В один из воскресных дней (вечером) в конце августа 1952 г. товарищ Сталин вызвал меня на Ближнюю дачу и после очень резкого разговора о том, что чекисты разучились работать, ожирели, растеряли и забыли традиции ЧК времен Дзержинского, оторвались от партии, хотят встать над партией, сказал: “Имейте в виду — старым работникам МГБ я не очень доверяю”.
Когда я доложил, что в МГБ наручники не применяются, товарищ Сталин в еще неслыханной мной резкой форме выругал меня площадной бранью, назвал идиотом, добавив, что "вы политические слепцы, бонзы, а не чекисты, с врагами так нигде не поступали и не поступают, как поступаете вы", и потребовал беспрекословно делать все в точности, как он приказывает, и докладывать ему о выполнении.
Начиная с конца октября 1952 г. товарищ Сталин все чаще и чаще в категорической форме требовал от меня, товарища Гоглидзе и следователей применять меры физического воздействия в отношении арестованных врачей, не признающихся во вражеской деятельности: “Бейте!” — требовал он от нас, заявляя при этом: “Вы что, хотите быть более гуманными, чем был Ленин, приказавший Дзержинскому выбросить в окно Савинкова? У Дзержинского были для этой цели специальные люди — латыши, которые выполняли такие поручения. Дзержинский не чета вам, но он не избегал черновой работы, а вы, как официанты, в белых перчатках работаете. Если хотите быть чекистами, снимите перчатки. Чекистская работа — это мужицкая, а не барская работа”.
Я не считал возможным не выполнять требования товарища Сталина и поручил выделить для осуществления мер физического воздействия двух работников тюремного отдела.
15 ноября я серьезно заболел и вышел на работу только в последних числах января 1953 г. Как передавали мне товарищи Гоглидзе и Огольцов во время моей болезни, следствие по делу врачей по требованию товарища Сталина было особенно активизировано и направлялось лично им. Товарищ Сталин ежедневно и очень настойчиво требовал активизации допросов, арестов врачей и применения к ним мер физического воздействия.
Вы видели, в каких условиях мне, не имеющему никакого опыта в чекистской работе, пришлось трудиться. Вам также известно, что наши даже слабые возражения по любому вопросу вызывали сильное негодование и поток бранных слов с угрозами со стороны товарища Сталина. Трудно было работать и еще тяжелее было выполнять указания, правильность и целесообразность которых часто вызывали сомнения. Но у меня, как Вы видели, не было никакого выхода из положения, существовавшего в тот период. Я выполнял указания».
Берия посадил бы Игнатьева, но не успел. 26 июня его самого арестовали.
Уменьшить население лагерей
Лаврентий Павлович превратил Министерство внутренних дел в центр власти. Подчинил себе в эти несколько месяцев 1953 года все, что мог. Даже Управление уполномоченного Совета министров по охране военных и государственных тайн в печати (цензура) и, непонятно зачем, Главное управление геодезии и картографии.
Зато он освободил МВД от производственно-хозяйственной деятельности. Раздал отраслевым министерствам строительные управления и промышленные предприятия, на которых использовался труд заключенных. Главпромстрой и Главспецстрой перешли в Первое главное управление при Совете министров, занимавшееся производством ядерного оружия.
Ему надоели хозяйственные дела. Он хотел быть политиком.
Заключенных, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях, а также работников лагерного аппарата и военизированной охраны, то есть все Главное управление исправительно-трудовых лагерей и колоний (ГУЛАГ) и отдел детских колоний Берия отдал Министерству юстиции.
Лаврентий Павлович отказался от всего, кроме особых лагерей и тюрем для особо опасных государственных преступников (шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, эсеров и националистов) и военных преступников из числа бывших военнопленных (немцев и японцев). В общей сложности в особых лагерях МВД содержалось 220 тысяч человек. Освободит их уже Хрущев.
Берия подготовил амнистию 1953 года. Она воспринимается исключительно негативно. В действительности отпустили людей, сидевших за преступления, за которые позже уже не сажали.
Амнистия вовсе не была проявлением доброй воли Лаврентия Павловича. Это была назревшая необходимость. Первые бунты заключенных вспыхнули в марте 1946 года. После войны, отмечает историк Александр Юльевич Даниэль, изменилось население ГУЛАГа. Там появились бывшие фронтовики, власовцы, бандеровцы. Они были в состоянии противостоять и лагерным уголовникам, и надзирателям. Посадили и много молодежи, студентов, которые ненавидели режим. Вот почему с конца 40-х начались восстания в лагерях. После смерти вождя их число резко увеличилось.
А рядом с лагерями жили вчерашние зеки, недавно освобожденные. Кому-то не позволили вернуться домой, кто-то встретил женщину, женился и осел. Фактически все крупные индустриальные города были окружены лагерями заключенных и бывшими заключенными, без которых промышленность не могла обойтись. Если бы они поднялись, то смяли бы любую власть. Возникала критическая масса, опасная для власти. Это стало одной из причин освобождения заключенных.
— Десятки лет держали страну в стальном корсете, и вдруг восстания? Что же случилось? — спрашивал я профессора Владимира Наумова.
— Можно держать страну в страхе десять лет, двадцать, но не всегда. Сталин воспринимался как высшее существо, которое все предвидит, все знает. А когда в его кресле оказались другие лица, магия верховной власти развеялась. На новых руководителей смотрели без пиетета и думали: «Ха, так и я смогу». Исчез страх, сковывавший страну.
В мае 1953 года в Заполярье, в Норильском лагере особого режима восстало более 20 тысяч узников. Они возмущались условиями жизни, расстрелами заключенных, требовали приезда из Москвы правительственной комиссии. Отказались выходить на работу. Там возникли подпольные организации, несмотря на оперчекистский аппарат.
Мятеж продолжался два месяца. В начале августа его подавили силой. Но в Москве осознали, что придется ликвидировать лагеря особого режима. Норильск стал обычным городом, эта территория перестала подчиняться Министерству внутренних дел.
Лев Александрович Нетто, старший брат знаменитого футболиста, фронтовик и узник лагерей, вспоминал:
«Эхом норильских событий стали восстание в Кенгире и другие лагерные волнения. Наша забастовка, другие лагерные выступления подорвали основу коммунистического режима — гигантскую империю ГУЛАГа. Народ начал сам свое освобождение, толкая в спину партийных реформаторов».
26 марта Берия написал в президиум ЦК, что в исправительно-трудовых лагерях, тюрьмах и колониях сидят два с половиной миллиона человек. Причем большое число заключенных не представляет серьезной опасности для общества: женщины, подростки, престарелые и больные люди. За решеткой — 400 тысяч женщин, из них 6 тысяч беременных и 35 тысяч с детьми в возрасте до двух лет.
Такое количество заключенных объяснялось жестокостью сталинской юстиции: сажали за самовольный уход с работы, за должностные и хозяйственные преступления, мелкую спекуляцию, кражи. Указом от 15 июня 1939 года запретили досрочное освобождение за хорошую работу.
На закрытом заседании Президиума Верховного Совета СССР Сталин сказал:
— Мы плохо делаем, что нарушаем работу лагерей. Освобождение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения государственного хозяйства это плохо… Нельзя ли, чтобы эти люди остались на работе — награды им давать, ордена, может быть? Досрочно сделать их свободными, но чтобы они остались на строительстве как вольнонаемные… Это, как у нас говорилось, добровольно-принудительный заем, так и здесь добровольно-принудительное оставление.
С середины 30-х годов большинство изменений, внесенных в уголовный кодекс, были либо собственной инициативой Сталина, либо готовились по его указанию.
В 1940 году постановили: от пяти до восьми лет лагеря давать директорам заводов за недоброкачественную продукцию. 15 февраля 1942 года приняли указ Президиума Верховного Совета СССР об уголовном наказании колхозников, не вырабатывавших установленного числа трудодней. Тридцать тысяч лагерников, осужденных на срок от пяти до десяти лет за должностные и хозяйственные преступления, были в основном председателями колхозов и бригадирами, инженерами, руководителями предприятий.
Распоряжение ГКО СССР № 7439 о направлении в феврале 1945 года на заводы наркомата вооружения четырех тысяч человек, осужденных за самовольный уход с предприятий военной промышленности и бытовые преступления. 2 февраля 1945
Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф Л.П. Берии. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп.2. Д. 446. Л. 98]
В 1947 году приняли указы об усилении уголовной ответственности за воровство. Подростков за маленькую кражу осуждали на несколько лет. В Москве приговорили к пяти годам тринадцатилетнего подростка за кражу у соседа по коммунальной квартире двух банок варенья и хлеба.
Берия предложил выпустить около миллиона человек. Не подлежали амнистии получившие срок больше пяти лет, осужденные за контрреволюционные преступления, бандитизм, крупные хищения и умышленные убийства.
Лаврентий Павлович предложил параллельно пересмотреть законодательство, смягчить уголовную ответственность за нетяжкие преступления, а хозяйственные, бытовые и должностные нарушения вообще карать административными мерами.
В год суды рассматривают дела полутора миллионов человек, писал Берия, из них шестьсот пятьдесят тысяч приговариваются к тюремному заключению, причем половина за преступления, не представляющие особой опасности для государства. Если не изменить законодательство, через год-другой в лагерях опять будут сидеть около трех миллионов человек…
26 марта Берия направил в президиум ЦК записку с приложением проекта указа Президиума Верховного Совета «Об амнистии». Проект подготовили в МВД вместе с Министерством юстиции и генеральным прокурором. Предложение Берии мгновенно утвердили. 28 марта опубликовали указ «Об амнистии».