Остановимся, переведем дух. И попробуем разобраться, что же происходило тогда в партийных верхах, как развивались события.
В конце лета 1923 года страна стала испытывать трудности. Новая экономическая политика (нэп), принятая весной 1921 года на X съезде РКП(б), давала свои плоды, возрождались заводы и шахты, производство росло, но возникли проблемы со сбытом промышленной продукции, поднялись цены на потребительские товары, обострился дефицит ширпотреба. Народ начал роптать, на некоторых предприятиях произошли забастовки.
В этих условиях Троцкий предлагал делать упор на центральное, долгосрочное планирование, выступал против случайных, бесплановых решений, приводящих к лишним затратам средств и времени.
В октябре 1922 года пленум ЦК в отсутствие Ленина и Троцкого рассмотрел вопрос «О режиме внешней торговли». И принял решение немедленно (хотя и с оговоркой «временно») предоставить свободу ввоза и вывоза отдельных категорий товаров, а также открыть некоторые порты для свободной торговли с внешним миром. Ленин узнал об этом лишь 11 октября, получив адресованное в ЦК письмо наркома внешней торговли Л.Б. Красина. Тот обращал внимание соратников на принципиальную ошибочность принятого пленумом решения. При поддержке Ленина, Троцкий добился, чтобы решение отменили. А в апреле на XII съезде РКП(б) – первом съезде, собравшемся без Ленина Троцкий указал на главное противоречие советского экономического развития: отставание производства промышленных товаров широкого потребления от крестьянского производства сельскохозяйственных продуктов. На рынках это выглядело так: сравнительно дешевые хлеб, картофель, мясо и молоко; дорогие спички, керосин, ситец, обувь, гвозди и другие металлические продукты.
«Кризис сбыта», экономические диспропорции вызвали дискуссию внутри партии и обострили борьбу за власть. Ленин был серьезно болен. На роль его преемника претендовали Троцкий и Зиновьев. Зиновьева поддерживали Каменев и Сталин. Эта «тройка» объединилась против Троцкого.
Историк Дмитрий Волкогонов в своей книге «Троцкий: политический портрет» пишет:
«Однажды на Политбюро, – рассказывал мне А.П. Балашов, старый большевик, работник секретариата Сталина, – вспыхнула перепалка между Зиновьевым и Троцким. Все поддержали точку зрения Зиновьева, который бросил Троцкому: „Разве вы не видите, что вы в „обруче“? Ваши фокусы не пройдут, вы в меньшинстве, в единственном числе“. Троцкий был взбешен, но Бухарин постарался все сгладить. Часто бывало, – продолжал Балашов, – когда до заседания Политбюро или до какого-либо совещания у Сталина предварительно встречались Каменев и Зиновьев, видимо, согласовывая свою позицию. Мы в секретариате эти встречи „троицы“ (Сталин, Зиновьев, Каменев) и других членов Политбюро, если их приглашали, так и называли между собой, с легкой руки Зиновьева, – „обруч“».
О неприязненных отношениях между членами Политбюро весной 1923 года рассказывал и бывший секретарь Сталина Борис Бажанов:
«Без одной минуты десять с военной точностью входит Троцкий и садится на свое место. Члены тройки входят через три-четыре минуты один за другим – они, видимо, перед входом о чем-то совещались. Первым входит Зиновьев, он не смотрит в сторону Троцкого, и Троцкий тоже делает вид, что его не видит, и рассматривает бумаги. Третьим входит Сталин. Он направляется прямо к Троцкому и размашистым широким жестом дружелюбно пожимает ему руку. Я ясно ощущаю фальшь и ложь этого жеста; Сталин – ярый враг Троцкого и его терпеть не может».
15 октября 1923 года в Политбюро было отправлено письмо с идеями, подобными идеям Троцкого. Оно было подписано партийными работниками и вошло в историю как «Заявление 46-ти». Сталин увидел в нем попытку Троцкого сместить его с должности. Он срочно созвал пленум ЦК и ЦКК, на котором «Заявление 46-ти» было осуждено.
Внутрипартийные распри вышли наружу, скрыть их было уже невозможно. Центральному Комитету ничего не оставалось, как предупредить местные парторганизации о разворачивающейся борьбе троцкистов с партией. Руководимый Кагановичем Оргинструкторский отдел живо включился в эту работу. «Получаемые с мест сведения мы докладывали немедля секретарям ЦК – товарищам Сталину и Молотову. Связавшись с руководителями губкомов, обкомов, промышленных райкомов, мы узнали о распространении „Заявления 46-ти“ и копии письма Троцкого. Доложив об этом Секретариату ЦК, мы получили указание предложить секретарям губкомов, обкомов, в первую очередь – в Москве и Петрограде, не допустить их распространения как документов фракционного характера».
Некоторые члены ЦК и ЦКК, особенно представители местных парторганизаций, выступали за более решительное осуждение Троцкого и его сторонников. Каганович сказал об этом Сталину: мол, действительно, надо бы построже.
– Необходимо разъяснить им, – ответил Сталин, – что Политбюро ЦК сейчас заботится о единстве в ЦК и в партии. Поэтому мы стараемся на данной стадии не выносить наши споры за пределы ЦК. Если Троцкий и его фракционеры продолжат свою фракционную деятельность, тогда партия окончательно убедится в их раскольничестве, и тогда ЦК и партия примут более решительные меры.
Организационно-инструкторский отдел поддерживал оперативную связь с партийными организациями на местах, информируя их о ходе дискуссии. Но не всюду троцкисты получали отпор. Больше всего Кагановича беспокоило положение в московской организации. Не получив поддержки в основных пролетарских ячейках, троцкисты нашли опору в вузовских, учрежденческих и некоторых военных ячейках. О неблагополучном положении в Москве Каганович доложил Секретариату ЦК и лично Сталину.
– А что делает МК? – спросил Сталин.
– По-моему, он слабо мобилизует силы для борьбы с троцкистами, – ответил Каганович. – Но это не потому, что работники МК идейно колеблются, а потому, что они организационно и пропагандистски слабы. В частности, агитпроп сейчас без руководства, так как его заведующий товарищ Лихачев лежит больной.
Сталин предложил немедленно вызвать в ЦК секретарей МК. Выслушав их и убедившись, что информация Кагановича достоверна, Сталин сказал, обращаясь к первому секретарю МК Зеленскому:
– Вы, товарищ Зеленский, хотя и занимаете правильную линию в борьбе с троцкизмом и всеми оппозиционерами, но вы слабо организуете бой ленинизма с троцкизмом, вы слабо руководите районными и особенно ячейковыми организациями. Немудрено, что троцкисты захватили ряд ячеек. Этак они могут захватить и районы, как это уже почти случилось в Хамовническом районе. Вам нужно изменить весь стиль и практику работы МК на боевой большевистский лад. Нам, Секретариату ЦК, необходимо вплотную заниматься Москвой. Я предлагаю, – сказал Сталин, обращаясь к секретарям ЦК, – послать в МК на помощь товарища Кагановича, который сумеет одновременно руководить и Оргинструкторским отделом. Вместе с товарищем Кагановичем вы, товарищ Зеленский, должны немедленно организовать и добиться перелома в Московской организации.
Завершив совещание, Сталин попрощался с секретарями МК, а Кагановича попросил остаться.
– Вы там, – сказал он, – дипломатию не разводите, а берите дело в свои руки. Удобнее всего вам сейчас засесть в Агитпропе, поскольку там никакого руководства нет. Оргинструктору МК вы можете давать прямые указания как заведующий Организационно-инструкторским отделом ЦК. Организуйте в первую очередь идейное наступление на распоясавшуюся оппозицию в тех ячейках, которые они успели захватить, пользуясь ротозейством большевиков, не сумевших вовремя собрать силы для отпора. Свяжитесь не только с районами, но и с ячейками.
Между тем Троцкий не сдавался. Он обратился с письмом «К партийным совещаниям». Письмо рассылалось по районам Москвы и в местные организации. Оппозиционеры вновь воспрянули, и дискуссия приняла еще более острый характер.
О новом обострении борьбы в ячейках столицы Каганович доложил Секретариату ЦК и лично Сталину. Вновь был вызван. Зеленский. В ходе совещания Каганович предложил собрать пропагандистов Москвы на инструктаж. И обратился к Сталину:
– Нельзя ли, товарищ Сталин, чтобы кто-нибудь из секретарей ЦК выступил перед ними?
Сталин резко ответил:
– А вы для чего нами посланы? Вот вы и выступите.
Перед выступлением Каганович посоветовался со Сталиным. Сложность заключалась в том, что, наряду с разъяснением резолюции ЦК и критикой письма Троцкого, необходимо было давать конкретные ответы на вопросы, вызывающие сомнения, недоумение и даже колебания.
14 декабря 1923 года состоялся пленум МК РКП(б). На нем троцкисты были разгромлены, а линия ЦК получила одобрение.
В 1924 году, после смерти Ленина, Троцкий развязал новую дискуссию – об «уроках Октября». А 17–20 января 1925 года состоялся пленум ЦК и ЦКК, на котором был рассмотрен вопрос «О выступлении Троцкого». Сам Троцкий на пленум не явился, сославшись на болезнь. В резолюции записали: «Совокупность выступлений Троцкого против партии можно охарактеризовать теперь как стремление превратить идеологию РКП в какой-то „модернизированный“ Троцким „большевизм“ без ленинизма. Это – не большевизм. Это – ревизия большевизма. Это – попытка подменить большевизм троцкизмом, то есть попытка подменить ленинскую теорию и тактику международной пролетарской революции той разновидностью меньшевизма, какую представлял из себя старый троцкизм и какую представляет собой ныне возрождающийся „новый“ троцкизм».
Пленум ЦК принял предложение партийных организаций: не применяя к Троцкому крайней меры – исключения из партии и даже из состава Политбюро, ЦК и ЦКК, категорически предупредить, что принадлежность к партии требует не только подчинения партдисциплине, но и полного, безоговорочного отказа от какой бы то ни было борьбы против идей ленинизма.
Пленум признал невозможной дальнейшую работу Троцкого в Реввоенсовете СССР.
Партийная дискуссия была объявлена законченной.
Часть VУкраинизатор (1925–1928)
Кагановича отправляют на Украину генеральным секретарем ЦК КП(б)У. – Фрунзе – Кагановичу: «Я хорошо знаю Украину. Вы человек способный, они вас там съедят». – Каганович – проводник сталинской политики «коренизации». – Дело Шумского. – В тандеме с Хрущевым. – «Шахтинское дело». – Из кулацких амбаров – в закрома государства.