Завенягин рассказывал:
— Мы подготовили проект решения правительства. Берия прочитал его, внес ряд поправок. Доходит до конца. Подпись: Председатель Совета Министров Маленков. Зачеркивает ее. Говорит: это не требуется. И ставит свою подпись… У Берии были очень большие секретариаты, документы гуляли от одного референта к другому. Переписка между секретариатами Берии и Первым Главным управлением приобрела чудовищные размеры. Все основные работники главка занимались тем, что писали записки и проекты постановления, переделывали их, нагромождали вороха бумаги, и часто совершенно не оставалось времени для оперативной работы по руководству научно-исследовательскими учреждениями и предприятиями. И это называется организатор?!
Распоряжение ГКО СССР № 8339 о досрочном освобождении в Свердловской области 600 человек, осужденных за самовольный уход с предприятий и бытовые преступления, и направлении их на работу на Уралтурбозавод наркомата тяжелого машиностроения и Уралэлектроаппарат наркомата электропромышленности. 28 апреля 1945
Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф Л.П. Берии. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп.2. Д. 486. Л. 19]
«Когда ему было нужно, — вспоминал Меркулов, — он мог показать себя хорошим товарищем, внимательным и чутким. Берия старался это делать в отношении своего ближайшего окружения, понимая, что от того, как будет работать его окружение, зависит его собственная судьба».
Берия заботился о тех, кто был ему нужен.
14 сентября 1946 года по правительственной междугородней ВЧ-связи в Сочи, где отдыхал Сталин, передали записку члена политбюро Андрея Александровича Жданова:
«17 сентября исполняется 50 лет со дня рождения тов. Багирова. Посоветовавшись с тов. Берия, считаем, что следовало бы отметить 50-летие тов. Багирова, наградив его орденом Ленина. Просим вашего согласия».
На записке сохранилась помета:
«Тов. Поскребышев просил передать, что вопрос о награждении тов. Багирова доложен тов. Сталину, и он не возражает против предложения тт. Жданова и Берия».
Лаврентий Павлович опекал и своих подчиненных, от успеха которых зависел. Давал им квартиры — одна из высших ценностей того времени. Не жалел наград.
Управляющий делами Совета министров Михаил Трофимович Помазнев (он сменил Чадаева) впоследствии докладывал в ЦК, что Берия излишне покровительствовал своим подчиненным из Специального комитета:
«Большинство министров оборонной промышленности и машиностроения получили по несколько орденов и стали лауреатами Сталинской премии. Много наград давалось строителям. Аппарат Спецкомитета не в меру отмечался наградами. Секретарь Спецкомитета Махнев стал Героем Социалистического Труда, дважды лауреатом Сталинской премии и получил несколько орденов.
Аппарат Спецкомитета всячески ограждался. За него Управление делами постоянно имело мордобои от Берия. Мне было сказано: если будете лезть к моему аппарату, руки отрубим».
Всякая новая идея обдумывалась Курчатовым и его коллегами. Если она признавалась исполнимой и важной, Курчатов составлял проект постановления и клал на стол Берии. Предусматривалось все: столько потребуется средств, какие предприятия будут подключены и сколько домиков построят для научных руководителей нового объекта. Курчатовская записка рассматривалась аппаратом Спецкомитета. Если принципиальных возражений не находилось, проект постановления утверждался на заседании Спецкомитета. Когда Берия говорил «да», проект постановления передавали на подпись Сталину.
После ареста Лаврентия Павловича сам Махнев поспешил откреститься от своего покровителя, которому был обязан еще и генеральскими погонами:
«Проблему атомного оружия нашей стране удалось решить лишь благодаря тому, что ЦК и правительство давали для этого неограниченные ресурсы денежных средств, материалов (создали преимущественно перед всеми другими нуждами народного хозяйства условия), поставили на службу этой цели лучшие силы науки, техники, сотен тысяч рабочих, военных строителей и заключенных. Ценой огромных затрат средств и сил нашего народа мы решили атомную проблему. Берия же был только эксплуататором (в буквальном смысле) всех этих средств и сил, а прибыль (успехи) приписывал себе».
Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии в связи с победой над гитлеровской Германией» с сопроводительной запиской В.М. Молотова и Л.П. Берии И.В. Сталину.
(Утверждено постановлением политбюро ЦК ВКП(б) от 7 июля 1945 г.) 7 июля 1945
Копии и подлинник. Машинописный текст. Подписи — автографы И.В. Сталина, В.М. Молотова и Л.П. Берии. [РГАСПИ. Ф. 17. Оп.163. Д. 1456. Л. 3, 4–6, 7]
Вечером 25 декабря 1946 года в реакторе, построенном в Лаборатории № 2 под руководством Курчатова, началась управляемая цепная ядерная реакция. Игорь Васильевич велел всем уйти. Он остался вместе с группой в пять человек.
После того, как успех стал очевиден, Курчатов гордо произнес:
— Атомная энергия теперь подчинена воле советского человека.
Через несколько дней привезли Берию показать, что реактор работает. Курчатов поднял кадмиевый стержень, и началась реакция. Регистрирующие радиацию приборы завыли.
Все радостно закричали:
— Пошла!
Берия разочарованно спросил:
— И это все? А можно подойти к реактору посмотреть?
Курчатов объяснил, что это опасно для здоровья.
Академик Сахаров до конца жизни помнил, как на одном совещании по атомным делам Берия обратился к чиновнику, который провалил производство нужного материала:
— Мы, большевики, когда хотим что-то сделать, закрываем глаза на все остальное. А вы потеряли большевистскую остроту! Сейчас мы вас не будем наказывать. Мы надеемся, что вы исправите ошибку. Но имейте в виду, у нас в турме места много…
Берия говорил «турма» вместо «тюрьма», рассказывал Сахаров, и это звучало еще страшнее. Человек, которому Берия это сказал, находился в предынфарктном состоянии. Он знал, что Лаврентий Павлович запросто может осуществить свою угрозу.
Он внушал страх всем, кто с ним соприкасался.
Академик Анатолий Петрович Александров, которого привлекли к созданию водородной бомбы, описал, как проходило одно из заседаний Специального комитета.
Распоряжение ГКО СССР № 8429 наркомату внутренних дел: закрепить за Черниговским фанерным комбинатом наркомата лесной промышленности заключенных, отбывших наказание в колонии. 6 мая 1945
Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф Л.П. Берии. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп.2. Д. 489. Л. 118]
Докладывал секретарь Спецкомитета генерал Махнев:
— Лаврентий Павлович, товарищ Александров предлагает построить завод для получения дейтерия.
Берия обратился к Махневу:
— А товарищ Александров знает, что опытная установка взорвалась?
— Да, знает.
— Товарищ Александров свою подпись не снимает?
— Не снимает.
Берия разговаривал только с Махневым:
— А товарищ Александров знает, что, если завод взорвется, он поедет туда, куда Макар телят не гонял?
Александров не выдержал:
— Я представляю.
Только тогда Берия к нему повернулся:
— Подпись свою не снимаете?
— Нет, не снимаю.
Завод был построен и работал благополучно.
Выписка из протокола № 30 заседания Оперативного бюро ГКО о мероприятиях по перестройке промышленности в связи с сокращением производства вооружения и боеприпасов. 25 мая 1945
Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф Л.П. Берии. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп.2. Д. 498. Л. 198]
Послевоенные годы оказались мрачными и трудными не только по причине голода и медленного восстановления народного хозяйства.
В 1949 году Сталин распорядился:
«Осуществить необходимые чекистские меры в Красноярском крае, Новосибирской, Омской и Иркутской областях по пресечению деятельности вражеских элементов, учитывая, что эти районы в прошлом были очагами колчаковщины».
После казни адмирала Александра Васильевича Колчака, когда-то воевавшего против советской власти, прошло почти тридцать лет. Но в воображении советских руководителей Гражданская война еще не закончилась. В тех краях искали урановые залежи, и вождю мнилось, что там еще действуют колчаковцы, способные этому помешать.
Вождь объяснил, что задача номер один — покончить с преклонением перед иностранцами:
— В эту точку надо долбить много лет, лет десять надо эту тему вдалбливать.
Вдалбливали! Во многом добились успеха. В результате создание советской атомной бомбы едва не сорвалось.
Открытие теории относительности и квантовой механики изменило физику. Она стала для многих непонятной. Физики разделились на тех, кто понимал современную науку и смог работать в атомном проекте, и на тех, кто оказался профессионально непригодным. А это всё, как на подбор, были правильные товарищи, не сомневавшиеся в линии партии и правительства.
Нашлись ученые, которые выступили против теории относительности Альберта Эйнштейна и квантовой механики — как «враждебных учений».
Весной 1947 года в «Литературной газете» появилась статья «Об одном философском кентавре», написанная членом-корреспондентом Академии наук Александром Александровичем Максимовым. Он преподавал в Московском университете. Максимов обличал квантовую механику, называя ее «идеалистической».
Партийные физики, которые нравились начальству, писали статьи «против реакционного эйнштейнианства в физике». Квантовую механику называли «идеалистической» и чуждой советской науке. Под свое невежество подвели идеологическую базу: «Для советской физики особое значение имеет борьба с низкопоклонством перед Западом, воспитание чувства национальной гордости». Сторонников теории относительности обвиняли в отсутствии патриотизма.
Посредственные физики сконцентрировались в Московском университете и жаловались идеологическому начальству. Особенно раздражало обилие еврейских фамилий среди создателей ядерного оружия. Это давало надежду, что праведный гнев будет услышан наверху. На методологическом семинаре преподаватели физического факультета разносили в пух и прах выдающихся ученых — за «объективизм, некритическое отношение к взглядам буржуазных физиков».