В 1920 году Совет народных комиссаров УССР издал первый развернутый документ о мерах по внедрению в республике украинского языка. Предписывалось создать сеть украиноязычных учебных заведений всех уровней, приступить к выпуску учебных, художественных, периодических изданий на украинском языке, начать подготовку и организовать прием на работу украиноязычных кадров в советские учреждения республики.
В октябре 1921 года – Россия еще не оправилась после Гражданской войны, в стране царили голод и разруха – советское правительство выделило 500 тысяч рублей золотом на печатание за границей украиноязычных учебников. Позднее по инициативе Ленина на эти цели было выделено еще 250 тысяч рублей. Членам партии вменялось в обязанность изучать украинский язык и всячески содействовать его становлению и развитию.
Запись разговора о кадрах по прямому проводу между Л.М. Кагановичем и секретарем Сталинского окружкома КП(б)У К.В. Моисеенко с упоминанием Н.С. Хрущева 30 ноября 1926 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 120. Л. 28–28 об.]
Новый курс национальной политики обсуждался на ХІІ съезде РКП(б), проходившем 17–25 апреля 1923 года. В своих выступлениях сторонники украинизации жаловались, что их намерения все еще не встречают поддержки среди населения. Съезд провозгласил усиленный курс на украинизацию, а любое сопротивление этому курсу было объявлено «пережитками великорусского шовинизма», решительная борьба с которыми «является первоочередной задачей нашей партии».
«Нам необходимо приблизить украинский язык к пониманию широких масс украинского народа», – торжественно объявил председатель Совета народных комиссаров УССР Влас Чубарь. «Но „приближать“ начали не с той стороны, – пишет историк Фатех Вергасов. – На вооружение был взят тезис Агатангела Крымского: „Если на практике мы видим, что люди затрудняются в пользовании украинским языком, то вина падает не на язык, а на людей“».
Иными словами, не язык стали приближать к народу, а народ – к языку. Достигнуть этой цели без принуждения оказалось невозможным. Тут-то и пригодились способности Кагановича. Он взялся за дело со свойственной ему непреклонностью. Всем служащим предприятий и учреждений, вплоть до уборщиц и дворников, было предписано перейти на украинский язык. Замеченные в «отрицательном отношении к украинизации» немедленно увольнялись без выходного пособия (соблюдения трудового законодательства в данном случае не требовалось). Исключений не делалось даже для предприятий союзного подчинения.
На украинский переводилась вся система образования. Мова стала главным предметом везде – от начальной школы до технического вуза. Только на ней разрешалось вести педагогическую и научно-исследовательскую работу. Изучение русского языка фактически было приравнено к изучению языков иностранных.
Административными методами украинизировалась пресса, издательская деятельность, радио, кино, театры, концертные организации. Запрещалось дублировать по-русски даже вывески и объявления.
Ход украинизации тщательно контролировался Москвой. Специальные комиссии регулярно проверяли государственные, общественные, кооперативные учреждения. Контролерам рекомендовалось обращать внимание не только на делопроизводство и на прием посетителей, но и на то, на каком языке работники общаются между собой. Когда, например, в Народном комиссариате просвещения обнаружили, что в подведомственных учреждениях и после украинизации преподавательского состава технический персонал остался русскоязычным, то немедленно распорядились, чтобы все уборщицы, извозчики и курьеры перешли на украинский. Не знающие «рідной мови» должны были пройти курсы по ее изучению, причем деньги на эти курсы вычитались из зарплаты обучающихся. Если к выходцам из Великороссии хотя бы на первом этапе допускались методы убеждения, то на малороссов (украинцев) генсек требовал «со всей силой нажимать в деле украинизации».
Казалось, не было на Украине более рьяного украинизатора, чем Каганович. Но нет, кто-то считал его чуть ли не саботажником и требовал большего радикализма. Таким неистовым радикалом был нарком просвещения УССР А.Я. Шумский – главный сторонник форсированной украинизации. Жесткое столкновение между Шумским и Кагановичем в драматичных подробностях описывает киевский историк Е.Ю. Борисёнок, автор книги об украинизации как политическом и культурном феномене ХХ века.
Вот что происходило в Харькове весной 1926 года.
На апрельском пленуме ЦК КП(б)У Шумский, выступая с докладом «Об украинизации», отмечает «уклон в сторону украинизации, главным образом, советского аппарата, соприкасающегося с селом, и низового сельского просвещения». При этом, сетует докладчик, остаются почти незатронутыми украинизацией партийная жизнь, партийный аппарат и жизнь рабочих организаций.
«Я считаю, – заявляет Шумский, – что пролетариат может быть приобщен к украинской общественно-культурной жизни, он может и должен занять в ней руководящую роль».
Шумский был недоволен темпами украинизации, слишком медленными, по его мнению. Он считал, что Каганович уделяет этому незаслуженно мало внимания, придает украинизации формальный характер. А более всего Шумский настаивал на скорейшей украинизации пролетариата. «Имея полную возможность обеспечивать свои культурные запросы по-русски, русские рабочие должны в то же время принимать активное участие и в украинском общественно-культурном строительстве».
Весной 1926 года в ЦК КП(б) Украины происходили бурные баталии. Шло одно заседание за другим. Обсуждались предварительные итоги украинизации. «Эти заседания показали, – пишет Борисёнок, – что единого мнения по поводу дальнейшей украинизации нет. Каганович был против принудительной украинизации пролетариата, что вызывало яростные возражения Шумского. На заседаниях шла острая дискуссия по поводу дальнейших путей украинизации. Каганович подчеркивал: „Мы не можем насильственно украинизировать русских рабочих“. Украинское Политбюро 2 апреля единогласно утвердило это положение. Шумский не соглашался: он считал, что эта формулировка окажет негативное воздействие на политику украинизации. Накал страстей был очень велик, сказывалась и личная неприязнь между Кагановичем и Шумским».
Письмо наркома просвещения УССР А.Я. Шумского Л.М. Кагановичу о литературных делах 1927 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 120. Л. 76–76 об. Подлинник. Автограф А.Я. Шумского]
Письмо Л.М. Кагановича в ЦК ВКП(б) для И.В. Сталина и В.В. Куйбышева с просьбой не забирать председателя ВСНХ УССР М.Л. Рухимовича на работу в Москву 1926 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 120. Л. 30–30 об. Подлинник. Автограф Л.М. Кагановича]
2 апреля, продолжает свой рассказ историк, ЦК КП(б)У разослал письмо Кагановича и Чубаря, в котором Шумский был обвинен в карьеризме, желании захватить руководящие посты в КП(б)У. Шумский решил апеллировать к Сталину. Тот принял делегацию компартии Западной Украины, в составе которой был и Шумский. «В личной беседе с генеральным секретарем (по словам Сталина, она длилась „часа два с лишним“) украинский нарком высказал свое недовольство положением на Украине и предлагал исправить положение с помощью кадровых перестановок. <…> Свои кадровые предложения Шумский обосновывал тем, что во главе движения „должны стать такие люди, которые верят в дело украинской культуры, которые знают и хотят знать эту культуру, которые поддерживают и могут поддерживать нарастающее движение за украинскую культуру“. Шумский предлагал заменить Кагановича на В.Я. Чубаря, а председателем украинского Совнаркома сделать Г.Ф. Гринько», – рассказывает Борисёнок.
Кого поддержать в этой схватке – Шумского или Кагановича – для Сталина был не вопрос. Ему на Украине требовался Каганович. И значит Шумский не имел ни единого шанса получить поддержку вождя.
26 марта 1926 года Сталин направил письмо «Тов. Л.М. Кагановичу и другим членам политбюро ЦК КП(б)У». «Нельзя заставитъ русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком – украинский, – писал он, – это противоречит принципу свободного развития национальностей». Пытаться заменить этот стихийный процесс насильственной украинизацией пролетариата сверху – значит проводить утопическую и вредную политику, разъяснял вождь.
Исход схватки был предрешен.
Большинство современных исследователей, анализируя этот период в истории советской Украины, роль Кагановича оценивают отрицательно. Потому что, «поддерживая линию на аппаратную украинизацию, он делал всё, чтобы выхолостить ее содержание, деморализовать настоящих носителей национальной культуры, свести к минимуму их творческую свободу».
Письмо К.Е. Ворошилова Л.М. Кагановичу с просьбой выделять больше средств из бюджета Луганску 3 ноября 1926 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 254. Л. 50–50 об. Подлинник. Автограф К.Е. Ворошилова]
По мнению аналитиков, для Кагановича как сталинского наместника украинизация была временным тактическим средством, направленным на умиротворение непокорных националов, на еще большее прикрепление их к имперскому центру.
Исследователи особенно подчеркивают верность Кагановича Сталину, акцентируя внимание на борьбе украинского генсека с «национал-коммунистами». Украинский историк Ю.И. Шаповал пишет:
«В начале апреля 1925 г. КП(б)У возглавил 31-летний еврей с Киевщины Лазарь Каганович. „Каганович заправляет в партии“, – так говорили о нем в Украине в середине 1920-х годов. Первоочередной целью его приезда было обеспечение поддержки Сталина со стороны КП(б)У, создание просталинского партийно-государственного монолита».
Украинизация имела глубокие социальные основания, потому что сельское население республики, составлявшее подавляющее большинство, а также многие горожане, включая достаточно активную украинскую интеллигенцию, пользовались украинским языком. Конечно, далеко не все были довольны этими мерами и при их реализации наблюдались многочисленные перегибы. Однако суть заключается в том, что Каганович был проводником политической линии, которая составляла основу национальной политики в СССР вплоть до его развала. Ничего своего он в эту линию не вносил. Он лишь хорошо прочувствовал новые акценты в сталинской национальной политике и видел в борьбе с «националистическим уклоном» чрезвычайно эффективный способ укрепления собственного влияния. Эти мотивы и стали причиной его конфликта с Шумским.