Но кроме того, в июне 1941 года арестовали видных военных деятелей: народного комиссара вооружения СССР Б. Ванникова, его заместителя И. Мирзаханова и заместителя народного комиссара обороны СССР по боевой подготовке генерала армии К. Мерецкова. Следствие по делу Ванникова и Мирзаханова шло по линии вредительства в производстве артиллерийских орудий. Сам Борис Ванников, старинный приятель Лаврентия Берии еще по Бакинскому техническому училищу, считал, что за его арестом стоят начальник Главного артуправления Григорий Кулик и секретарь ЦК Андрей Жданов (с которым Берия постоянно враждовал).
Кирилла Мерецкова, скорее всего, арестовали, чтобы свалить на него страшные поражения первых дней войны. До января 1941 года он был начальником Генерального штаба СССР, и органы пытались доказать, что поражения Красной армии связаны с его вредительством в Генштабе. Показания на Мерецкова копились в НКВД с 1937 года, и следствие шло по накатанной колее выявления военного заговора, руководимого еще Тухачевским.
Даже по стандартам тогдашней Сухановской тюрьмы допросы были зверские, допрашивал знакомый нам следователь Борис Родос. Видавший виды Лаврентий Берия на допросе в 1953 году показал:
В отношении Мерецкова, Ванникова и других применялись беспощадные избиения, это была настоящая мясорубка, и таким путем вымогались клеветнические показания.
Такая откровенность Лаврентия объясняется одним – лично он не чувствовал за собой никакой вины в этом деле. 3 февраля 1941-го указом Президиума Верховного Совета СССР НКВД был разделен на два самостоятельных органа: НКВД и наркомат государственной безопасности СССР (НКГБ). НКГБ занимался борьбой с врагами народа, внешней разведкой и контрразведкой. Возглавил госбезопасность бывший первый заместитель Берии Всеволод Меркулов. А Лаврентию Павловичу, наркому внутренних дел, стали подведомственны Главное управление лагерей, милиция, пограничники и пожарники. Таким образом, к следствию по делу военных он не имел уже никакого отношения.
А так как Всеволод Меркулов с первых же дней падения своего бывшего шефа в 1953 году принялся писать обличающие письма, а потом и давать показания против Берии, Лаврентий Павлович в ответ с удовольствием рассказывал о бесчинствах своего бывшего зама.
Позиция Берии в расследовании этого дела была тем более прочной, что как раз его стараниями трое арестованных были выпущены на свободу. Об этом сквозь зубы признавался даже сам Меркулов. На допросе он рассказал:
Я не знаю, какую роль сыграл Берия в деле освобождения из-под стражи арестованных Мерецкова и Ванникова, так как ни он сам, ни кто-либо другой мне об этом не говорили. Но у меня тогда сложилось впечатление, что он сыграл в этом какую-то положительную роль. Не помню, когда у меня был разговор с Кобуловым, в котором я высказал удовлетворение по поводу положительной роли в этом деле Берии. Я сказал Кобулову, что Берия помог мне тогда выйти из трудного положения в связи с моими сомнениями в правильности дела Ванникова, Мерецкова и других.
Меркулов на следствии не зря упоминает о своих сомнениях, изображая душевные муки и частичную потерю памяти. Нам представляется, что громкое дело военных со столь высокопоставленными подследственными объясняется его желанием выслужиться на новой должности. И ради этого он распорядился применять самые жестокие пытки. В 1953 году это дело военных сыграло с ним злую шутку. Из обвинителя он сам внезапно стал обвиняемым. И как мог изображал из себя случайно попавшего в органы наивного интеллигента.
Речь Меркулова временами напоминает детский лепет. О следствии и подследственных он рассказывает так:
Действительно их показания в отношении себя и других были вымышленными, и я сам с ужасом стал замечать, что в результате применения битья к арестованным получаются вымышленные показания, в результате чего могут быть произведены необоснованные аресты невиновных людей. Мне это стало особенно ясным, когда я увидел, что число арестованных растет. Я не знал, как выйти из создавшегося положения, но, к счастью, вскоре по указанию инстанции были освобождены Мирзаханов, Ванников и Мерецков, и после этого битье арестованных и дальнейшие аресты по их показаниям прекратились.
Борис Ванников так вспоминал обстоятельства своего ареста и внезапного освобождения:
В первых числах июня 1941 года, за две с половиной недели до начала Великой Отечественной войны, я был отстранен с поста Наркома вооружения СССР и арестован. А спустя менее месяца после нападения гитлеровской Германии на нашу страну мне в тюремную одиночку было передано указание И. В. Сталина письменно изложить свои соображения относительно мер по развитию производства вооружения в условиях начавшихся военных действий.
Обстановка на фронте мне была неизвестна. Конечно, составленную мною при таких обстоятельствах записку нельзя считать полноценной. Она могла быть значительно лучше, если бы я располагал нужной информацией.
Так или иначе, записка, над которой я работал несколько дней, была передана И. В. Сталину. Я увидел ее у него в руках, когда меня привезли к нему прямо из тюрьмы. Многие места оказались подчеркнутыми красным карандашом, и это показало мне, что записка была внимательно прочитана. В присутствии В. М. Молотова и Г. М. Маленкова Сталин сказал мне:
– Ваша записка – прекрасный документ для работы наркомата вооружения. Мы передадим ее для руководства наркому вооружения.
В ходе дальнейшей беседы он заметил:
– Вы во многом были правы. Мы ошиблись… А подлецы вас оклеветали.
Почему Сталин убрал Берию с его поста – говорить трудно. Скорее всего, он не хотел, чтобы вся власть над правоохранительными органами сосредотачивалась в руках одного человека, тем более такого талантливого и хитрого, как Лаврентий Берия. С другой стороны, вождь не мог не заметить тягу Берии к руководству хозяйственными отраслями, особенно ценную накануне приближающейся войны. К этому времени ГУЛаг стал одним из крупнейших производственных наркоматов. В его состав входили Главное управление аэродромного строительства, цветная металлургия и ее центр – Норильск, большая часть лесозаготовок, строительство ГЭС, Волго-Балта, портов, железных и шоссейных дорог, горно-металлургические предприятия (в том числе Воркута и Ухта), промышленное строительство, золотодобыча и многое другое. Неслучайно 3 февраля 1941 года, в день разделения НКВД, Лаврентий Берия был назначен заместителем председателя Совета народных комиссаров СССР.
В 1939 году Берия стал кандидатом в члены Политбюро, 30 января 1941 года он получил звание генерального комиссара госбезопасности, соответствующее званию маршала Советского Союза.
Глава 7. Нарком на войне
После разделения наркомата внутренних дел на две части власть и влияние Лаврентия Берии, на первый взгляд, заметно уменьшились. Разведка, контрразведка, следствие, надзор над армией, агентурная сеть перешли в новое ведомство – Наркомат государственной безопасности, который возглавил бериевский протеже Всеволод Меркулов. Берия остался в Наркомате внутренних дел, включавшем в себя систему ГУЛага, внутренние войска, пограничников, милицию и пожарную охрану.
Кроме того, заместителем Берии становится Виктор Абакумов, человек, никогда не входивший в команду Лаврентия и явно поставленный с тем, чтобы надзирать за наркомом и уравновешивать его власть. За деятельностью правоохранителей присматривал и секретарь ЦК Лев Мехлис. Впрочем, реально положение Лаврентия Берии только укрепляется. С 22 марта 1939 года – он кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б). 30 января 1941 года Л. П. Берии было присвоено звание генерального комиссара государственной безопасности. 3 февраля 1941 года он был назначен заместителем председателя Совета народных комиссаров СССР, курировал работу НКВД, НКГБ, наркоматов лесной и нефтяной промышленности, цветных металлов, речного флота. Лаврентий Берия становится членом и неформального узкого сталинского руководства, в которое входят его сверстники Андрей Жданов, Георгий Маленков, Никита Хрущев и Николай Вознесенский. Роль же старых товарищей вождя – Лазаря Кагановича, Вячеслава Молотова, Клима Ворошилова, Анастаса Микояна – соответственно падает.
Начало Великой Отечественной
В ночь на 22 июня 1941 года Сталин, информированный о внезапном нападении немцев, отправился с ближней дачи в Кремль. Между 4 и 5 утра[5] началось экстренное заседание высшего руководства. Первыми прибыли Молотов, Берия, Жуков и Мехлис. В ходе этого совещания было получено известие о том, что гитлеровская Германия объявила войну СССР. В Кремль вызвали вождя Коминтерна Георгия Димитрова, наркома ВМФ адмирала Кузнецова, маршала Кулика и наркома путей сообщения Лазаря Кагановича. Материалы секретариата Сталина показывают, что в течение этого дня присутствующие то покидали кабинет вождя, то возвращались в него. Чаще всего заходил Лаврентий Берия – три раза. Он раньше всех оказался у Сталина и позже всех ушел.
25 июня именно ему вождь поручил сверхсекретную миссию: прозондировать возможность переговоров о сепаратном мире с Германией, в результате произошла знаменитая встреча Павла Судоплатова с послом Болгарии в ресторане «Арагви».
В течение первых дней войны Сталин пребывал в уверенности, что владеет ситуацией в стране и в армии. Вся глубина катастрофы была осознана им 28 июня, после того как немцы захватили Минск и окружили 400 000 красноармейцев и командиров.
Утром 28 июня произошла знаменитая размолвка Сталина и Жукова в Кремле. Генеральный секретарь пытался разнести Жукова за сдачу Минска. На что Георгий Константинович потребовал не вмешиваться и дать возможность военным заниматься своей работой – руководить войсками. Берия выступил агрессивным союзником Сталина, он прямо спросил Жукова: «Мы вам мешаем? Мы ведь тоже имеем право отдавать приказы». Жуков почти сыронизировал: «Если вы думаете, что можете, отдавайте». Берия ответил уклончиво, но как настоящий коммунист: «Если партия прикажет, то будем». Конфликт закончился истерикой Жукова, он буквально рыдал. Сталин резюмировал заседание знаменитой фразой; «Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, все это просрали». После чего вождь уехал на дачу и отключил телефон.