В числе ораторов, разделяющих позицию ЦК – позицию Ленина, был Каганович. К своей речи он с волнением готовился. Продумывал каждое слово. «Несмотря на то что я уже умел выступать, в данном случае я ужасно волновался. Шутка ли сказать – выступать по докладу товарища Ленина, по такому острому вопросу, в такой острый момент, впервые на всероссийской партийной трибуне».
Волнение Кагановича усилилось, когда его вызвал Подвойский и сказал:
– Товарищ Каганович, у нас имеются многочисленные заявления дореволюционных членов партии – делегатов конференции. Они просят от их имени приветствовать товарища Ленина. Хотят выразить солидарность с теми положениями, которые он изложил в своем докладе. Мы думаем, что вы сумеете реализовать эту идею в своей речи.
– Товарищ Подвойский, – робко возразил Каганович, – мне кажется, для этого есть товарищи постарше меня и по возрасту, и по стажу в партии.
Подвойский подбодрил:
– Я уверен, что вы скажете коротко и хорошо.
– Спасибо за доверие, – поблагодарил Каганович. – Для меня это великая честь, и я постараюсь выполнить поручение товарищей. Это наше приветствие есть клятва верности руководству Ленина, его революционно-марксистским принципам, теории, стратегии и тактике классовой борьбы за победу социалистической революции.
Поднявшись на трибуну, Каганович в точности выполнил поручение Подвойского. А в основной части своего выступления рассказал об опыте Саратовской военной организации в создании Красной гвардии. Закончил призывом признать правильными выдвинутые в докладе товарища Ленина положения и принять резолюцию, которая укажет всем военным организациям ленинский путь работы и борьбы.
Второй доклад Ленина был посвящен аграрному вопросу. Изначально этот доклад не планировался. Потребность в нем возникла стихийно. Дело было так. После первого доклада объявили краткий перерыв. Во время него несколько делегатов, в том числе Каганович, подошли к Ленину. Они начали рассказывать, как эсеры спекулируют своей программой о социализации земли, и стали просить затронуть эту тему в докладе по аграрному вопросу.
«Завязалась краткая беседа с товарищем Лениным, в которой и я имел счастье принять участие, – вспоминает Каганович. – Товарищ Ленин задал нам некоторые вопросы и, помню, полушутя сказал: „Видать, вас эсеришки все еще пугают. Хорошо, я в своем докладе коротко скажу об этом“. Тут же товарищ Ленин обратился к подошедшим членам президиума конференции товарищам Подвойскому, Крыленко и другим и сказал: „Знаете, товарищи, мне было бы удобнее не откладывать доклад по аграрному вопросу. Я к нему готов, так как делал этот доклад на Апрельской конференции, и было бы хорошо, если бы я с ходу сейчас кратко сделал бы этот доклад“. Все с радостью согласились с этим, и после перерыва товарищ Ленин сделал доклад по аграрному вопросу».
Позднее Каганович познакомится с Лениным непосредственно, будет несколько раз удостоен аудиенции.
Вторым важным событием конференции стало для Кагановича выступление Сталина с докладом «По национальному вопросу». «Остроту этого вопроса мы ощущали на местах, – пишет он. – Например, у нас в Саратове на одном из заседаний Совета рабочих и солдатских депутатов остро обсуждался вопрос о требовании украинских солдат о выделении их в отдельный полк. Докладчик на Совете рассказывал, что споры доходят чуть ли не до кулаков. „Мы, – говорят они, – хотим защищать Украину“. На заседании Саратовского Совета против этого выступали и некоторые довольно ответственные большевики. „Теперь, – говорил, например, Васильев-Южин, – русификацией никто не будет заниматься. Национальное самоопределение мы сами признали. Но ведь в Украине, кроме малороссов, есть евреи, есть поляки и другие. Выделение национальностей, как козлов от овец, мы не признаем. Мы считаем, что это дело темных сил. Мы провозглашаем единение, а не разъединение. Смешно и недемократично и в духе старого строя выделять великорусские, еврейские, латышские, польские батальоны“. Не со всеми этими доводами мы были согласны, но и другие тоже усматривали в этом стремление разжечь национальную рознь».
В резолюции «По национальному вопросу» конференция признала за любым народом России право на самоопределение, но предупредила об опасности создания национальных частей.
На конференции было избрано Всероссийское центральное бюро военных организаций при ЦК РСДРП(б). В него вошли Н.И. Подвойский (председатель), В.И. Невский, Н.В. Крыленко, В.А. Антонов-Овсеенко, М.С. Кедров, Л.М. Каганович, К.А. Мехоношин, Е.Ф. Розмирович, А.Я. Аросев, C.А. Черепанов, П.В. Дашкевич, Ф.П. Хаустов, Н.К. Беляков и др.
На первом заседании Бюро Подвойский сказал:
– Питерцы ставят вопрос об оставлении товарища Кагановича для работы в Петрограде. ЦК просит об этом, и я их поддерживаю, бюро в этом тоже заинтересовано – он сможет вести у нас организационную работу. Что скажет сам товарищ Каганович?
Предложение стало для Кагановича неожиданностью. Он был ошарашен и не сразу нашел, что ответить. Придя в себя, сказал:
– Я очень благодарен за такое предложение и за доверие питерской организации, которую мы очень уважаем и ценим, но скажу вот что: в Питере работников много, а в провинции мало. В Саратове меня ждут, там тоже много дел, кроме того, есть еще Поволжье, где тоже работы много. И должен еще сказать, что я получил сведения, что там положение напряженное, вроде как здесь в Пулеметном полку. Меня там эсеры и меньшевики шельмуют, идет кампания с требованием моего ареста. Если я сейчас оттуда уйду – это подорвет авторитет нашей партийной организации. Учитывая все это, мне лучше сейчас выехать туда, а там дальше можно будет поговорить еще.
Подвойский замялся:
– Что ж… Давайте сейчас не решать. Я доложу товарищу Свердлову. Потом решим.
Когда кончилось заседание Бюро, Подвойский сказал Кагановичу, чтобы тот зашел к нему часа через три. Каганович согласился, а сам тем временем отправился на совещание по агитации и агитаторским курсам, которое уже началось. На совещании заслушивались доклады. Сделал доклад и Каганович – об опыте Саратовской организации. Через три часа, не дождавшись окончания совещания, вернулся к Подвойскому. Тот сказал:
– Пойдемте к товарищу Свердлову, он хочет с вами поговорить.
Каганович был обрадован, что лично познакомится с выдающимся партийным организатором.
Свердлов встретил его приветливо, но сразу предупредил:
– Вы, конечно, знаете, что такие вопросы, как место работы, – дело не личное, их решает ЦК.
– Я это знаю, товарищ Свердлов, но член партии может высказать и свое мнение.
Свердлов, смеясь, согласился. Потом сказал:
– Питерцы очень просят оставить вас здесь, видимо, вы им понравились. Действительно, вы им были бы полезны и нужны. Кроме того, товарищ Подвойский хочет вас еще использовать для организационной работы в Бюро военных организаций. Все это было бы хорошо, но вы, пожалуй, правы, на местах людей не хватает, в том числе в Поволжье. Только имейте в виду, что вам придется распространить свою работу на другие центры Поволжья, по возможности выезжая туда, – как член Всероссийского бюро военных организаций вы имеете на это право. Главное, ЦК вам это поручает и надеется, что вы это поручение выполните хорошо.
Каганович заверил, что оправдает доверие. Но доложил:
– Сейчас в Саратове эсеро-меньшевистские организации развернули кампанию против нас и в особенности против меня, требуя моего ареста и предания суду. Если это у них не пройдет, они могут устроить внеочередную отправку меня с маршевой ротой на фронт. Тогда моя деятельность в Поволжье будет сорвана, и я не смогу выполнить поручения ЦК.
Свердлов, подумав, сказал:
– Это, конечно, вполне возможно, хорошо, что вы мне об этом сказали. Тогда давайте сейчас определим, что будем делать, если это случится. У нас плохо дело в очень важном для нас районе. Этот район входит в зону Западного фронта, но главное в том, что это особый центр, в котором размещается ни мало ни много, как Ставка Верховного Главнокомандующего – это Могилев. В нем и вокруг него расположены надежные, с их точки зрения, войсковые части. А там не только военной, но и общепартийной большевистской организации нет. Есть большевики, но они входят в объединенную организацию с меньшевиками и даже с оборонцами. В близлежащем Гомеле – старая хорошая большевистская организация, но она сейчас еще слаба для того, чтобы распространить свое влияние, воздействие и руководство на Могилев.
Свердлов объяснял Кагановичу, насколько важно большевикам иметь в Гомеле серьезного, крепкого работника. Поэтому, говорил он, если вас будут изгонять из Саратова, старайтесь всячески попасть на Западный фронт, точнее в район Могилева или Гомеля. Если в Могилеве трудно будет создать легальную военную организацию, надо создать нелегальную. То же и с вами: если трудно будет обосноваться в Могилеве легально, придется перейти на нелегальное положение или обосноваться в Гомеле. Свердлов сказал, что никаких мандатов Кагановичу не дадут: «Вы теперь – член Всероссийского бюро военных организаций при ЦК и должны действовать от его имени, поддерживая с ним связь».
Как раз в это время к Свердлову зашли и сообщили, что в Пулеметном полку идет бурный митинг, требуют представителя ЦК или Военной парторганизации. Свердлов, недолго думая, сказал, обращаясь к Подвойскому и Кагановичу:
– Вот вы оба и отправляйтесь туда.
В Пулеметном полку они застали жаркую обстановку. Пришли в тот момент, когда оратор костерил Временное правительство и требовал выступить против него с оружием в руках. Кагановича и Подвойского забросали вопросами. Им с трудом удалось успокоить толпу и объяснить, почему выступать пока рано.
Под впечатлением этого митинга Каганович отбыл из Петрограда в Саратов.
В арестантском вагоне – на фронт
В день возвращения в Саратов Каганович был арестован по распоряжению полкового командования. Его обвинили в самовольном отъезде в Петроград. Обвинение не сработало: он имел разрешение от военной секции Совета, которое перед отъездом предъявил ротному командиру. Попытки не признать этот документ, потому что он подписан не председателем, а членом бюро, не удались. Оказа