Известный книготорговец Маврикий Осипович Вольф (еще в середине 50-х годов его магазин, что в Гостином дворе, торговал запрещенными изданиями Герцена) приступил в конце 1863 года к изданию журнала «Заграничный вестник». Первоначально предполагалось, что редактором его будет преподаватель Гатчинского сиротского института П. М. Цейдлер. Поскольку Цейдлер уезжал за границу, то возник вопрос о возможном приглашении в качестве редактора Лаврова. Между Лавровым и Вольфом были заключены «Условия издания «Заграничного вестника», по которым Лавров, принимая на себя обязанности редактора журнала, получал вместе с тем право и возможность собственного активного участия в нем. По замыслу Лаврова, журнал должен был стать отголоском всего замечательного, честного, дельного в литературе и науке Запада.
10 декабря 1863 года Лавров подписал «Прошение» в Санкт-Петербургский цензурный комитет: «По случаю отъезда г-на Цейдлера за границу, соглашаясь на предложение книгопродавца Вольфа принять на себя обязанности редактора журнала «Заграничный вестник», согласно утвержденной программе, честь имею покорнейше просить цензурный комитет об утверждении меня в звании редактора этого издания, для чего и прилагаю при сем копию с формулярного списка о моей службе и свидетельство о моей личности».
Свидетельство гласило:
«Мы, нижеподписавшиеся, свидетельствуем сим, что г. артиллерии полковник Петр Лаврович Лавров известен нам как человек благонамеренный и вполне способный принять на себя редакцию предпринимаемого книгопродавцем М. О. Вольфом издания журнала «Заграничный вестник» — С.-Петербург. Декабрь 1863 г.
Действительный статский советник Иван Карлов Геб-гардт.
Действительный статский советник Владимир Михайлов.
Действительный статский советник Ф. Шульц».
Двое из трех — лица нам известные: с Гебгардтом Петр Лаврович то и дело встречается у Штакеншнейдеров, Владимир Васильевич Михайлов — содержатель пансиона, в котором воспитывается младший сын Лаврова — Сергей. А вот о Ф. К. Шульце мы мало что знаем: частый посетитель дома Лаврова, знакомый, чуть ли не родственник Штакеншнейдеров…
Из цензурного комитета последовал запрос в III отделение. А. Л. Потапов — глава охранки — секретно уведомил: «…по сведениям, имеющимся о полковнике Лаврове, он не может быть редактором журнала». Не может, и все. А на отношении цензурного комитета 14 декабря 1863 года Потапов пометил: «Лавров хуже всех Чернышевских, Благосветловых, Елисеевых и проч, и явно подстрекал к беспорядкам студентов в 1861 году и к манифестации во время похорон барона Штейнгеля (декабриста) в минувшем 1862 г., а потому едва ли благонадежен. Отвечать, что пол[ковник] Лавров не может быть редактором журнала». Так и ответили.
С третьего номера «Заграничного вестника» официальным редактором числился беллетрист и этнограф А. С. Афанасьев-Чужбинский, фактическим же был все же Петр Лаврович. Ближайшим помощником его по изданию стал Владимир Оттоманович Баранов: лет через десять он будет посредничать эмигранту Лаврову в его отношениях с русскими издателями.
Заметного следа в истории российской журналистики «Заграничный вестник» не оставил. Но для Лаврова этот журнал означал многое — отдавая ему все свои силы и время, он продолжал дело просвещения и нравственно-политического воспитания соотечественников в тяжелейших условиях реакции. Все примечания и предисловия к публиковавшимся в журнале переводным статьям были написаны им, да и выбор статей он сам определял.
В уведомлении «От редакции» Лавров писал: «Много внешних и внутренних причин мешало литературе сделаться самостоятельным и разумным органом настоящих стремлений русского общества, и не последней из этих причин была малая подготовка, как общества, так и его литературных представителей, к правильной оценке самых живых вопросов. Много разочарований постигло и наше общество, и нашу литературу. Настоящее трудно, будущее непривлекательно. Но каково бы ни было это неизвестное будущее, на литературе лежит обязанность быть представительницей потребностей общества в тех пределах, в которых это возможно. Если одна часть литературы делается органом ложных и болезненных инстинктов общества, тем обязательнее для другой поддерживать традицию здоровых стремлений его и уяснять ему его истинные потребности».
А в начале второго подписного года, утверждая от имени редакции, что журнал готов представлять на своих страницах различные мнения, Лавров высказался еще более резко и определенно: «Мы никогда не будем принадлежать к поклонникам силы, потому что она сила, поклонникам успеха, потому лишь, что он успех, защитникам предрассудка и предубеждения, потому лишь, что это господствующий предрассудок, господствующее предубеждение…» Позже, уже после ареста Лаврова, охранители узрят в этих словах «призыв к революционным стремлениям».
В «Заграничном вестнике» Лавров печатает целый ряд материалов: «Генрих Гейне и Фердинанд Лассаль», «Очерки человеческой культуры», «Из науки о человеке», обзоры деятельности антропологических обществ во Франции и Англии…
19 июня 1864 года министр внутренних дел получил донесение из III отделения: «На днях у А. С. Чужбин-скоро (ответственный редактор «Заграничного вестника» и редактор «Петербургского Листка») проводили вечер некоторые литераторы, в том числе: Веев. Крестовский, Пыпин и Стебницкий (псевдоним Н. С. Лескова. — Авт.). В частной совершенно беседе Чужбинский рассказывал, что ему в качестве ответственного редактора «Заграничного вестника» приходится вести постоянную борьбу с известным полковником Лавровым, заведующим ученым отделом означенного журнала, потому что он делает до того либеральные примечания к статьям, что их никакая цензура не пропустит, и что такое соучастие Лаврова в журнале дает ему какое-то неопределенно-фанатическое направление. За подобные примечания цензурою сделано уже несколько выговоров».
Да, цензоры не дремали. 29 октября 1864 года Комитет для цензуры духовных книг сообщает в типографию Вольфа, что статья «Новые времена близ Нью-Йорка» для журнала «Заграничный вестник» по отзыву архимандрита Макария не может быть дозволена к напечатанию, «потому что, отвергая таинство брака, отрицая ведомого бога, загробную жизнь, различие души и мозга и т. п., она идет в совершенный разрез с духом христианского вероучения».
Лавров на следствии, объяснив, что автором статьи был Дж. Г. Льюис, сказал, что «как полувымышлеиный рассказ путешественника, кажется, статья не заслуживала столь строгого отзыва, как тот, который дан духовной цензурой». В «Современнике» же ока, кажется, была пропущена…
В «Современнике» — да, а в журнале Лаврова статью не пустили.
После ареста Лаврова был допрошен и М. О. Вольф. Хотя и доказывал он, что все напечатанные в «Заграничном вестнике» статьи были заимствованы из разрешенных цензурою иностранных книг и журналов, предъявленное ему обвинение недвусмысленно констатировало, что «в своей совокупности» материалы издававшегося им органа «носят характер отрицания веры, стремления к популяризации новых форм правления, распространения научных истин, противоречащих установленным взглядам».
Когда старшему сыну, Михаилу, было лет 10–11, Петр Лаврович пригласил к нему воспитателем на каникулярное время студента физико-математического факультета Петербургского университета Михаила Лепковского. Потом Лепковский несколько раз бывал у Лавровых, а вскоре исчез — уехал куда-то.
А в феврале 1864 года Петр Лаврович получил письмо из Сольвычегодска Вологодской губернии. Писал приятель Лепковского — поляк Викентий Журавский: «Вы меня не знаете, но я Вас знаю, как честного общественного деятеля и как честного человека… Скоро два года кончается, как вследствие политических обстоятельств моей родины я нахожусь в ссылке». Писал ссыльный, просил помочь с устройством его литературных произведений в «Библиотеку для чтения» (Петр Лаврович как раз в это время вел там отдел иностранной литературы), сообщал о горькой своей судьбе.
Дней через десять, все в том же феврале, Петр Лаврович еще письмо получил. На этот раз от черниговского землевладельца из села Плюево Федора Ивановича Лихачева. Удивленный отсутствием продолжения «Энциклопедического словаря» на букве «Е» («Словарь» к тому времени уже вынужденно прекратился), Лихачев пишет Лаврову так, будто неплохо его знает, очень доверительно: «В нашей литературе до тех пор не будет толку, пока будет существовать петербургская цензура. Правительство боится и не любит умных людей… Деспотизм силен при невежестве народа и суеверного сельского духовенства… Правительство нас кормит либеральными улучшениями, т. е. по губам текло, а в рот не попало. Говорят рабство уничтожено, — чепуха, разве мы с вами не рабы «сильных мира сего». Бедная, бедная и бедная Россия… Китай, чистый Китай!»
Лавров имел обыкновение хранить такого рода письма.
Еще письмо. Из Чердыни 16 ноября 1864 года пишет Лаврову сосланный туда С. Издебский: «Вероятно, Вы не знаете меня, но я имел несколько случаев убедиться в Вашей всегдашней готовности на доброе дело».
Лавров сказал на следствии, что Издебского, который просил его о работе в качестве переводчика, он знал «весьма мало, хотя, впрочем, помнится, встречал в комитете для пособия выпущенным студентам».
Знал революционеров мало, но случая помочь им никогда не упускал — очень характерно для Лаврова. В 1864 году был арестован один из активных участников «Земли и воли» П. В. Пушторский. По просьбе Пантелеева Лавров обратился в сенат с ходатайством об освобождении Пушторского под его поручительство. 5 сентября Пушторский был отдан на поруки Лаврову.
При обыске в 1866 году из бумаг Лаврова изъяли фотографическую карточку Пушторского, да фамилию-то в следственной комиссии не разобрали толком. Так и спросили: в чем состояли сношения с Пушкарским? Ну, Петр Лаврович не растерялся: «Фамилия г. Пушкарского мне ничего не напоминает…»
…19 мая 1864 года совершена была гражданская казнь Чернышевского. И без того тягостное настроение стало совсем плохим. Даже ближайшая приятельница, Елена Андреевна Штакеншнейдер, подмечает изменения в обычно ровном, спокойном Петре Лавровиче: «Лавров иногда бывает не в духе…» Все больше скепсиса, горечи, а то и раздражения.