Один из бывших советских разведчиков рассказывал мне, что во время войны и в первые послевоенные годы в Вашингтоне они свободно заходили в американское военное министерство и, если хозяина кабинета не было на месте, открывали его письменный стол и преспокойно изучали любые бумаги. Советских офицеров везде встречали как союзников и друзей.
Перелом наступил после того, как 5 сентября 1945 года бежал шифровальщик посольства СССР в Канаде лейтенант Игорь Сергеевич Гузенко. Он был сотрудником резидентуры военной разведки, долго готовился к побегу и передал канадской полиции секретные материалы о советском проникновении в американский атомный проект.
Меры безопасности в атомных лабораториях были усилены. Но Федеральному бюро расследований понадобилось несколько лет, чтобы нащупать советскую разведывательную сеть. И у американских контрразведчиков не было уверенности, что они выявили всех агентов…
А в Москве 28 сентября 1942 года вышло постановление Государственного комитета обороны № 2352сс «Об организации работ по урану»:
«Возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана и представить к 1 апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива».
12 апреля 1943 года Академия наук СССР приняла секретное решение о создании в Казани (куда эвакуировали ученых) Лаборатории № 2, ее возглавил физик-ядерщик Игорь Васильевич Курчатов. Еще за два месяца до этого он сам точно не знал, может ли быть создана атомная бомба. Но ему показали материалы, добытые разведкой, и они произвели на него впечатление.
Курчатов родился на Южном Урале. Отец — землемер, мать — учительница. В 1912 году семья переехала в Крым. Он окончил Таврический университет и отправился в Ленинград, чтобы учиться на кораблестроительном факультете Политехнического института. В 1925 году способный молодой человек получил приглашение в Физико-технический институт от Абрама Федоровича Иоффе, будущего вице-президента Академии наук СССР.
Курчатов был энергичным человеком с лидерскими качествами, и Иоффе его высоко ценил. Но в научных кругах Ивана Васильевича мало знали. На выборах в Академию наук СССР осенью 1943 года на одну вакансию были выдвинуты физики Абрам Исаакович Алиханов, будущий Герой Социалистического Труда, и Курчатов, будущий трижды Герой Социалистического Труда.
Избрали Алиханова. Академики не считали, что научные заслуги Курчатова таковы, чтобы увенчать его высшим научным званием. Тогда Абрам Иоффе и председатель Всесоюзного комитета по делам высшей школы при Совнаркоме Сергей Васильевич Кафтанов обратились в правительство с просьбой выделить Академии наук еще одну вакансию действительного члена академии по физическим наукам. Так Игорь Васильевич Курчатов стал академиком.
Недовольный равнодушным отношением Молотова к атомным исследованиям, академик Курчатов попросил о помощи Берию:
«За границей создана невиданная по масштабу в истории мировой науки концентрация научных и инженерно-технических сил, уже добившихся ценнейших результатов. У нас же, несмотря на большой сдвиг в развитии работ по урану в 1943–1944 году, положение дел остается совершенно неудовлетворительным».
Заместитель главы правительства Первухин и академик Курчатов написали Сталину записку с просьбой ускорить работы над атомной проблемой. Ответа не последовало. Судя по всему, Сталин не очень верил сообщениям разведки. Успехи Германии в атомных делах были незначительными. Может быть, все это дезинформация?
Атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки в августе 1945 года оказалась неприятным сюрпризом. Одно дело сообщения разведки, к которым всегда относятся осторожно, другое дело — реально действующее оружие.
Профессора-физика Якова Петровича Терлецкого, будущего лауреата Сталинской и Ленинской премий, в 1945 году командировали к лауреату Нобелевской премии, выдающемуся датскому физику Нильсу Бору выяснять, что тому известно об атомной бомбе. Берия распорядился взять профессора Терлецкого в кадры НКВД, ему присвоили звание подполковника и утвердили заместителем Павла Судоплатова, начальника отдела «С» (разведка по атомным делам).
Терлецкий вспоминал:
«Нас всех пригласили в кабинет Берии. Когда мы вошли, Берия встал из-за письменного стола, стоявшего в глубине огромного кабинета. Среднего роста, стареющий, со слегка сужающимся кверху черепом, с суровыми чертами лица, без тени теплоты или улыбки, Берия произвел не то впечатление, которого я ожидал, видя до этого его портреты (молодой, энергичный интеллигент в пенсне)».
После Хиросимы и Нагасаки, 20 августа 1945 года, образовали Специальный комитет при ГКО, на который возлагалось «руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана». Председатель комитета — Берия, заместитель — Маленков.
В Спецкомитет вождь ввел Вознесенского, Ванникова (нарком боеприпасов), Первухина (нарком химической промышленности), Авраамия Павловича Завенягина (замнаркома внутренних дел), генерала Василия Алексеевича Махнева (заместитель Берии в Государственном комитете обороны). Включили и двух выдающихся ученых — Игоря Васильевича Курчатова и Петра Леонидовича Капицу.
Но Капица призывал не копировать американцев, что «нам не по карману и долго», а «идти своим путем». И он решительно отказывался работать с Берией.
Петр Леонидович написал Сталину:
«У тов. Берии основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у Берии слабо…
У меня с Берией совсем ничего не получается. Его отношение к ученым, как я уже писал, мне совсем не по нутру…Следует, чтобы все руководящие товарищи, подобные Берии, дали почувствовать своим подчиненным, что ученые в этом деле ВЕДУЩАЯ, а не подсобная сила…
Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему все это сказал, да увидеться с ним очень хлопотно».
Постановление ГКО СССР № 9887 о создании Специального комитета при ГКО для руководства всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана. 20 августа 1945
Подлинник. Машинописный и рукописный текст. Подпись — автограф И.В. Сталина. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп.2. Д. 533. Л. 80–84]
Вождь не затруднился переслать письмо наркому внутренних дел.
Берия сам позвонил Капице:
— Нам надо поговорить, Петр Леонидович.
Капица хладнокровно предложил всесильному наркому:
— Если хотите поговорить со мной, то приезжайте в институт.
Никто не позволял себе так разговаривать с Лаврентием Павловичем. Но в данном случае он ничего не мог поделать: Сталин высоко ценил Петра Леонидовича.
Берия сделал над собой усилие и приехал в Институт физических проблем. Но они ни о чем не договорились. Капица органически не выносил Берию, не желал находиться под его началом и попросил Сталина освободить его от участия в работе Спецкомитета: «Тов. Берии будет спокойнее».
Вождь пошел ему навстречу. 21 декабря 1945 года Капицу вывели из состава Спецкомитета. При этом Петр Леонидович был готов заниматься оборонными работами. В письме Маленкову излагал революционную идею создания «хорошо направленных пучков такой большой интенсивности, чтобы почти мгновенно уничтожить облучаемый объект».
25 января 1946 года Сталин пригласил к себе академика Курчатова. Присутствовал Берия.
Вождь выговаривал Курчатову:
— Почему скромничаете? Почему мало требуете для максимального ускорения работ?
Иван Васильевич отвечал:
— Сколько разрушено, сколько людей погибло. Страна сидит на голодном пайке, всего не хватает…
Сталин остался недоволен:
— Просите все, что угодно. Отказа не будет. Работы надо вести широко, с русским размахом. Вам будет оказана самая широкая всемерная помощь. Не надо искать более дешевых путей.
Сталин обещал позаботиться о благосостоянии тех, кто займется этим проектом:
— Наши ученые очень скромны, и они иногда не замечают, что живут плохо. Наше государство сильно пострадало, но всегда можно обеспечить, чтобы несколько тысяч человек жило на славу, а несколько тысяч человек жило еще лучше со своими дачами, чтобы человек мог отдохнуть, чтобы была машина.
Сталин сформулировал задачу: создать ядерную бомбу, не считаясь с затратами.
В марте 1946 года на пленуме ЦК Берию утвердили членом политбюро, что закрепило его позиции одного из руководителей страны.
По словам Байбакова, с приходом Берии к руководству атомным проектом дело получило размах. Берия был мастер не только нажимать, торопить и подстегивать людей. Он смог снабдить ученых всем необходимым, доставать требуемое из-под земли.
Многолетний министр среднего машиностроения Ефим Павлович Славский:
«Берия не разбирался в научных и инженерных проблемах, поэтому к мнению специалистов всегда прислушивался. В организации и выполнении задач, в мобилизации людей и ресурсов он, пользуясь огромной властью, помогал проводить решения в жизнь».
Специальному комитету подчинялось Первое главное управление при Совете Министров СССР, которое непосредственно занималось созданием ядерного оружия. Первое главное управление возглавил Борис Львович Ванников. До войны он был наркомом вооружений. 7 июня 1941 года его посадили. Когда началась война, освободили, потому что очень был нужен. Его привели к Сталину прямо из тюрьмы.
На предложение вернуться в наркомат Ванников неуверенно ответил:
— А будут ли со мной товарищи работать? Ведь я в тюрьме сидел?
Сталин с присущим ему цинизмом махнул рукой:
— Пустое. Я тоже сидел в тюрьме.
Ванников вырос в Баку, как и Берия. Они вместе учились в бакинском техническом училище и дружили в юные годы. Со временем Ванников стал трижды Героем Социалистического Труда.
Его заместителем по режиму Берия сделал заместителя начальника Главного управления контрразведки СМЕРШ генерал-лейтенанта Павла Яковлевича Мешика (бывшего начальника экономического управления НКВД). За работу над атомной бомбой Мешик получил сталинскую премию 2-й степени.