Маленков опирался на Берию, которому воли было не занимать.
5 марта 1953 года маршал Берия стал одним из руководителей страны — член президиума ЦК партии, первый заместитель председателя Совета министров, министр внутренних дел. А уже 26 июня он был арестован. У власти он находился сто четырнадцать дней.
5 марта приняли решение об образовании единого Министерства внутренних дел, объединившего собственно МВД и бывшее Министерство госбезопасности. Берия пожелал вернуться на Лубянку. Первыми заместителями он взял себе Круглова, Кобулова и Серова.
Анастас Микоян рассказывал:
— Я его спрашивал: зачем тебе НКВД? А он отвечал: надо восстановить законность, нельзя терпеть такое положение в стране. У нас много арестованных, их надо освободить и зря людей не посылать в лагеря. НКВД надо сократить, у нас не охрана, а надзор за нами. Надо это изменить, охранников послать в Колыму и оставить по одному-два человека для охраны членов правительства. Вот такие утверждения он делал. А потом, когда дело дошло до работы, он стал поступать наоборот, еще больше закрутил машину. Когда он выступил на Красной площади над гробом товарища Сталина, то после его речи я сказал ему: в твоей речи есть место о гарантировании каждому гражданину дарованных ему Конституцией прав личности. В речи другого деятеля это было бы только политической декларацией, а в речи министра внутренних дел это программа действий, ты должен ее выполнять. Он мне ответил: я и выполню ее.
Новое суперминистерство Лаврентий Павлович сделал своей опорой в борьбе за власть. Накануне сталинских похорон, в воскресенье, Берия созвал свою бригаду, проверенных помощников, с которыми проработал в Москве и Тбилиси многие годы, — Меркулова, Мамулова, Людвигова, Ордынцева.
Лаврентий Павлович был оживлен и деловит. Попросил поработать над его речью; это заняло часов восемь. Попозже к ним присоединился только что избранный секретарем ЦК Петр Николаевич Поспелов.
Бывший министр госбезопасности Меркулов, которого арестовали вслед за Берией, описывал тот день:
«Накануне похорон т. Сталина Берия неожиданно позвонил мне на квартиру (что он не делал уже лет восемь), расспросил о здоровье и попросил приехать к нему в Кремль. Оказывается, надо было принять участие в редактировании уже подготовленной речи Берия на похоронах т. Сталина. Я обратил внимание на настроение Берия. Берия был весел, шутил и смеялся, казался окрыленным чем-то».
Соратники Берии точно были счастливы. Высокое положение Лаврентия Павловича открывало и перед ними радужные перспективы.
Когда в 1946 году Сталин выставил Меркулова с Лубянки, Берия утратил к нему интерес. Ни разу не позвонил. Всеволод Николаевич пытался попасть к нему на прием, хотел попросить о помощи. Лаврентий Павлович его не принял.
Меркулов задним числом его оправдывал:
— Лаврентию Павловичу виднее. Значит, так было нужно.
11 марта Меркулов написал Берии:
«Дорогой Лаврентий!
Хочу предложить тебе свои услуги: если я могу быть полезным тебе где-либо в МВД, прошу располагать мною так, как ты сочтешь более целесообразным. Должность для меня роли не играет, ты это знаешь. За последние годы я кое-чему научился в смысле руководства людьми и учреждением и, думаю, теперь я смогу работать лучше, чем раньше. Правда, сейчас я полуинвалид (Меркулов перенес два инфаркта. — Авт.), но надеюсь, что через несколько месяцев, максимум через полгода я смогу уже работать с полной нагрузкой, как обычно. Буду ждать твоих указаний».
Берия разогнал партработников, которых привел на Лубянку недавний министр госбезопасности Семен Игнатьев. У них отобрали служебные машины, всех попросили освободить кабинеты.
Серафим Николаевич Лялин, которого с должности второго секретаря Тульского обкома партии взяли в МГБ заместителем начальника 2-го главка, рассказывал:
— Глубокой ночью вызвал Берия. В его приемной три-четыре человека, как и я, направленных в органы с партработы. Берия грубо сказал: «Ну, что, засранцы, вы чекистского дела не знаете. Надо вам подобрать что-то попроще». И объявил, кто куда убывает. Мне было предложено поехать заместителем начальника управления МВД по Горьковской области.
Николая Романовича Миронова, секретаря Кировоградского обкома, сделали в Министерстве госбезопасности заместителем начальника военной контрразведки. Берия же отправил его заместителем начальника особого отдела Киевского военного округа — тоже большое понижение.
Виктора Ивановича Алидина, секретаря Херсонского обкома, в МГБ поставили заместителем начальника 7-го управления. Берия сослал его в отдел «П», который занимался поселениями, то есть ссыльными, начиная с кулаков.
Все трое набрались терпения и пересидели Берию. Генерал-майор Миронов стал заведующим отделом административных органов ЦК КПСС. Генерал-лейтенант Лялин — начальником управления КГБ по Москве и Московской области. На этом посту его сменил генерал-полковник Алидин.
Берия выпустил из тюрьмы примерно половину арестованных при Игнатьеве чекистов — тех, кто ему был нужен.
По-свойски объяснял:
— Твое дело — чепуха. Тебя посадил Сталин.
Когда привели освобожденного из камеры недавнего начальника управления правительственной охраны генерала Сергея Кузьмичева, Лаврентий Павлович поинтересовался:
— Знаешь, что Сталин умер?
Тот не знал. Заплакал.
— Брось ты, — сказал Берия. — Тебя же Сталин и велел арестовать.
Берия предложил ему вновь возглавить Управление охраны. Тот отказывался, ссылаясь на болезнь, но Лаврентий Павлович его убедил. А на должность начальника 1-го отдела (охрана высшего руководства страны — членов Президиума и кандидатов в члены президиума ЦК, а также секретарей ЦК) Берия выбрал новичка — Николая Степановича Захарова, который в Кемерово руководил областным управлением МВД.
Захаров получил приказ сдать дела заместителю и срочно прибыть в Москву. Честно признался генералу Кузьмичеву, что не знает новой службы.
— Поработаете — узнаете, — ответил начальник управления охраны.
Берия собирал вокруг себя проверенные кадры. Поручил генерал-полковнику Гоглидзе выяснить, где Эйтингон. Тот доложил: «Он в тюремной больнице в Лефортово по поводу язвы желудка, но поправится ли он, мне не известно».
Берия велел наведаться в тюрьму, выяснить состояние здоровья Эйтингона и дать распоряжение администрации тюрьмы улучшить его питание. Укоризненно заметил, что Эйтингона посадили, а он сделал большое дело для страны.
19 марта Берия утвердил постановление о прекращении уголовного дела в отношении Эйтингона: состав преступления отсутствует, он подлежит немедленному освобождению из-под стражи и полной реабилитации. 30 марта Комитет партийного контроля восстановил Эйтингона в партии и поручил Дзержинскому райкому выдать ему новый партбилет.
Эйтингона зачислили в МВД заместителем начальника 9-го отдела (террор и диверсии). А после ареста Лаврентия Павловича опять арестовали. Новое обвинение: «По заданию Берии осуществлял связи с троцкистами и представителями других враждебных партий за рубежом». Ему дали двенадцать лет. Освободили в 1964 году.
Лаврентий Павлович вспомнил и о Серебрянском. В мае его вернули в кадры. Взяли в 9-й отдел МВД, как и Эйтингона. И для него все кончилось с арестом Берии.
Прокурор Руденко, допрашивая Лаврентия Павловича, поинтересовался:
— Для каких преступных целей вы, став министром внутренних дел, разыскали и вновь взяли на работу Серебрянского?
— Решено было привлечь Серебрянского и других (Эйтингона, Василевского), ранее работавших в группе Судоплатова, для подготовки людей для выполнения специальных заданий по американским базам. Сам Серебрянский имел опыт по взрыву кораблей.
8 октября 1953 года Якова Серебрянского арестовали «за тяжкие преступления против КПСС и Советского государства». 27 декабря 1954 года отменили прежнее постановление Президиума Верховного Совета СССР об амнистии, и над ним нависла угроза приведения в исполнение смертного приговора. Но расстреливать его не спешили. Серебрянский умер 30 марта 1956 года в Бутырской тюрьме от сердечного приступа, когда его допрашивал генерал-майор юридической службы Петр Константинович Цареградский.
Лаврентий Павлович обещал своему аппарату, что скоро проведет закон о выплате сотрудникам Министерства внутренних дел дополнительных денег за воинские звания, как в армии.
Своим людям Берия раздавал квартиры в лучших домах.
Управляющий делами Совмина Михаил Помазнев жаловался:
«Высотные здания Берия считал своим детищем. Однажды я слышал, как он говорил — другие уже десять раз сфотографировались бы на фоне этих зданий, а тут строим и ничего. Много раз он говорил мне, что без него квартир в высотных зданиях не распределять. Из последней секции дома на Котельнической набережной он хотел иметь для МВД половину, т. е. 55 квартир. При этом он ссылался на то, что освобождаемые из заключения работники потеряли квартиры. На 40 квартир он даст списки, а 15 распределит позже, оставив их в резерве».
Берия пристроил проверенные кадры, начинавшие с ним еще в Грузии. Полковника Константина Сергеевича Савицкого утвердил помощником первого замминистра Кобулова. Полковника Георгия Иовича Парамонова — заместителем начальника следственной части МВД по особо важным делам. Генерал-лейтенанта Шалву Отаровича Церетели отправил в Тбилиси заместителем министра внутренних дел Грузии и начальником пограничных войск Грузинского округа. Освобожденный из тюрьмы генерал-лейтенант Авксентий Нарикиевич Рапава получил пост министра государственного контроля Грузии.
В Тбилиси Лаврентий Павлович командировал Владимира Деканозова — министром внутренних дел, Степана Мамулова — заведующим отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов республиканского ЦК. Не хотел больше никаких сюрпризов в родной республике.
После ареста Берии председатель Совета министров Грузии Валериан Минаевич Бакрадзе на пленуме ЦК жаловался на его кадровую политику: