4). тт. Филиппова К.И., Белоусова М.Я., Гусева С.В. и Комарова В.С. освободить от обязанностей заместителей наркома путей сообщения.
5). Об остальных заместителях наркома путей сообщения обсудить вопрос особо.
III
1). Работу образованной ГОКО семерки по делам НКПС продлить до
5 апреля включительно.
2). Продлить до 31 марта 1942 года включительно действие постановления ГОКО от 13 марта с. г. об обязательной отгрузке железными дорогами угля в количествах, установленных указанным постановлением.
IV
1). Государственный Комитет Обороны обязывает всех начальников железных дорог оказывать наркому путей сообщения тов. Хрулеву А.В. всемерную поддержку в выполнении возложенных на него обязанностей по скорейшему оздоровлению железнодорожного транспорта.
2). ГОКО предупреждает начальников железных дорог, что те из них, которые не примут решительных мер по наведению порядка и по обеспечению бесперебойной работы на железных дорогах, не покончат с расхлябанностью на дорогах, не обеспечат соблюдения строгой дисциплины и не выправят положение на железной дороге, – будут строго наказаны по законам военного времени.
Председатель ГКО
И. СТАЛИН
Генерал-лейтенант И.В. Ковалев объяснил, почему вождь не стал дальше терпеть Кагановича во главе НКПС:
«Сталин снял с поста Кагановича по той же общей причине, по которой снял многих высших военных и невоенных руководителей в первые месяцы войны. Война заставила! В мирное время их слабая профессиональная подготовка не бросалась в глаза, поскольку ее не проверяла жестокая практика. Но как только вступили в действия законы войны, как только потребовалось в тяжелых ситуациях принимать ответственные решения, эти руководители выказали себя несостоятельными. Не могли перестроиться. Заседали, совещались, принимали решения, давали приказы и поручения, а война шла как бы мимо всего этого, а иной раз подминала и их самих. Овладеть ситуацией такой тип руководителя неспособен не только из-за привычки к кабинетному стилю, но и потому что не хватает практических и теоретических знаний».
Сам Ковалев в транспортной отрасли был отнюдь не дилетантом. До войны он работал заместителем начальника Южно-Уральской железной дороги, а затем начальником Западной железной дороги. Потом последовательно занимал должности начальника Военного отдела НКПС, начальника Управления дорог северо-западного направления НКПС.
«И вот в самом начале 1939 года мне вдруг предложили перейти на работу в Наркомат путей сообщений СССР, – вспоминал Ковалев. – Я попросил оставить меня в прежней должности, поскольку только-только вошел в курс дел такого сложного и интересного хозяйственного организма, как Западная железная дорога. Нарком путей сообщения Каганович вроде бы внял моим доводам. Однако в апреле того же года он позвонил из Москвы и спросил, кто мог бы меня заменить, если мне придется отлучиться на некоторое время. Я назвал моего заместителя Виктора Антоновича Гарныка.
– Я его знаю, – сказал Каганович. – Он был начальником депо в Туле. Толковый товарищ. Приезжайте вместе в Москву.
Мы прибыли, и нарком без лишних слов вручил каждому из нас копии решения Политбюро ЦК ВКП(б) о наших новых назначениях. Меня назначили членом Коллегии и начальником Военного отдела НКПС, а Гарныка – начальником Западной железной дороги. Л.М. Каганович поздравил нас и дал указание немедленно приступить к работе. Я четыре года не был в отпуске, но понял, что заикаться об этом нельзя – не время. Каганович и сам ежегодно не уходил в отпуск, и никого из руководящих деятелей Наркомата на отдых не отпускал».
В мае 1941 года постановлением СНК СССР Ковалев был назначен заместителем наркома госконтроля СССР по железнодорожному транспорту. С началом войны был переведен в РККА и в июле 1941-го стал начальником Управления военных сообщений Красной армии. С 1943 года он становится первым заместителем начальника, а в 1944-м – начальником Центрального управления военных сообщений. Сослуживцы Ковалева отмечали впоследствии его непреклонность во всем, что касается дела. Когда в 1942 году, в тяжелые месяцы отступления, в Государственном комитете обороны стали раздумывать о расформировании железнодорожных войск и переводе их в стрелковые части, Ковалев назвал эту идею недальновидной. Если через какое-то время, сказал он, советские войска перейдут в наступление, то некому будет восстанавливать железные дороги, а без них наступательные операции невозможны. К его мнению прислушались.
Был и другой аналогичный случай. В ноябре 1944 года, когда Красная армия перенесла боевые действия за пределы СССР, Каганович, который тогда еще был наркомом путей сообщения, провел в ГКО постановление о восстановлении всех зарубежных магистралей только на западноевропейскую колею (1435 мм). Хотя постановление было уже подписано председателем ГКО, Ковалев отважился выступить против. Он стал доказывать, что если произойдет перешивка исключительно на западноевропейскую колею, то будет невозможно обеспечить возросший объем перевозок. Предложил в полосе каждого фронта хотя бы одно направление перешивать на союзную колею (1524 мм). И с ним согласились. Прежнее решение ГКО было Сталиным отменено, что случалось крайне редко.
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о назначении Л.М. Кагановича наркомом путей сообщения СССР 26 февраля 1943 [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1361. Л. 135]
20 декабря 1944 года Ковалев сменил Кагановича (тот в феврале 1943-го вновь получил в свое ведение железнодорожный транспорт) на посту наркома путей сообщения СССР.
Как и все наркомы, Ковалев боялся навлечь на себя гнев вождя. Опасность попасть во «вредители» и «враги народа» он, конечно же, ощущал, как и все. Но воюющей стране всюду нужны были люди: на фронте – бойцы, в тылу – труженики, в отраслевых штабах – грамотные и умелые управленцы. К последним относился Ковалев и другие наркомы с производственной родословной. Война давала им отсрочку от ГУЛАГа.
А потом пришла Победа. После нее Ковалев еще некоторое время, как бы по инерции, оставался главным советским железнодорожником. Но срок действия «охранной грамоты», выданной ему военным временем, уже истек. В апреле 1948 года Ковалев был обвинен в «ошибках при расходовании государственных средств, а также в деле подбора кадров», освобожден с поста наркома и направлен в Китай в качестве уполномоченного Совета министров СССР и советника по проблемам транспорта при правительстве Народного Китая. Сам же Ковалев считал, что был послан туда как «личный представитель Сталина при Мао Цзэдуне», а также в качестве «главного советника в Политбюро КПК и руководителя советских специалистов в Китае».
В июле 1942 года, через три месяца после смещения с поста главы НКПС, Каганович был командирован на фронт в качестве члена Военного совета Северо-Кавказского фронта. 13 августа он написал Сталину пространное – на 8 страницах – письмо, в котором каялся:
«За 14 дней моего пребывания на фронте я прилагал все усилия к тому, чтобы в какой-либо мере улучшить положение, но из этого мало что вышло, и я несу, конечно, за это ответственность… Я прошу Вас, т. Сталин, давать мне иногда те или иные задания, указания. Вы знаете, что я все силы приложу к тому, чтобы их выполнить». Вождь сделал пометку «Мой архив. Ст.» и на письмо не ответил.
4 октября 1942 года командный пункт Черноморской группы войск под Туапсе, на котором находился Каганович, разбомбили, несколько генералов погибли на месте, а нарком был ранен небольшим осколком в руку. После чего написал Сталину еще более словообильное – на 11 страницах – письмо:
«Физически после ранения полностью еще не оправился, хотя работу не прерывал. Рука еще не зажила, бывают дни, когда она опухает, но врач говорит, что дней через 10 все заживет. Очень просил бы вас, т. Сталин, поручить кому-либо присылать мне какие-либо материалы, чтобы я хоть немного был в курсе и не так оторван».
Хотя Каганович был единственным членом ГКО, пролившим кровь на поле боя, Сталин и это письмо оставил без ответа.
В ноябре 1942 года Ставка Верховного Главнокомандования вызвала в Москву командующих Закавказским фронтом И.В. Тюленева, Черноморской группой войск И.Е. Петрова и члена Военного совета Л.М. Кагановича. На заседании, на котором присутствовали члены Политбюро и ГКО, все трое сделали сообщения и получили указания о предстоящих наступательных операциях. В связи с переходом Черноморской группы войск в подчинение Закавказскому фронту Сталин внес предложение утвердить Кагановича членом Военного совета Закавказского фронта, что и было сделано.
После официального заседания Каганович имел отдельную беседу со Сталиным.
Докладная записка И.В. Тюленева, Л.М. Кагановича, П.И. Ефимова и К.Н. Чарквиани на представление красноармейца Н.И. Гогишвили к званию Героя Советского Союза 9 февраля 1943 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 309. Л. 65]
«Я был тронут, – вспоминает он, – проявленным Сталиным интересом к состоянию моего здоровья в связи с ранением; товарищи члены Политбюро и ГКО подшучивали во время обеда, что, мол, Каганович стал заправским военным, а по части требований о помощи фронту применяет свою „НКПСовскую хватку“. Сталин, улыбаясь, сказал: „Конечно, к жалобам и слезам военных, как и тыловиков, необходимо критически относиться, но это очень хорошо, что тов. Каганович глубоко влезает в военные дела и нужды фронта“. И уже обращаясь ко мне: „Видно, что вас увлекает фронтовая обстановка и работа, но имейте в виду, что мы вас надолго там оставлять не можем и не будем – вы нам здесь нужны“. Признаюсь, что хотя я действительно был захвачен фронтовой работой, но слова тов. Сталина, что я нужен здесь, я воспринял с понятным волнением. Когда подымали тост за мое здоровье, товарищ Сталин спросил меня: не отразилось ли на моем здоровье ранение? Я ответил, что вполне здоров и способен к любой нагрузке».
В Москве Каганович пробыл два дня, затем вернулся на фронт.