Другой заметный арестованный — близкий к Берии Петр Афанасьевич Шария, избранный к тому времени в Академию наук Грузии.
Шария выделялся среди бериевского окружения. Он перемежал чекистскую службу и партийную работу с занятиями философией и преподаванием. Защитил докторскую диссертацию, получил звание профессора, заведовал кафедрой диалектического материализма в московских и тбилисских институтах. В марте 1934 года Берия взял его к себе в Закавказский крайком партии заведовать отделом культуры и пропаганды. Сделал директором республиканского филиала Института Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина.
Интеллигенция считала Петра Шарию «полновластным диктатором в сфере науки, литературы и искусства, который возглавлял в Грузии идеологический фронт».
Лаврентий Павлович его отличал, приглашал домой и на дачу. Шария был одним из тех, кто с искренней грустью прощался с Берией, переведенным в Москву. В декабре 1938 года Лаврентий Павлович вызвал его в столицу и предложил должность начальника секретариата НКВД СССР. Философ Шария стал комиссаром госбезопасности 3-го ранга. Берия ценил его умение писать. Всякий раз, когда ему предстояло выступать с большой речью, включал Шария в бригаду «писарей».
Сам Петр Афанасьевич вспоминал:
«Берия знал, что я владею неплохо русским языком и могу быть ему полезным в составлении или редактировании тех или иных важных документов, необходимость которых он предвидел в связи с происходившими тогда событиями в НКВД… Впоследствии, когда я находился уже в Грузии на партийной или научной работе, Берия бесцеремонно вызывал меня через ЦК Грузии в Москву каждый раз, когда ему предстояло подготовить ту или иную статью или выступление».
После разделения единого НКВД на два наркомата Шарию вернули в Грузию — секретарем республиканского ЦК по пропаганде и агитации. Его постигло несчастье — он потерял сына. Глубоко переживая, написал целую поэму о своих муках. Отпечатал книжечкой тиражом в 75 экземпляров, дарил друзьям. Когда он впал в немилость, эту книжечку ему поставили в вину.
Первый секретарь ЦК Грузии Кандид Нестерович Чарквиани 28 мая 1948 года написал Сталину донос на недавнего товарища по партии:
«Ознакомившись с книжкой т. Шария, я был поражен ее содержанием. Это произведение, насквозь проникнутое религиозно-мистическим миросозерцанием, вплоть до признания бессмертия души и реальности загробной жизни. Сам факт написания этой книжки т. Шария объясняет своим тяжелым психическим состоянием и моральной надломленностью, вызванной смертью сына, к которому он был особо привязан. Зная т. Шария как образованного марксиста и старого члена партии, мы не представляли, что он способен, пусть даже под влиянием душевной депрессии, чем он пытается объяснить свой поступок, отойти от основных принципов большевистской идеологии».
Душевные страдания из-за смерти сына ему не простили. Назвали издание «идеологически вредной книжки в стихах» грубейшей политической ошибкой, свидетельствующей о его «идейной неустойчивости»:
«Бюро ЦК Грузии считает установленным, что Шария в 1943 году в связи со смертью сына написал идеологически вредное произведение в стихах, проникнутое глубоким пессимизмом и религиозными мистическими настроениями. Отступая от основных принципов большевистского материалистического мировоззрения, Шария в этом произведении говорит, что не видит лучшего мира… Жизнь его после смерти сына (он умер от туберкулеза) одна лишь мука. И под конец договаривается до признания бессмертия души и реальности загробной жизни».
31 мая Сталин утвердил решение Бюро ЦК КП(б) Грузии: освободить Шарию от должности секретаря ЦК по пропаганде, вывести из состава бюро и объявить выговор с занесением в учетную карточку. Ему позволили преподавать на философском факультете Тбилисского университета. Но 19 февраля 1952 году Шарию арестовали как участника «мингрельской националистической группировки».
Разумеется, все знали, что Шария — человек Берии.
Посадили министра внутренних дел республики генерал-лейтенанта Авксентия Нарикиевича Рапаву, его заместителя генерал-майора Константина Павловича Бзиаву, прокурора республики Владимира Яковлевича Шонию. Вслед за ними арестовали несколько сот партийных работников мингрельского происхождения — секретарей горкомов и райкомов. Больше 10 тысяч человек выселили в Казахстан. Для небольшой республики масштабная чистка.
27 марта 1952 года Сталин подписал новое постановление политбюро «Положение дел в компартии Грузии». Он предписал снять республиканского первого секретаря Кандида Чарквиани, сменившего когда-то на этой должности Лаврентия Павловича и считавшегося его выдвиженцем. Чарквиани не был мингрелом, но его сочли виновным в том, что вовремя не выявил «мингрельский заговор».
Новым хозяином республики вождь повелел назначить Акакия Ивановича Мгеладзе (до того первого секретаря Кутаисского обкома).
Чарквиани вспоминал:
«Сталин был подозрительным человеком, который никого не пожалел бы. Он много где искал то, чего не было. Он любил интригу. Если между сотрудниками не было напряжения и царил покой, он такое положение не считал нормальным. Он считал, что всегда должен быть диссонанс и информация об этом должна приходить в ЦК. Мгеладзе понял это и сыграл на этом».
Проследить за исполнением решения политбюро Сталин в своей манере отправил в Тбилиси самого Берию. Два дня, 1 и 2 апреля 1952 года, Лаврентий Павлович проводил пленум грузинского ЦК, сменил первого секретаря и бюро ЦК.
Пленум послушно принял постановление:
«Пленум ЦК КЩб) Грузии заверяет ЦК ВКП(б) и товарища Сталина в том, что Компартия Грузии обеспечит большевистское выполнение постановления ЦК ВКП(б), в кратчайший срок ликвидирует последствия вражеской деятельности группы Барамия… Коммунистическая партия большевиков Грузии и его Центральный Комитет готовы выполнить любое задание любимого вождя и учителя — Великого Сталина».
Арестованных по этому делу обвиняли в намерении с помощью американской разведки ликвидировать советскую власть в Грузии, оторвать ее от СССР и присоединить к Турции…
Сталин напутствовал следователей:
— Ищите большого мингрела.
Всем было ясно, кто имеется в виду.
Василий Сталин, Светлана Аллилуева, А.Н. Поскребышев, Л.М. Каганович, Г.М. Маленков, И.В. Сталин, А.А. Жданов в Сочи. 1947
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 1655. Л. 12]
Ближайшее окружение Сталина с годами все более редело
В 1953 году Анастас Микоян подтвердил:
— Сталин в последнее время не доверял Берии. Берия вынужден был признать, что Сталин ему не доверяет, что мингрельское дело создано для того, чтобы на этом основании арестовать Берию, что Сталин не успел довести то, что хотел…
Министр госбезопасности Грузии генерал-лейтенант Рухадзе собирал материалы на Берию. В квартире его матери в Тбилиси установили аппаратуру прослушивания. А ведь Рухадзе считался близким к Берии. Еще недавно на вечеринках в Тбилиси провозглашал тосты «за кадры Лаврентия Павловича, оставленные в Грузии».
Профессор Владимир Наумов:
— В практике Министерства госбезопасности было заведено так. Если арестованный заговаривал о каком-либо члене президиума ЦК, то по существовавшему порядку допрос прекращался. Следователь докладывал начальнику следственной части по особо важным делам, тот министру госбезопасности. Потом все отправлялись к министру, и только там продолжался допрос. Когда потом составлялась справка для Сталина, имя члена президиума не упоминалось, а писали так: «военный, претендующий на власть в государстве». Это о маршале Жукове. Или: «крупный государственный деятель, монополизировавший внешние сношения Советского Союза». Это о Молотове…
Если Сталин санкционировал дальнейшую разработку члена президиума ЦК, то на следующем этапе в документах возникало его имя. Машинистка, даже имевшая доступ к секретным материалам, печатала текст с пропусками, куда от руки вписывали имя. И последняя стадия, предшествующая аресту, это когда в протоколе допроса открыто называется имя. В 1952 году в документах Министерства госбезопасности имя Берии встречается и по грузинским делам, и по «делу врачей». В документах МГБ о нем писали как о человеке, настроенном националистически и готовящемся к свержению советского строя и захвату власти.
Министр Рухадзе требовал от подчиненных жестокости, упрекал тех, кто не бьет арестованных:
— Кто не бьет, тот враг народа.
Но Рухадзе заигрался. Он попытался спихнуть и нового первого секретаря ЦК республики Акакия Мгеладзе. Обратился напрямую в Москву и не угадал. Присланные им материалы разозлили Сталина.
Он продиктовал шифровку в Тбилиси:
«ЦК ВКП(б) получил и рассмотрел "справку" товарища Рухадзе о допущенных якобы тов. Мгеладзе нарушениях.
ЦК ВКП(б) считает, что т. Рухадзе встал на неправильный и непартийный путь, привлекая арестованных в качестве свидетелей против партийных руководителей Грузии, особенно против тов. Мгеладзе. Кроме того, следует отметить, что т. Рухадзе не имеет права обходить ЦК КП(б) Грузии и Правительство Грузии, без ведома которых он послал в ЦК ВКП(б) материал против них.
ЦК ВКП(б) ставит на вид т. Рухадзе допущенную им ошибку, которая может принести вред партии и государству, и предлагает Бюро ЦК КПГ разобраться в упомянутых материалах и сообщить в ЦК ВКП(б) свое решение».
В Тбилиси разобрались и решили снять Рухадзе с поста министра и арестовать.
25 июня Сталин передал в Тбилиси:
«Советуем довести сдачу-приемку дел до конца, после чего направить Рухадзе в Москву, где и будет решен вопрос о судьбе Рухадзе».
1 июля 1952 года Рухадзе арестовали.
После смерти Сталина, 5 апреля 1953 года, он слезно умолял Берию:
«Лаврентий Павлович, вы меня знаете свыше 25 лет, я рос у вас на глазах и воспитан вами. Последние годы я совершил много преступлений, все то немногое полезное, которое я сделал в прошлом, ничего ровным счетом не стоит…
Лаврентий Павлович, я обращаюсь к вам, как к родному отцу и воспитателю моему, и на коленях, со слезами на глазах прошу пощадить, простить и помиловать… Вы, и только вы, Лаврентий Павлович, можете спасти меня».