В Большой советской энциклопедии, пока Берия был у власти, написали:
«Летом 1942 года ценой огромных потерь войска немецко-фашистских захватчиков прорвались к предгорьям Главного Кавказского хребта. По поручению И.В. Сталина в эти грозные для народов СССР дни Л.П. Берия возглавил оборону Кавказа. Л.П. Берия тесно увязал работу тыла и фронта и обеспечил блестящее осуществление сталинского плана разгрома немецко-фашистских войск на Кавказе».
Когда Лаврентия Павловича посадили, оценки переменились на прямо противоположные. Берию обвинили в том, что в 1942 году, будучи представителем Ставки на Закавказском фронте, он намеревался открыть перевалы через главный Кавказский хребет, чтобы пропустить вражеские войска в Грузию…
Летом 1942 года Гитлер распорядился начать наступление вермахта на юге, надеясь лишить Советский Союз нефти. А Сталин исходил из того, что немцы попытаются вновь взять Москву, поэтому считал центральное направление главным. И на юге у Ставки не оказалось стратегических резервов.
Профессиональные разведчики предвидели, что летом 1942-го немцы предпримут наступление именно на юге. Именно туда, а не под Москву, поступали свежие части вермахта, техника и боеприпасы.
Будущий маршал, а тогда генерал-лейтенант Иван Христофорович Баграмян, начальник оперативной группы Юго-Западного направления, в марте 1942 года прилетел в Москву и пришел в разведывательное управление генштаба, где в информационном управлении служил его однокашник по академии генерал-майор Александр Георгиевич Самохин. Он и сказал Баграмяну, что, по его мнению, вермахт нанесет удар на южном фланге. Цель — овладеть нефтяными районами Кавказа и перерезать Волгу, главную водную артерию страны, в районе Сталинграда.
С.М. Буденный. [Из открытых источников]
Баграмян доложил мнение разведывательного управления своему начальству — маршалу Тимошенко. Но Тимошенко не поверил. В результате передовые части вермахта прорвались к Волге и Главному Кавказскому хребту.
Командующим Северо-Кавказским фронтом, которому предстояло остановить вермахт, Сталин назначил маршала Семена Михайловича Буденного. Закавказскому фронту было поручено оборонять такие важные центры, как Баку и Грозный. Фронтом командовал генерал армии Иван Владимирович Тюленев, тоже выходец из Первой конной армии.
Считалось, что Буденный легко прикроет перевалы Главного Кавказского хребта. Исходили из того, что высокогорные перевалы непроходимы. Но хорошо подготовленные немецкие горные стрелки продолжали наступать.
По указанию Сталина 21 августа 1942 года член Государственного комитета обороны Берия вылетел в Тбилиси. Вместе с ним прибыли его заместители по наркомату внутренних дел — Меркулов, Серов, Кобулов.
Берия предложил Сталину объединить фронты. Предложение было принято. Северо-Кавказский фронт преобразовали в Черноморскую группу Закавказского фронта. Кстати, заместителем начальника политуправления группы войск назначили молодого партийного работника с Украины Леонида Ильича Брежнева.
Сталин запросил мнение Берии, кого ставить во главе фронта — Буденного или Тюленева.
Лаврентий Павлович, видя полную некомпетентность Буденного, отсоветовал Сталину назначать Семена Михайловича командующим Закавказским фронтом:
«Командующим считаю целесообразным назначить т. Тюленева, который отдает работе все и при всех его недостатках, по моему мнению, более отвечает этому назначению, чем т. Буденный».
Берия добавил о Семене Михайловиче, что его авторитет «значительно пал, не говоря уже о том, что вследствие своей малограмотности он безусловно провалит дело».
Буденного отозвали в Москву в распоряжение наркома обороны. Его военная карьера завершилась. Маршал затаил обиду.
Когда Берию арестовали, Семен Михайлович написал министру обороны Булганину не очень грамотную записку:
«При слиянии Северо-Кавказского фронта с Закавказским т. Сталин по “ВЧ” предложил мне должность командующего, на что я дал свое согласие. Однако на другой же день я получил указание Ставки передать фронт т. Тюленеву, а меня отозвали в Ставку. Безусловно, Берия отвел мою кандидатуру, так как она для него была тяжелой и невыгодной. Мои попытки встретиться с Берия для полной информации положения войск, несмотря на договоренность о дне встречи, в Тбилиси не осуществилась. Я приехал в Тбилиси, а Берия в этот день уехал с т. Тюленевым из Тбилиси. До 9 сентября я ждал Берия и, не дождавшись его, вылетел в Москву.
В то время я никак не мог думать, что Берия вообще враг Советской власти. А сейчас видно, что его действия в отношении фронта и лично меня безусловно были вредительскими, а немцев он старался всеми силами пропустить к Черноморскому побережью. Думаю, что Берия как враг нашей Родины был в сговоре со своими хозяевами о захвате Закавказья английской армией».
В военный совет Закавказского фронта вошли Берия, а также его старый друг первый секретарь компартии Азербайджана Мир-Джафар Багиров. Заместителем командующего фронтом Берия попросил прислать генерала армии Кирилла Мерецкова.
Исследователи полагают, что Берия хотел иметь под рукой человека, который не рискнет возражать даже в мелочах. Мерецков помнил, как его посадили в 1941-м и что с ним делали. Берия в 1953 году признался, что к Мерецкову как к «опасному запирающемуся заговорщику применялись беспощадные избиения». Кириллу Афанасьевичу повезло, его выпустили, хотя за ним следил особист, чтобы генерал не убежал к немцам…
На Кавказе Лаврентий Павлович содействовал карьере двух генералов — Константина Николаевича Леселидзе и Андрея Антоновича Гречко. Леселидзе получил погоны генерал-полковника и принял под командование 18-ю армию, в которую начальником политотдела назначили полковника Брежнева. А Гречко стал маршалом и министром обороны при Брежневе.
Берия настоял на том, чтобы командующим Северной группой войск Закавказского фронта, которая прикрывала важнейшее направление от Орджоникидзе и Нальчика до Каспийского моря, назначили его заместителя по внутренним войскам НКВД генерал-лейтенанта Ивана Ивановича Масленникова.
Заместитель Берии вел себя настолько самостоятельно, что командующий фронтом Тюленев жаловался в Москву: Масленников считает «необязательным для себя докладывать Военному совету, штабу фронта о своих намерениях».
«У Масленникова, — вспоминал генерал армии Павел Иванович Батов, — отношения с военным искусством были чисто административные. Одному подчиненному попадало от него даже за попытку надежнее укрыть узел связи: Масленников усматривал в этом проявление трусости».
Маршал Василевский жаловался на грубость Берии:
«Когда в период боев машина, на которой я ехал, наскочила на мину, это вывело меня на время из строя. Но, как впоследствии выяснилось (это было дело рук Берии), Сталину не сообщили о том, что машина наскочила на мину, не сообщили о том, что я был легко контужен и ранен, и Сталин пребывал в убеждении, что я заболел, что у меня грипп. Только когда я прилетел в Москву и явился на прием к Сталину, то, увидев меня с перевязкой на голове и спросив, что со мной, Сталин узнал о том, что произошло.
У меня была с собой фотография. Мы, в общем, чудом остались целы, и мне хотелось показать Сталину фотографию того, во что превратилась наша машина. Я вынул эту фотографию и хотел показать Сталину, но Берия буквально вырвал ее у меня и порвал на кусочки, говоря:
— Зачем показывать, зачем беспокоить.
Так он и не дал мне показать эту фотографию Сталину».
Константин Симонов так оценил этот эпизод:
«По своей должности Берия имел касательство к охране командующих фронтами и армиями и тем более членов Ставки и ее представителей. Таким образом, косвенно ответственность за то, что Василевский чуть не взлетел на мине, только чудом остался цел, лежала на его ведомстве и, в конечном итоге, на нем. Вот поэтому-то он и не хотел, чтобы Сталин вообще об этом знал, а уж раз Сталин об этом узнал, не хотел никаких дополнительных подробностей, не хотел, чтоб к этому было привлечено внимание Сталина. Убежден, что именно так».
Вообще-то Берия старательно выстраивал отношения с военачальниками. Оказывая им покровительство, видимо, рассчитывал на преданность в будущем.
Маршал Василевский рассказывал Константину Симонову:
«Когда Сталин послал на Кавказ Берию с поручением спасти там положение после поражения Южного фронта, Берия просил рекомендовать, кого из работников Генерального штаба ему взять с собой, и мы ему порекомендовали Штеменко как молодого и способного штабного работника, он взял его с собой, и несколько месяцев Штеменко был с ним. Это, к сожалению, многое потом определило и в его судьбе, и в его поведении».
Карьера генерала Сергея Матвеевича Штеменко пошла круто вверх. Он стал начальником оперативного управления генштаба, а со временем возглавил генеральный штаб.
Маршал Василевский был уверен:
«Назначение Штеменко начальником генерального штаба, очевидно, было подготовлено Берией, который, с одной стороны, оценил его как сильного работника, когда был с ним вместе на Кавказе, а с другой стороны, имел на него, очевидно, свои виды».
Впоследствии сам Штеменко всячески открещивался от особых отношений с Лаврентием Павловичем:
«Оценивая поведение Берия с точки зрения событий сегодняшнего дня, видишь, что в действиях его было много такого, что не только не способствовало обороне Кавказа, но, наоборот, дезорганизовывало оборону.
Военное командование фактически было отстранено им от руководства; Берия во всей своей деятельности стремился опереться на сотрудников НКВД, большинство из которых были совершенно некомпетентны в военном деле.
Берия создал параллельно штабу фронта особую оперативную группу, возглавлявшуюся генералом Петровым из НКВД, которой была поручена оборона перевалов. В группу Петрова входили люди, малокомпетентные в военном деле. Они не умели нанести обстановку на карту, не могли составить простейших оперативных документов. По существу, действия Берия создавали благоприятные условия для противника и тем самым усиливали угрозу проникновения немцев в Закавказье».