– Сейчас метод такой: любое вранье бросать в народ, а потом пусть опровергают! Пишут, что Сталин был агентом царской охранки.
– Это же сволочь пишет! – возмущается Каганович. – Еще и подписывается. Ученый… Это же наглецы! Ленина обвиняют…
– Говорят, будто я разрушал в Москве ценности, – продолжает Каганович. – Это вранье. Оправдываться я не буду, поскольку не было этого. Со мной ходили и выбирали те дома, которые мешают движению. Памятник первопечатнику у Метрополя должны были снести, он стоял посреди улицы, мешал движению, когда едешь по Лубянскому проезду. Решили проезд перенести куда-то. Я сказал:
– Нет, нельзя куда-то.
Поехали ночью, я запретил сносить. „Здесь наверху стоит домик, поднимем памятник выше“. Организовали перенос, перевоз. Я приезжал смотреть, как перевозят. А памятник Минину и Пожарскому, видите, в чем дело, он мешал парадам. Надо было его перенести. Стали место искать. Собирали архитекторов и решили перенести к храму Василия Блаженного. Осмотрели, выдержит ли фундамент? И мы организовали очень сложное перенесение памятника. Укрепили фундамент… А через месяц будто бы я предлагал взорвать храм Василия Блаженного. <…> – Нами, Московским комитетом партии, было предложено улицы расширять, сносить те дома, которые мешают движению, но вовсе не разрушать такие ценности, как, например, храм Василия Блаженного. Я наложил запрет на разрушение храма Василия Блаженного. А теперь Вознесенский пишет, что на собрании архитекторов по генеральному плану Москвы снимали с макета этот храм, а Сталин подошел и вернул на место. Будто это рассказывал Жолтовский. Да никогда Жолтовский не был у Сталина, никогда этого не было! Во-первых, никакого макета не было. Даже по деталям и то неверно: я уже не был в железнодорожном кителе. Жолтовский был мой друг, я его хорошо знал. Я ему разрешил построить дом без проекта возле „Националя“, где бывшее американское посольство.
– Хрущев потом много уничтожил. Арбат, Собачью площадку…
– А я ночами ходил по Москве, выбирал то, что нужно сохранить».
Реконструкция шла под аккомпанемент панегириков в адрес Кагановича. Восторженную хвалу хозяину Москву воздавали в советских газетах «простые люди». В том числе работавшие под его непосредственным руководством и напрямую причастные к реконструкции. Приведем слова В. А. Дедюхина, начальника отдела проектирования Моссовета:
«Я вспоминаю одно из многочисленных совещаний у Лазаря Моисеевича, посвященное реконструкции Москвы. На этом совещании был создан ряд комиссий и подкомиссий. Мне пришлось работать председателем исторической подкомиссии. К работам в ней были привлечены виднейшие историки и архитекторы. Мы изучали и анализировали планировку Москвы, ее рост, развитие, начиная с XIV века… Когда эта работа была проделана, нас опять собрал Лазарь Моисеевич, снова обсуждал вместе с нами все вопросы, говорил, что и как надо исправить. Его указания были так четки, замечания сделаны с таким знанием дела, что вызывали восторг у каждого из нас».
Другой участник реконструкции – начальник городского дорожного отдела П. Сырых – тоже не был скуп на похвальное слово: «Для него не существует „мелочей“. От разрешения сложнейших технических вопросов строительства метро, над которыми задумывались крупнейшие специалисты, до определения ширины Моховой улицы… Ничто не ускользает от взора и внимания Лазаря Моисеевича. Если бы меня спросили, кто является автором проектов реконструкции московских улиц, мостовых и набережных, то я с полной уверенностью заявил бы, что в основу всякого проекта отдельной улицы, набережной, в основу каждой детали, вплоть до выбора цвета облицовки, ложатся четкие и бесспорные указания нашего любимого руководителя и организатора – Л.М. Кагановича».
Внимание к «каждой детали», «определение ширины улицы», директивы по «цвету облицовки» – это, скорее, свидетельство управленческой немощи. Но именно этот – сталинский – стиль руководства был присущ тогда всем начальникам, от наркома до домоуправа. И Каганович не был исключением.
Можно взвешивать на весах истории грандиозные достижения и чудовищные провалы, вдохновляющие приобретения и ужасные потери – все, что вместила в себя реконструкция Москвы. Но облик столицы при Кагановиче действительно сильно изменился. И не только в худшую сторону. Был построен канал Москва – Волга, кардинально улучшивший водоснабжение столицы. Пережил реконструкцию главный водопровод. Была проведена вода в Кожухово, Ростокино, Фили, Кутузовскую слободу. Легли под землю 59 километров канализационных труб. Площадь асфальта выросла с 1928 года в семь раз.
Приобрела новые черты и архитектура Москвы. Было построено множество зданий в стиле конструктивизма:
Дом Общества политкаторжан
Военная академия им. Фрунзе
стадион «Динамо»
Дом на набережной
здание комбината газеты «Правда»
здание газеты «Известия»
здание издательства «Молодая гвардия»
здания Наркомлеса, Наркомзема, Наркомлегпрома
гостиница «Москва»
дворец культуры им. С. П. Горбунова
поликлиника «Аэрофлота»
клуб фабрики им. Петра Алексеева
универмаг «Добрынинский»
Словом, стоит признать, что при Кагановиче Москва совершила прорыв из прошлого века в настоящий.
«Даёшь Метрострой!»
Предложения о строительстве метро в Москве звучали еще в начале ХХ века, но они неоднократно отклонялись властями. Первый проект был представлен Городской думе в 1902 году инженером П.И. Балинским. Депутаты и Московский митрополит единогласно вынесли вердикт: «Господину Балинскому в его домогательствах отказать». Основанием для отказа было: «Тоннели метрополитена в некоторых местах пройдут под храмами на расстоянии всего лишь 3 аршин, и святые храмы умаляются в своем благолепии».
Черновые наброски Л.М. Кагановича о необходимости метрополитена 1933 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 200. Л. 97. Подлинник. Автограф Л.М. Кагановича]
В начале 1930-х годов стало ясно, что без метрополитена Москва не может развиваться. Но вопрос о его необходимости продолжал оставаться дискуссионным. Даже у некоторых членов ЦК были возражения и сомнения. «Особенно, конечно, активничали „правые“ оппортунисты в своей пропаганде против метро, как и против индустриализации: что-де не нужно таких больших затрат, без которых можно якобы обойтись, – пишет Каганович. – Были и „леваки“, которые пороли такие глупости, что метрополитен – это „антисоциальный“ вид транспорта, присущий якобы только капиталистическим городам, что при социализме люди все еще будут мало ездить и т. п. Были и просто деляческие возражения: метро, мол, слишком дорогостоящее сооружение, оно потребует много металла, цемента и оборудования, которые лучше дать промышленности, трамвайному хозяйству и жилищному строительству. Эти последние „возражатели“ имели особенно большой вес в государственном аппарате, в том числе и среди части работников Госплана. Чтобы обеспечить принятие решения, необходимо было разбить противников строительства».
«Противники» были разбиты одной лишь фразой Сталина: «Только люди заскорузлые, не видящие дальше своего носа, могут не понимать, что без метро… Москва погибнет как крупный центр».
Вопрос был вынесен на пленум ЦК ВКП(б), и 15 июня 1931-го его участники, заслушав доклад Кагановича, постановили: «Пленум ЦК считает, что необходимо немедленно приступить к подготовительной работе по сооружению метрополитена в Москве, как главного средства, разрешающего проблему быстрых и дешевых людских перевозок, с тем, чтобы в 1932 году уже начать строительство метрополитена».
В середине июля 1931 года Каганович и Булганин предложили Сталину создать специальное учреждение по строительству метро – Метрострой. Сталин согласился. На должность главы Метростроя был назначен Павел Роттерт, инженер-строитель, крупный организатор и хозяйственный деятель. В тот момент он исполнял обязанности начальника Днепростроя. Никакого опыта в строительстве подземных железных дорог у него не было. Он предложил строить открытым способом. Эта идея вызвала возражения.
«Трудности заключались в том, что организованный нами Метрострой на первом этапе занимал неправильную позицию отстаивания открытого, так называемого „немецкого“ способа работ, – рассказывает Каганович. – Это отчасти объяснялось тем, что привлеченные нами на строительство метро специалисты были все гражданские и промышленные строители, не горняки. Я, например, знал товарища Ротерта по Днепрострою и Харькову как крупного добросовестного старого специалиста-строителя, и мы его назначили начальником Метростроя, но он, особенно в первый период, оказался рьяным защитником открытого способа работ. Некоторые предлагали освободить его, но лично я был против этого. Мы его не освободили, но спорили с ним и, если можно так выразиться, на практике переубеждали, перевоспитывали, так сказать, испытанным средством общественной, партийной критики в процессе строительства».
Проект «Генерального плана и программы реконструкции Москвы на ближайшие 10 лет» с поправками Л.М. Кагановича 1935 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 83. Л. 119–123. Подлинник. Машинописный текст. Правки – автограф Л.М. Кагановича]
Из стенограммы доклада Л.М. Кагановича на пленуме ЦК ВКП(б) «О московском городском хозяйстве и о развитии городского хозяйства СССР» 15 июня 1931 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 20. Л. 161, 164, 188–189, 210. Правленый экземпляр]
Из черновика доклада Л.М. Кагановича «О московском городском хозяйстве и о развитии городского хозяйства СССР» на пленуме ЦК ВКП(б) Не позднее 15 июня 1931 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 21. Л. 92–96]
Трудности, на которые сетует Каганович, усугублялись тем, что «перевоспитывать» Ротерта «испытанным средством партийной критики» даже в ее самом действенном воплощении – «Ты положишь на стол партбилет!» – не представлялось возможным: Ротерт был беспартийным.
Чтобы принять окончательное решение – при возражениях большинства инженеров Метростроя – и отклонить проект Ротерта, создали авторитетную экспертизу из советских ученых и выдающихся инженеров и, кроме того, пригласили в Москву специалистов из Америки, Англии, Германии и Франции. О ходе экспертизы Каганович регулярно сообщал в ЦК и лично Сталину. После всестороннего изучения вопроса МК, МГК и президиум Моссовета приняли окончательное решение: строить Московский метрополитен закрытым способом, с глубоким залеганием, допустив, как советовали советские эксперты, на некоторых участках первой очереди и открытый способ, по преимуществу там, где строительство уже фактически началось. 13 сентября того же года Совнарком РСФСР утвердил Положение о Метрострое и присвоил объекту ранг «ударной стройки». Таким образом, строительство метро получило приоритетный статус.