на расстрел не поступило.
Когда началась война, 7 июля 1941 года, Военная коллегия Верховного суда спешно приговорила его к расстрелу — за измену родине, шпионаж и участие в антисоветской заговорщической организации, в которую его вовлек бывший председатель ОГПУ Ягода… Его жене дали десять лет. Но расстрелять не успели.
Судоплатов попросил Берию освободить Серебрянского и других видных чекистов.
— Вы уверены, что они нам нужны? — переспросил Берия.
— Совершенно уверен.
Лаврентий Павлович распорядился:
— Свяжитесь с Кобуловым, пусть освободят.
Разумеется, Берия не мог решить это единолично.
В 1953 году он пояснил, что заручился согласием вождя:
— Во время одного из докладов Сталину он поручил мне выяснить, где находятся работники, которые при Ягоде использовались для специальных заданий за кордоном. Я навел справки и установил, что один из них — Серебрянский. Его освободили для использования в спецзаданиях.
Из тюрьмы чету Серебрянских доставили в кабинет Судоплатова. Он дал им денег, поселил в гостинице. 9 августа 1941 года Президиум Верховного Совета СССР амнистировал Серебрянских. Восстановили их в партии. Вернули награды. Два месяца они лечились и отдыхали.
Серебрянский стал начальником отделения в 4-м управлении НКВД. Всю войну прослужил под руководством Судоплатова, получил полковничьи погоны и два ордена — Ленина и Красного Знамени.
Начальником другого отделения в 4-е управление по просьбе Кобулова взяли Константина Сергеевича Савицкого. Он служил в органах НКВД Грузинской ССР с 1931 года. Пользовался славой одного из самых жестоких следователей.
Григорий Теофилович Каранадзе, который трудился в Грузии секретарем райкома партии и которого Берия перевел в НКВД, а в войну сделал наркомом внутренних дел республики, вспоминал:
«Заслуживает внимания следующая деталь, характеризующая самого близкого подхалима Кобулова — Савицкого. В момент ареста Султанишвили с него сняли дорогую гимнастерку, которую не постеснялся надеть Савицкий и в которой он допрашивал самого Султанишвили».
Обладатель завидной гимнастерки и необычного имени Клавдиоз Иванович Султанишвили руководил секретно-политическим отделом в Управлении госбезопасности НКВД Грузии. Его расстреляли в ноябре 1937 года как участника террористической организации, готовившей теракт против Берии… А присвоение вещей и ценностей арестованных было в хозяйстве Лаврентия Павловича обычным делом.
Подчиненные Берии растаскивали имущество арестованных, забирали из опустевших квартир мебель и вообще все, что им нравилось.
Еще один его подчиненный, Серго Семенович Давлианидзе, дослужившийся до генеральских погон, рассказывал:
«Когда я в 1937 году был назначен заместителем начальника секретно-политического отдела НКВД Грузии, то обратил внимание, что два кабинета в отделе были превращены по указанию Кобулова в камеры хранения ценных вещей, изъятых у арестованных при обыске, как то: золотые и серебряные вещи, дорогие охотничьи ружья, отрезы материй, меха, фотоаппараты и т. и. Заведовать “камерами хранения” ценных вещей был приставлен оперработник Гарибов.
Эти вещи не имели права хранить в таком порядке, а обязаны были немедленно сдавать в финотдел НКВД Грузии и в 1-й спецотдел, но ценности и вещи присваивались Кобу левым, Хазаном, Савицким, Кримяном, Гарибовым…»
Первый отдел 4-го управления ведал боевыми операциями за рубежом. Второй и третий — диверсиями на временно оккупированных советских территориях. Четвертый занимался подготовкой взрывников. Пятый — разработкой средств террора и диверсий.
Один из легендарных оперативников 4-го управления — Герой Советского Союза Николай Иванович Кузнецов. Он начинал до войны секретным сотрудником внутренней контрразведки. На Уральском заводе тяжелого машиностроения общался с приглашенными на завод специалистами из Германии, совершенствуя свой немецкий. Очень общительный, знакомился с иностранцами и их женами, выявляя тех, к кому можно сделать вербовочный подход.
Судоплатов рассказывал, что готовил Кузнецова к действиям в немецком тылу сотрудник 4-го управления полковник Саул Львович Окунь.