4 марта 1949 года Молотов был освобожден от должности министра иностранных дел, уступив кресло А.Я. Вышинскому. Одновременно Микоян был заменен на посту министра внешней торговли М.А. Меньшиковым.
«Постоянные атаки Сталина против членов Политбюро, их личное и политическое унижение на фоне чисток 1930-х годов были сравнительно безобидными. Однако „Ленинградское дело“, в результате которого были физически уничтожены два высокопоставленных советских руководителя и немало функционеров среднего уровня, заставляло вспомнить о кровавых днях 1937 года. При помощи репрессий Сталин в очередной раз подавлял те „центробежные“ тенденции в партийно-государственном аппарате, которые угрожали, по мнению вождя, его беспрекословной власти и жесткой иерархии существующей системы. Весь ход „Ленинградского дела“ и тесно связанного с ним „дела Госплана“ свидетельствовал именно о таких мотивах этой новой кадровой чистки».
Первой ее жертвой пал Н.А. Вознесенский.
Как глава Госплана СССР Вознесенский выступал защитником общегосударственных интересов, укрощая ведомственный эгоизм. К нему по разным поводам апеллировали, а то и шли на поклон отраслевые «генералы». Сталин до определенного момента считал, что никто лучше, чем Вознесенский, не справится с этой работой. Писатель Константин Симонов со слов министра путей сообщения И.В. Ковалева записал такие высказывания Сталина о Вознесенском:
«Вот Вознесенский, чем он отличается в положительную сторону от других заведующих, – как объяснил мне Ковалев, Сталин иногда так иронически „заведующими“ называл членов Политбюро, курировавших деятельность нескольких подведомственных им министерств. – Другие заведующие, если у них есть между собой разногласия, стараются сначала согласовать между собой разногласия, а потом уже в согласованном виде довести до моего сведения. Даже если остаются не согласными друг с другом, все равно согласовывают на бумаге и приносят согласованное. А Вознесенский, если не согласен, не соглашается согласовывать на бумаге. Входит ко мне с возражениями, с разногласиями. Они понимают, что я не могу все знать, и хотят сделать из меня факсимиле. Я не могу все знать. Я обращаю внимания на разногласия, на возражения, разбираюсь, почему они возникли, в чем дело. А они прячут это от меня. Проголосуют и спрячут, чтоб я поставил факсимиле. Хотят сделать из меня факсимиле. Вот почему я предпочитаю их согласованиям возражения Вознесенского».
Был ли Вознесенский действительно здравомыслящим экономистом, противостоящим консерваторам из Политбюро, за что якобы и поплатился? Нет, едва ли он относился благосклонно к децентрализации или рыночным механизмам. Настоящей причиной его падения, полагает Хлевнюк, была утрата им в глазах Сталина репутации «честного» администратора, сигнализирующего наверх о реальном положении дел. Сталин ценил председателя Госплана за неуступчивость в принципиальных вопросах, за то, что в ущерб делу с Вознесенским было невозможно «договориться».
Таким же – твердым, непоколебимым, но и резким, неуравновешенным – Вознесенского запомнил Я.Е. Чадаев, занимавший пост управляющего делами Совета министров: «Николай Алексеевич работал с исключительной энергией, быстро и эффективно решал возникавшие проблемы. Но не умел скрывать своего настроения, был слишком вспыльчив. Причем плохое настроение проявлялось крайней раздражительностью, высокомерием и заносчивостью. Но когда Вознесенский был в хорошем настроении, он был остроумен, жизнерадостен, весел, любезен. В его манере держать себя, в беседах проявлялись его образованность, начитанность, высокая культура. Но такие мгновения были довольно редки. Они проскальзывали как искры, а затем Вознесенский опять становился мрачным, несдержанным и колючим. Идя к нему на прием, никто из сотрудников не был уверен, что все пройдет гладко, что вдруг он внезапно не вскипит, не обрушит на собеседника едкого сарказма, издевательской реплики».
Эту характеристику подтверждает и А.И. Микоян «Как человек Вознесенский имел заметные недостатки. Например, амбициозность, высокомерие. В тесном кругу узкого Политбюро это было заметно всем».
Петр Куранов, отвечавший в аппарате правительства СССР за планово-финансовые органы, рассказывал руководителю историко-архивной службы издательского дома «Коммерсант» Евгению Жирнову:
«Я хорошо знал Николая Алексеевича Вознесенского, поскольку в моем ведении находились и Госплан, и Госснаб, и Минфин, и Госкомтруд. А он занимался этим же как зампред Совета министров. Тогда для разрешения различных вопросов создавали комиссии Политбюро, Совмина. Была какая-то комиссия Политбюро под председательством Вознесенского, а Каганович был ее членом. Вознесенский говорит мне как-то перед заседанием этой комиссии: „Позвони Кагановичу, спроси, будет он на заседании или нет? Может быть, он занят?“»
Формально подобное приказание было отступлением от норм поведения в аппарате. Вознесенский и Каганович занимали равное положение в иерархии – заместители главы правительства и члены Политбюро. И вдруг Вознесенский, осознав, по всей видимости, себя преемником Сталина, не пригласил Кагановича к себе, как требовал партийный этикет, позвонив лично, а вызвал через сотрудника аппарата.
«Я, – вспоминал Куранов, – позвонил, говорю: „Лазарь Моисеевич, заседание будет в 15 часов. Товарищ Вознесенский спрашивал, вы будете или нет? Вы не заняты в это время?“ Каганович взорвался: „Какое он имеет право следить за мной?! Какое ему дело, чем я занят?!“ Потом долго еще кричал и бросил трубку. Я рассказал про эту бурю Вознесенскому, он посмеялся и говорит: „Ничего“».
«А Каганович потом отомстил Вознесенскому, – рассказывал Куранов. – Уезжая в отпуск, он поручил своему заместителю в Госснабе Помазневу написать письмо о недостатках в работе Госплана. О том, что на первый квартал года планируются темпы роста промышленной продукции ниже тех, что достигнуты в предыдущем квартале. Госплан поступал правильно, поскольку в четвертом квартале шла переработка сельхозпродукции – выпускали много овощных консервов, сахара из свеклы. А в новом году сырье заканчивалось. Так было и до, и после того. На письме Помазнева, я его видел, рукой Сталина была наложена резолюция: „Обсудить специально“.»
Но, скорее всего, «дело Госплана» инспирировал не Каганович, а Берия. Он ревновал Сталина ко всем, к кому тот хорошо относился, к кому прислушивался. Берию это не устраивало, и он начал действовать. В качестве компромата ему послужила докладная записка председателя Госснаба СССР М.Т. Помазнева о занижении Госпланом СССР плана промышленного производства на первый квартал 1949 года. Для тех времен это было серьезное обвинение, хотя, по сути, сезонные колебания производства неизбежны.
Так был дан сигнал для атаки на Вознесенского и появилось «дело Госплана».
Следом возникло «Ленинградское дело». Оно началось 15 февраля 1949 года. В этот день состоялось заседание Политбюро ЦК с участием Сталина. В ходе заседания секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Кузнецову, первому секретарю Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) П.С. Попкову, председателю Совета министров РСФСР М.И. Родионову было предъявлено несколько обвинений: якобы незаконное проведение Всероссийской оптовой ярмарки в январе 1949 года, попытки противопоставления Ленинградской парторганизации Центральному комитету и т. п. Там же и тогда же Вознесенского обвинили в сокрытии «антипартийного поведения» Попкова. По «Ленинградскому делу» было расстреляно 26 человек. Свыше 300 приговорены к тюрьме, лагерю или ссылке, более 2000 уволены. Репрессиям подверглись сотрудники хозяйственных, профсоюзных организаций, военные, ученые, деятели культуры.
Разбираясь в причинах «дела Госплана» и «Ленинградского дела», не стоит склоняться к простому объяснению, будто всему виной Берия и его коварные козни. Есть несколько более серьезных объяснений ленинградской трагедии, конкурирующих в трудах отечественных историков. Первая – гипертрофия сталинской власти, деспотизм Хозяина. Вторая – конфликт гражданской линии, направленной на мирное развитие общества (Н.А. Вознесенский, А.А. Жданов, А.Н. Косыгин), с линией, которая должна была в будущем обеспечить мировое господство СССР (тандем Л.П. Берия – Г.М. Маленков). Третья – рост политического влияния «ленинградцев» в высших эшелонах власти.
С завершением «Ленинградского дела» начались перестановки в Политбюро и стал формироваться новый баланс сил. После расправы с «ленинградцами» заметно усилились позиции Л.П. Берии и Г.М. Маленкова. Последний спустя годы, в июне 1957-го, на пленуме ЦК КПСС станет взволнованно отвергать обвинения Хрущева в его, Маленкова, причастности к «Ленинградскому делу».
Теперь уже документально установлено, что не Маленков и Берия были инициаторами «Ленинградского дела», а лично Сталин. Но именно Маленков и Берия больше, чем кто-либо в Политбюро, выиграли от этого. В противовес им Сталин вернул в Москву Хрущева: тот был освобожден от обязанностей первого секретаря КП(б) Украины и избран первым секретарем Московского горкома партии. Примерно тогда же Сталин стал выдвигать на ведущие роли Н.А. Булганина. И тогда же в Совете министров СССР был создан своего рода ареопаг, состоящий из заместителей Сталина.
Постановлением Совета министров от 30 июля 1949 года Бюро Совета министров было преобразовано в Президиум Совета министров в составе председателя Совета министров, его заместителей, министров финансов и государственного контроля.
Постановлением Политбюро от 1 сентября 1949 года председательствование на заседаниях Президиума Совмина возлагалось поочередно на заместителей председателя Совмина Берию, Булганина, Маленкова, Кагановича и Сабурова. Однако в следующем году это порядок был изменен. 7 апреля 1950 года, через несколько месяцев после того, как в Москву был переведен Хрущев, Политбюро приняло следующее предложение Сталина: назначить Булганина первым заместителем председателя Совета министров; образовать Бюро Президиума Совета министров, поручив ему рассмотрение срочных вопросов текущего характера, а также секретных вопросов; утвердить Бюро в составе: Сталин, Булганин, Берия, Каганович, Микоян, Молотов; заседания Бюро Президиума проводить два раза в неделю, а заседания Президиума – один раз в десять дней; председательствование на заседаниях Бюро и Президиума в случае отсутствия Сталина осуществлять его первому заместителю Булганину.