ома ВКП(б) и Л.М. Кагановича его первым секретарем 26 февраля 1931 [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 868. Л. 54. Подлинник. Машинописный текст на бланке, результаты голосования членов Политбюро]
13 ноября 1933 года Секретариат ЦК ВКП(б) принял постановление о реорганизации Секретного отдела ЦК. В результате в Секретном отделе ЦК был оставлен только аппарат, обслуживающий Политбюро. «Секретный отдел, – говорилось в постановлении, – подчинен непосредственно т. Сталину, а в его отсутствие – т. Кагановичу. Прием и увольнение работников Секретного отдела производится с ведома и согласия секретарей ЦК».
Зарплата сотрудников Секретного отдела устанавливалась на 30–40 процентов выше, чем у соответствующих категорий работников в других учреждениях. Управлению делами ЦК поручалось «в месячный срок удовлетворить все заявки на квартиры сотрудников Секретного отдела ЦК», а также «предоставить в полное распоряжение Секретного отдела ЦК 5 дач с обслуживанием их аппаратом Управления делами ЦК».
Из чернового варианта доклада Л.М. Кагановича на XVI съезде ВКП(б) «Организационный отчет ЦК ВКП(б)» Июнь 1930 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 3. Л. 7–9. Подлинник. Машинописный текст, автограф Л.М. Кагановича]
День ото дня Каганович приобретает все большую власть и наращивает аппаратное влияние. 17 августа 1931 года Политбюро принимает решение ввести Кагановича на время отпуска Сталина в состав Валютной комиссии, а 5 июня 1932-го его утверждают заместителем Сталина в Комиссии обороны. 15 декабря того же года решением Политбюро создается отдел сельского хозяйства ЦК – ключевой в условиях массового голода, и заведующим назначают Кагановича. 18 августа 1933 года образуется комиссия по железнодорожному транспорту под председательством Молотова. Каганович, наряду со Сталиным, Ворошиловым, Андреевым, Орджоникидзе и Благонравовым, назначается членом этой комиссии, но уже через день, 20 августа, его утверждают заместителем председателя, а 15 февраля 1934 года – председателем.
Впрочем, все это будет потом. А пока на дворе апрель 1930 года, и Каганович усаживается в кресло первого секретаря Московского горкома партии.
В борьбе с «правым уклоном»
Одним из предшественников Кагановича на посту первого секретаря МК был кандидат в члены Политбюро Николай Угланов. Он в 1928–1929 годах вместе с М.Н. Рютиным руководил разгромом «левой оппозиции» в столице, разделял взгляды лидеров «правого уклона», критически оценивал сталинскую практику индустриализации и методы работы в деревне, отстаивал свободу внутрипартийной критики. В конце 1929 года заявил о признании своих ошибок и отказался поддерживать «правых». Но это его не спасло. Он потерял должность. В 1932 году был привлечен к партийной ответственности по делу так называемого Союза марксистов-ленинцев. В 1933 году попал под арест в связи с делом «бухаринской школы». 23 августа 1936 года вновь был арестован, внесен в сталинский расстрельный список от 15 мая 1937 года по 1-й категории («за» Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Ежов), 31 мая 1937 года приговорен к расстрелу и в этот же день расстрелян.
Пуля, оборвавшая жизнь Угланова, ждала своего часа почти десять лет – по тем временам удивительно долго, но спусковой крючок был взведен в ноябре 1928 года. Этим спусковым крючком стал разгром Московского горкома партии. Тогда не только Угланов, но и многие руководители московской парторганизации лишились постов за свои выступления против сворачивания нэпа, форсирования индустриализации и коллективизации.
Членский билет профсоюза рабочих-кожевников СССР (СРК) на имя Л.М. Кагановича 19 октября 1928 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 413. Л. 147–148, 150 об. – 151]
Вступив в партийные владения Москвы, Каганович обрушился на Угланова с зубодробительной критикой. Для Кагановича Угланов был прежде всего противником Сталина, потому что поддерживал правую группировку в партии, возглавляемую Бухариным, Рыковым и Томским. А с противниками Сталина Каганович, демонстрируя хозяину собачью преданность, расправлялся злее и беспощаднее, чем даже сам Сталин. Вот и в «Памятных записках» слышится эхо этой расправы:
«На… правоуклонистскую позицию встал не только первый секретарь МК Угланов, но и большинство бюро МК и бюро некоторых райкомов. <…> Попытки ЦК переубедить, выправить линию тогдашних руководящих работников МК не привели к положительным результатам. Если в первой половине 1928 года Угланов ограничивался общими выступлениями против быстрых темпов индустриализации, отстаивая при этом необходимость прежде всего развития текстильной промышленности в Москве, неразумно и нелогично противопоставляя ее тяжелой промышленности и машиностроению, то во второй половине 1928 года он и его сотоварищи по МК уже выступали более открыто и определенно за „правые“ позиции Бухарина, в том числе и против коллективизации».
Формирование правой оппозиции в партии и ЦК было связано с резким изменением курса ВКП(б) в отношении деревни. Причиной тому послужил начавшийся еще в конце 1927 года очередной продовольственный кризис, а именно резкое снижение хлебопоставок. С одной стороны, сохранялись твердые закупочные цены на зерно, а с другой, крестьянство не имело возможности приобретать промышленные товары. Крестьяне требовали повышения закупочных цен на хлеб.
Кризис хлебозаготовок привел к разногласиям в Политбюро. Сталин видел корень проблемы в усилении «кулака» и «нэпмана», Бухарин, наоборот, призывал пойти на уступки крестьянству.
В середине февраля 1928 года «Правда» писала: «Кулак поднял голову!» А ранее, 14 и 24 декабря 1927-го, по региональным организациям были разосланы секретные директивы ЦК с требованиями во что бы то ни стало увеличить объем хлебозаготовок. В директиве от 14 января говорилось о решении ЦК «нажать зверски на наши парторганизации» и требовалось арестовывать «спекулянтов, кулачков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен».
Членский билет Всесоюзного общества старых большевиков (ВОСБ) Л.М. Кагановича 1931 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 413. Л. 204–205]
Чтобы теоретически обосновать репрессии, Сталин выдвинул тезис об обострении в стране классовой борьбы. На апрельском пленуме ВКП(б) была единогласно принята резолюция «О хлебозаготовках текущего года и об организации хлебозаготовительной кампании на 1928–29 год». В соответствии с резолюцией «ЦК должен был принять ряд мер, в том числе и экстраординарного порядка», чтобы «парализовать угрозу общехозяйственного кризиса и обеспечить не только снабжение хлебом городов, но и отстоять взятый партией темп индустриализации страны».
На меры «экстраординарного порядка» крестьянство отреагировало резким снижением посевных площадей. Первым забил тревогу заместитель наркома финансов М.И. Фрумкин. В июне 1928 года он направил письмо в Политбюро об ошибочности политики в отношении крестьянства. Его объявили «правым уклонистом» и немедленно сняли с должности.
ИЗ РЕЧИ И.В. СТАЛИНА НА ПЛЕНУМЕ ЦК ВКП(б)
19 ноября 1928 г.
Есть ли у нас среди членов партии люди, выражающие правый уклон? Безусловно, есть… Я думаю, что здесь пальму первенства надо предоставить Фрумкину (Смех). Я имею в виду его первое письмо (июнь, 1928 г.) и потом его второе письмо, розданное здесь членам ЦК и ЦКК (ноябрь, 1928 г.).
Возьмем «основные положения» первого письма.
«Деревня, за исключением небольшой части бедноты, настроена против нас». Верно ли это? Если бы это было верно, у нас не осталось бы даже воспоминания от смычки. <…> Для того, чтобы попугать партию и сделать ее уступчивой в отношении правого уклона.
2) «Установка, взятая и последнее время, привела основные массы середняка к беспросветности, к бесперспективности». Верно ли это? Совершенно неверно. Ясно, что, если бы мы весной этого года имели хозяйственную беспросветность и бесперспективность основных масс середняка, середняк не расширял бы ярового клина во всех главных районах хлебного производства. <…>
3) «Надо вернуться к XIV и XV съездам». Что XV съезд приплетен здесь ни к селу, ни к городу, это не подлежит сомнению. Соль здесь не в XV съезде, а в лозунге: назад к XIV съезду. А что это означает? Это означает отказаться от «усиления наступления на кулака». <…>
4) Говоря о максимальной помощи бедноте, идущей в коллективы, Фрумкин, по сути дела, отговаривается, отписывается от задачи партии о всемерном развитии колхозного движения, поставленной XV съездом. По сути дела, Фрумкин против развертывания работы по усилению социалистического сектора в деревне по линии колхозов.
5) «Не вести расширение совхозов в ударном и сверхударном порядке». Фрумкин не может не знать, что мы только начинаем вести серьезную работу по расширению старых совхозов и созданию новых, Фрумкин не может не знать, что мы даем на это дело гораздо меньше средств, чем следовало бы дать, если бы у нас имелись для этого какие-либо резервы. Слова «в ударном и сверхударном порядке» приведены здесь для того, чтобы навести «ужас» на людей и прикрыть этим свое нежелание сколько-нибудь серьезного расширения совхозов. Фрумкин, по сути дела, высказывается здесь против усиления социалистического сектора в деревне по линии совхозов.
Соберите теперь все эти положения Фрумкина, и вы получите букет, характеризующий правый уклон…
Свои «правые уклонисты» были и в московском партийном аппарате. Не только уже снятый Угланов, но и, по выражению Кагановича, «окопавшиеся углановцы». «Выступая якобы за крестьянство, – пишет он, – углановцы на деле игнорировали деревню, не оказывали никакой помощи сельскому хозяйству и были оторваны от деревни. Город Москва, особенно аппараты облисполкома и МК партии (который тогда был не только городским, но и областным комитетом) не имели связи с деревней. И когда развернулось колхозное движение, аппарат, в котором оставалось еще немало углановцев и особенно примиренцев, вместо руководства со знанием жизни и действительности занялся администрированием и командованием, а новое руководство МК практически слабо проверяло дело и само даже поддалось стихийному потоку вместо руководства им, не борясь с перегибами, творившимися на местах».