В Киев, Минск, Вильнюс вместе с решениями Президиума ЦК пересылались подписанные Берией подробные записки Министерства внутренних дел СССР, чтобы всем было ясно, кто именно поставил вопрос и принял решение.
После ареста Берию заставили каяться:
— С моей стороны настаивать на рассылке докладных записок было глупостью и политическим недомыслием. Конечно, тем самым в известной мере принизили значение самих решений ЦК, и создалось недопустимое положение, что МВД как будто исправляет Центральные комитеты коммунистической партии Украины, Литвы и Белоруссии, тогда как роль МВД ограничивалась только выполнением указаний ЦК КПСС и правительства.
А до ареста Берия писал:
«В Литве за послевоенный период подвергнуто разным видам репрессий более 270 тысяч человек, то есть около десяти процентов населения. Но ЦК КП Литвы и Совет Министров Литовской ССР не сумели обезглавить антисоветское подполье. Только серьезными ошибками и слабостью руководства Литовской ССР можно объяснить, что буржуазно-националистическое подполье не только не ликвидировано, но и сумело пустить глубокие корни и даже создать себе некоторую опору в недрах самого населения.
Основной ошибкой следует признать то, что партийное и советское руководство Литвы фактически перепоручило важное дело ликвидации буржуазно-националистического подполья органам государственной безопасности, а те, в свою очередь, свели это дело к массовым репрессиям и чекистско-войсковым операциям».
В апреле 1953 года Берия вызвал в Москву министра внутренних дел Литвы генерал-майора Петра Павловича Кондакова.
Генерал сделал изрядную карьеру в госбезопасности, хотя учился недолго — три класса ремесленного училища и курсы командного состава Красной армии в Казани. Руководил Смоленским, Новосибирским и Крымским управлениями госбезопасности, пока его не взяли в столицу. Семь месяцев Кондаков служил заместителем Игнатьева, но попал под очередную чистку органов, устроенную Сталиным. В марте 1952 года его отослали в Вильнюс.
Берия собрал своих заместителей и начальников управлений — обсудить ситуацию во всех трех прибалтийских республиках. Поэтому на совещание к Берии вызвали еще и министров внутренних дел Латвии — генерал-лейтенанта Николая Кузьмича Ковальчука, которого отправили в Ригу только в середине февраля 1953 года, и Эстонии — полковника Валентина Ивановича Москаленко, недавнего начальника управления в Чите.
Послевоенное время прибалты называют мрачным. Они быстро забыли, что нацисты собирались выселить их из родных мест и освободить земли для немецких колонистов.
В ходе ускоренной коллективизации мнимых кулаков высылали, имущество экспроприировали. Сельское хозяйство лишилось людей, которые хотели и умели работать. А начальниками в республики присылали людей со стороны. Приезжие исходили из того, что Прибалтика — такая же часть Советского Союза, как и любая другая область, поэтому нет смысла учить местный язык и вникать в местные обычаи. Латыши, литовцы и эстонцы злились.
В мае 1950 года политбюро, распределяя выпускников Высшей школы МГБ, большую часть командировало в Прибалтику. Сорок человек в Литву, двадцать пять в Латвию, двадцать в Эстонию. Двенадцать выпускников определили в органы военной контрразведки Прибалтийского военного округа и 8-го флота, базировавшегося в Таллине, еще пятнадцать молодых офицеров — в органы военно-морской контрразведки.
Доклад генерала Кондакова о националистическом подполье и действиях бандитов в республике Берию не устроил. Он спросил приехавшего из Литвы министра, почему он именует их «бандитами»?
— Они вооружены, грабят и убивают советских людей, — ответил Кондаков.
— Вы сами вынуждаете их на такие действия, — возразил Берия.
Берия считал неправильными репрессии в отношении католического духовенства, потому что верующие воспринимают это как гонения на церковь. Предложил пересмотреть дела на высланных священнослужителей, вернуть их в Литву и через них влиять на националистическое подполье.
Первый секретарь ЦК компартии Литвы Антанас Снечкус попросил его усилить глушение иностранных радиостанций.
— Я выдвинул вопрос на личной беседе, — рассказывал Снечкус, — о необходимости забивать все передачи вражеских станций, которые ведутся на литовском языке. А на литовском языке передается не менее шести передач в день, и радиопередатчики в Литве могут их принимать.
Берия ответил, что не видит в этом никакого смысла.
— Он, видите ли, готовит предложения ликвидировать вообще и ту забивку, которая теперь существует, — жаловался в Москве первый секретарь ЦК компартии Литвы. — Видите ли, плохая забивка существует, и ту ликвидировать он хочет. Так какая же это помощь в ликвидации буржуазно-националистического подполья? А по радио американские империалисты передают находящемуся еще буржуазному националистическому охвостью в Литве всякие установки, окрыляют его.
Берия распорядился сменить генерала Кондакова, «как слабого работника». Новым министром внутренних дел Литвы назначил Йонаса Ионовича Вильджюнаса, переведенного с должности председателя Каунасского горисполкома. Почему именно его? Действующих чекистов-литовцев, достойных выдвижения на пост министра, не нашли. Тогда вспомнили Вильджюнаса. Он стал чекистом после включения Литвы в состав Советского Союза. Войну провел в партизанских отрядах на территории Белоруссии. Летом 1947 года подполковник Вильджюнас снял погоны, потому что его перевели на партийную работу.
Берия уволил и полковника Москаленко, и генерала Ковальчука. Новыми министрами в Таллине и Риге тоже стали местные кадры.
Прежде бюро ЦК КП Литвы не решалось выдвигать на работу в министерство внутренних дел республики литовцев, потому что у многих родственники за рубежом.
Глава республики Антанас Снечкус робко ставил этот вопрос на секретариате ЦК в Москве:
— Неужели бабушки и дедушки играют решающую роль, а не сам человек?
Маленков возмущенно заметил:
— Бандиты у себя друг другу больше доверяют, нежели наши работники.
Но ничего не изменилось. А Берия отменил эту практику.
Он привел цифры:
«Из четырех заместителей Председателя Совета Министров Литовской ССР только один является литовцем, в аппарате ЦК КП Литвы из 15 заведующих отделами литовцев только 7, в Вильнюсском обкоме из 16 заведующих отделами и секторами всего 3 литовца, в аппарате Каунасского горкома из 8 заведующих отделами литовец только один, из 22 лекторов ЦК и обкомов КП Литвы всего 6 литовцев.
В аппарате бывшего Министерства государственной безопасности Литовской ССР в составе 17 начальников отделов был лишь один литовец, из 87 начальников райотделов МГБ литовцев насчитывалось всего 9 человек».
Как обычно, спорить с Берией никто не решился.
26 мая 1953 года президиум ЦК КПСС в Москве постановил: «Отменить практику назначения заместителями Председателя Совета Министров Литовской ССР и выдвижения вторыми секретарями районных и городских комитетов партии, а также заместителями председателей исполкомов депутатов трудящихся работников не из литовских национальных кадров. Директорами совхозов, МТС и других предприятий, как правило, назначать литовских работников. Освобождающихся в связи с этим номенклатурных работников, не знающих литовского языка, отозвать в распоряжение ЦК КПСС.
Отменить ведение делопроизводства во всех партийных, государственных и общественных организациях Литовской ССР на нелитовском языке, обеспечив при этом для районов с польским населением ведение местного делопроизводства на польском языке. Заседания Совмина, бюро и пленумов ЦК КП Литвы, а также городских и районных комитетов партии и исполкомов Советов депутатов трудящихся проводить на литовском языке».
В Литве охотно претворяли в жизнь эти указания. За несколько дней сменили всех руководящих работников в системе МВД! Расстались с приезжими, с теми, кто не знал литовского языка. Уволили примерно тысячу человек, в том числе секретаря парткома Министерства внутренних дел… Лишенные должности не стеснялись в выражениях.
Бывший начальник одного из райотделов бросил:
— Эти пастухи, которые теперь взяли отдел в свои руки, не смогут руководить и обеспечить нормальное политическое руководство в районе.
Все документы писали теперь только на литовском языке. На совещаниях выступали по-литовски. Составляли списки нелитовцев в партийном и советском аппарате, выясняли у них, куда после освобождения от должности они намерены вернуться. По республике пошли разговоры, что уедут все русские, а колхозы распустят.
Председатель Совета министров республики Мечисловас Гедвилас на пленуме ЦК компартии Литвы сочувственно обратился к литовцам, не знающим родного языка:
— Русских отзовут, а куда поедете вы, забывшие язык своих отцов?
В Москву пошли пугающие сообщения о том, какие крамольные речи произносят в своем кругу литовские чиновники, считавшиеся лояльными.
Секретарь Варенского райкома партии Кашинскас проводил совещание с работниками райкома и райотдела МВД.
Порадовал коллег:
— Раньше политика в отношении литовцев была неправильной и проводилась так же, как при немецкой оккупации. Сейчас вопрос решается правильно. Нечего русским делать в Литве, пусть убираются отсюда.
Секретарь Ионишского райкома партии Ратникас на пленуме отчитал русских работников так, что несколько человек демонстративно вышли, хлопнув дверью.
Первый секретарь Пагегского райкома партии Генявичюс в ресторане провозгласил тост:
— Я пью за единую и независимую Литву.
Жена хозяина района рассказывала, что «скоро подадут эшелоны и будут вывозить русских так, как они вывозили литовцев».
После ареста Берии на пленуме ЦК Хрущев возмущался:
— Письма пишут из Литвы. Один коммунист сообщает, что в последнее время националистические элементы обнаглели и стали выступать против русских работников. Дело дошло до того, что в магазинах продавцы, знающие русский язык, не отпускают товаров, если к ним обращаются на русском языке…