— Начали подбирать кандидатуры на должности начальников управлений внутренних дел. Это происходило следующим образом. Мильштейн спрашивал: «Где сейчас Женя Рудаков? Назначить его начальником УМВД Одесской области. Где Володя Трубников? Назначить его начальником УМВД Тернопольской области». Кандидаты, названные Мильштейном и Мешиком, записывались в проект приказа. Когда я или Ивашутин называли другие кандидатуры из числа лучших работников, то Мешик и Мильштейн отклоняли их одним словом: «это милиционер».
Даже видавших виды киевлян оторопь брала от московских указаний, которые означали полную перемену чекистской линии, поворот на сто восемьдесят градусов.
Мильштейн, как и министр, объяснял подчиненным, что ликвидация униатской церкви — политически вредное мероприятие и не поддержано украинским народом:
— Настало время приблизить духовенство к советской власти, заставить его переменить образ мыслей и работать нам на пользу.
Мильштейна вскоре арестовали, «как подручного Берии».
На следствии он объяснил:
— Я действительно говорил о необходимости вывести униатских священников из подполья и подчинить их советскому влиянию.
В обвинительном заключении по делу бывшего генерал-лейтенанта Мильштейна его указания интерпретировали так:
«Принял непосредственное участие в попытке активизировать антисоветскую деятельность украинских националистов для подрыва дружбы народов и морально-политического единства советского общества».
Сразу после ареста Берии, 28 июня 1953 года, генерал Строкач написал заявление на имя Хрущева, которого хорошо знал по совместной работе в Киеве:
«В апреле т. Мешик дал мне как начальнику управления МВД по Львовской области указание собрать и донести в МВД УССР сведения о национальном составе руководящих партийных органов. Одновременно т. Мешик предложил сообщить о недостатках работы партийных органов в колхозах, на предприятиях, в учебных заведениях, среди интеллигенции и среди молодежи.
Считая такие указания неправильными, так как органы МВД не имеют права проверять работу партийных органов, я позвонил по ВЧ т. Мешику и проверил, действительно ли он дал такое указание.
Тов. Мешик обрушился на меня с ругательствами:
— Тебе вообще наших чекистских секретных заданий нельзя поручать. Ты сейчас же пойдешь в обком и доложишь о них секретарю. Но знай, что это задание исходит от т. Берии, и с выполнением его тянуть нельзя. Потрудитесь выполнить его сегодня же.
Я доложил секретарю обкома партии т. Сердюку о полученном мною от т. Мешика явно неправильном указании. Сердюк возмутился и немедленно доложил бывшему секретарю ЦК КП Украины т. Мельникову.
В тот же день вечером мне во Львов позвонил т. Берия:
— Вы ничего не понимаете! Зачем пошли в обком и рассказали Сердюку о полученном задании? Вместо оказания помощи вы подставляете ножку т. Мешику. Мы вас выгоним из органов, арестуем и сгноим в лагерях! Мы вас сотрем в порошок, в лагерную пыль превратим! Ты понял или нет? Понял?
На мои попытки объясниться т. Берия не стал меня слушать и положил трубку.
Я доложил секретарю ЦК КП Украины т. Мельникову о полученном мною замечании от т. Берии и просил его вмешательства и защиты.
Тов. Мельников успокаивал меня, рекомендовал не волноваться:
— Вас ЦК КП Украины знает, вам доверяет и никогда в обиду не даст. Нам известно, что вас во Львове хорошо приняли, вашей работой довольны, и вы спокойно работайте.
Несмотря на это, 12 июня МВД СССР меня сняло с должности начальника УВД и отозвало в Москву.
Тов. Мешик в издевательской форме говорил мне:
— Ну как, попало тебе от т. Берии? Впредь умнее будешь. А Мельников — секретарь ЦК — плохой чекист. Он тебя как шпиона ЦК сразу выдал. Звонит мне и говорит, что Строкач доложил секретарю обкома Сердюку о том, что я, Мешик, собираю сведения о партийных кадрах. Разве можно так расконспирировать свою агентуру!
Находясь в Москве с 15 июня, я несколько раз просил т. Берию и его заместителя т. Кобулова Б.З. принять меня для личного объяснения, но безрезультатно».
Генерал Строкач рассказывал, как маялся в Москве в ожидании нового назначения и зашел к генерал-лейтенанту Амаяку Кобулову, заместителю начальника Контрольной инспекции Министерства внутренних дел СССР, — как к человеку, близкому к верхам, — за советом и помощью.
Кобулов ему объяснил:
— Вы не представляете себе, какими правами пользуется товарищ Берия. Он решительно ломает все старые порядки. Не надо бояться, что начальник УМВД или республиканский министр попадет в опалу перед партийными органами. Вот вам свежий пример: товарищ Мельников, секретарь ЦК компартии Украины, напоролся на Мешика и полетел, даже несмотря на то что он был в президиуме ЦК КПСС.
После ареста Берии заявление генерала Строкача появилось как нельзя вовремя — его цитировали как свидетельство намерения Лаврентия Павловича поставить чекистский аппарат выше партийного.
Тимофей Строкач, бывший пограничник и партизан, имел все основания быть обиженным на Берию и его выдвиженцев. До смерти Сталина он семь лет служил министром внутренних дел Украины, а Петр Ивашутин — республиканским министром госбезопасности. При Берии обоих понизили: Ивашутина сделали замом, а Строкача перевели во Львов начальником областного управления.
Амаяк Кобулов разговор со Строкачем изложил иначе. В тот момент в его кабинете находился один из подчиненных. Появился огорченный Строкач и попросил того генерала выйти, чтобы поговорить с глазу на глаз:
— Строкач рассказал, что у него получилась неприятность. Звонил ему во Львов начальник секретариата МВД Украины и просил подобрать в обкоме партии материалы о перегибах по Западной Украине. Он имел возможность негласно все это получить, но черт его толкнул, и он обратился к секретарю Львовского обкома партии Сердюку. Тот разгневался и доложил секретарю ЦК Украины Мельникову. По-видимому, Мельников, в свою очередь, звонил в Москву, потому что через некоторое время раздался звонок Берии. Берия его ругал за то, что он, Строкач, вставляет палки в колеса Мешику. Посему он, Строкач, назначается во Владимирскую область. И Строкач заплакал. Плакал он еще потому, что зря Берия его ругал, так как основанием снятия Мельникова с должности первого секретаря ЦК Украины послужили материалы, добытые им, Строкачем… Я его успокоил, ну, посоветовал пойти к Берии и дать личное объяснение, обнадежил, что все это недоразумение и утрясется.
8 июня 1953 года Берия отправил в президиум ЦК письмо о национальном составе аппарата МВД Белоруссии.
Он писал, что в аппарате министерства и местных органах на руководящих постах почти совсем нет белорусов:
«Примерно такое же положение с использованием белорусских кадров имеет место в республиканских, областных и районных партийных и советских организациях».
В западных областях на руководящих должностях почти совсем нет местных уроженцев. В институтах преподавание ведется исключительно на русском языке, хотя в 30-е годы учили и на белорусском. Берия отметил и бедственное положение крестьян: в западных областях в колхозах люди совсем мало получают на трудодни.
Министром внутренних дел Белоруссии служил генерал-майор Михаил Иванович Баскаков. Он был сиротой. Родители оставили его совсем маленьким, он не знал своего настоящего имени. Его воспитывала в Гжатском уезде женщина, которая за это до революции получала шесть рублей казенных денег ежемесячно. Баскаков окончил четырехклассную школу, после революции работал слесарем и кочегаром на лесопильном заводе. В 1933 году его взяли в ОГПУ. Войну провел начальником управления госбезопасности в Горьком. Руководил госбезопасностью в Хабаровском крае и в Узбекистане. В Минск приехал в феврале 1952 года.
В марте 1953 года объединили два министерства — МВД и МГБ. В Минске выбирали, кого поставить во главе единого ведомства — Михаила Ивановича Баскакова или Сергея Саввича Бельченко, бывшего заместителя начальника Центрального штаба партизанского движения, который десять лет прослужил республиканским министром внутренних дел.
Первый секретарь белорусского ЦК Николай Семенович Патоличев выбрал Баскакова, это был его человек.
Однажды Берия велел срочно соединить его с белорусским министром. Телефонистки ВЧ-связи отыскали его в кабинете Патоличева.
Когда их соединили, Берия спросил:
— Ты где?
— В ЦК, у первого секретаря.
— Иди к себе и оттуда перезвони, — распорядился Берия.
6 июня 1953 года генерал Баскаков прилетел в Москву. Первый заместитель союзного министра Богдан Кобулов поручил своему помощнику вместе с Кондаковым составить записку на имя Лаврентия Павловича.
— В течение тридцати-сорока минут была продиктована стенографистке записка, причем в нее включались данные только те, которые показывали организации, где работало белорусов мало и имелось больше русских, — рассказывал потом Кондаков. — Записка была подписана мною и сдана Кобулову. Буквально через час меня вызвали к Берии, где объявили, что я освобожден от должности министра внутренних дел Белоруссии.
Берия предложил этот пост генералу Бельченко. Тот отказался, поскольку не знал белорусского языка. Тогда вместо Баскакова Лаврентий Павлович назначил министром его заместителя — полковника Михаила Федоровича Дечко, которому вменил в обязанность «принять меры к укомплектованию кадров МВД Белоруссии проверенными местными кадрами». Через полтора месяца Баскаков вернется в свой кабинет — как пострадавший от Берии.
Лаврентий Павлович предложил поменять и первого секретаря республики: русского Николая Семеновича Патоличева на белоруса Михаила Васильевича Зимянина.
Зимянин, бывший партизан, делал после войны успешную карьеру. В 1947 году его утвердили секретарем, затем вторым секретарем ЦК компартии Белоруссии. Но весной 1950 года Сталин прислал в Минск лично ему известного Патоличева, успевшего поработать в аппарате ЦК.
Отношения первого секретаря со вторым не сложились, и в конце концов их развели. Михаила Васильевича отозвали в Москву, назначили членом Коллегии Министерства иностранных дел с прицелом на посольскую должность.