– Личные заслуги товарища Хрущева большие. Но предлагаю ограничиться сейчас обменом мнениями и поговорить еще, может быть, вне заседания.
Секретарь ЦК Поспелов не согласился с Маленковым:
– Целинные земли – не частный вопрос. Товарищ Хрущев заслуживает награды.
Свою точку зрения изложил и Каганович.
– Товарищ Хрущев имеет заслуги в этом деле, – сказал он. – Награда заслуженная. Но тут есть вопрос. Правильно ли, что мы награждаем первого секретаря только за одну отрасль? У нас нет культа личности, и не надо давать повода… Надо спросить самого товарища Хрущева и политически обсудить вопрос.
Случилось небывалое: несколько представителей партийной верхушки фактически выступили против первого лица. Но до конца идти не решились. После осторожного обмена мнениями Президиум принял постановление «О награждении первого секретаря ЦК КПСС Героя Социалистического Труда т. Хрущева орденом Ленина и второй Золотой медалью „Серп и Молот“», отмечая «выдающиеся заслуги Н.С. Хрущева в разработке и осуществлении мероприятий по освоению целинных и залежных земель».
Прошло еще два месяца и, вспоминает Каганович, «наступил такой момент, когда, как говорят на Украине, „терпець лопнув“ (то есть лопнуло терпение), и не столько от личного недовольства, сколько от неправильного подхода Хрущева к решению крупных вопросов, в которых он не считался с объективными условиями».
18 июня 1957 года проходило очередное заседание Президиума ЦК. К этому времени высшее руководство СССР уже было на грани раскола, Г.М. Маленков оценивал ситуацию так: «Если мы их не уберем сейчас, тогда они уберут нас».
На этом заседании предлагался к рассмотрению вопрос о подготовке к уборке и к хлебозаготовкам. Хрущев предложил поставить еще вопрос о поездке всего состава Президиума ЦК в Ленинград на празднование 250-летия города. Обсудили вопрос об уборке, перешли к вопросу о поездке в Ленинград. Слово взял Ворошилов.
– Почему, – сказал он, – должны ехать все члены Президиума? Что, у них других дел нет?
Ворошилова поддержал Каганович:
– Мы глубоко уважаем Ленинград, но ленинградцы не обидятся, если туда приедут не все, а только несколько членов Президиума. У нас много дел по уборке и подготовке к хлебозаготовкам. Да и самому Хрущеву надо будет выехать на целину, где много недоделанного.
Тут поднялся Хрущев и безудержно обрушился на членов Президиума. Микоян стал его успокаивать. Хрущев не унимался.
– Подожди, Никита Сергеевич, – перебил его Маленков. – Я предлагаю, прежде чем перейти к вопросам, связанным с предстоящей нашей поездкой в Ленинград, обсудить вопрос о нарушении принципа коллективного руководства, о крупных ошибках и недостатках в твоей работе. Далее терпеть это совершенно невозможно.
Учитывая, что речь пойдет о Хрущеве, ведение заседания поручили Булганину. Тот занял кресло председательствующего. Потом опять заговорил Маленков:
– Вы знаете, товарищи, что мы поддерживали Хрущева. И я, и товарищ Булганин вносили предложение об избрании Хрущева первым секретарем ЦК. Но вот теперь я вижу, что мы ошиблись. Он обнаружил неспособность возглавлять ЦК. Он делает ошибку за ошибкой. Он зазнался. Его отношение к членам Президиума ЦК стало нетерпимым. Он подменяет государственный аппарат, командует непосредственно через голову Совета министров. Это не есть партийное руководство советскими органами. Мы должны принять решение об освобождении Хрущева от обязанностей первого секретаря ЦК.
Следом выступил Каганович.
– Рассматриваемый нами вопрос является нелегким и огорчительным, – со вздохом начал он. – Я не был в числе тех, кто вносил предложение об избрании Хрущева первым секретарем ЦК, потому что я давно его знаю. Но я голосовал за это предложение, рассчитывая на то, что положение обязывает и заставляет руководящего работника усиленнее развиваться и расти в процессе работы. Я знал Хрущева как человека скромного, упорно учившегося, который рос и вырос в способного руководящего деятеля в республиканском, областном и в союзном масштабе, как секретаря ЦК в коллективе Секретариата ЦК. После избрания его первым секретарем он некоторое время больше проявлял свои положительные черты, а потом все больше стали проявляться его отрицательные стороны – как в решении задач партии по существу, так и в отношениях с людьми. Я, как и другие товарищи, говорил о его положительной работе и подчеркивал его ошибки в вопросах планирования народного хозяйства, в которых Хрущев особенно проявлял свой субъективистский, волюнтаристский подход, так и в вопросах партийного и государственного руководства.
Как закаленный борец с партийными уклонами Каганович напомнил, что Хрущев в свое время допустил ошибку и поддержал троцкистскую платформу:
– Хрущев был в двадцать третьем – двадцать четвертом годах троцкистом. И только в двадцать пятом он пересмотрел свои взгляды и покаялся в своем грехе.
Огласив весь список своих претензий к Хрущеву, Каганович подвел черту:
– Я поддерживаю предложение об освобождении товарища Хрущева от обязанностей первого секретаря ЦК. Это, конечно, не значит, что он не останется в составе руководящих деятелей партии. Я думаю, что Хрущев учтет уроки и поднимет на новый уровень свою деятельность.
С удовольствием поквитался с Хрущевым и Молотов:
– Как ни старался Хрущев провоцировать меня, я не поддавался на обострение отношений. Но оказалось, что дальше терпеть невозможно. Хрущев обострил не только личные отношения, но и отношения в Президиуме в целом.
Молотова и Маленкова поддержали глава правительства Николай Булганин и два его первых заместителя – Михаил Первухин и Максим Сабуров.
Затем выступил Ворошилов. Он сказал, что охотно голосовал за избрание Хрущева первым секретарем ЦК и поддерживал его в работе, но Никита Сергеевич начал допускать неправильные действия в руководстве. «И я пришел к заключению, что необходимо освободить Хрущева от обязанностей первого секретаря ЦК. Работать с ним, товарищи, стало невмоготу». Ворошилов припомнил, когда и как Хрущев допускал по отношению к нему лично окрики, бестактность и издевательства. «Не можем мы больше терпеть подобное. Давайте решать», – заключил он.
После первых минут заседания, едва лишь зазвучала критика в адрес Хрущева, секретари ЦК Е.А. Фурцева и Л.И. Брежнев бросились собирать его союзников и единомышленников. Екатерина Алексеевна сразу сказала:
– Надо звать Жукова, он на стороне Хрущева.
Еще до окончания заседания глава КГБ И.А. Серов и Г.К. Жуков организовали срочную доставку в Москву на самолетах военной авиации членов ЦК и кандидата в члены Президиума ЦК Ф.Р. Козлова, известных своей лояльностью к Хрущеву. Этой экстренно прибывшей группе удалось вмешаться в ход уже почти завершившегося заседания и снять с обсуждения вопрос о первом секретаре и о составе Секретариата ЦК.
Черновые записи Л.М. Кагановича на пленуме ЦК КПСС 22 июня 1957 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 33. Л. 15–21. Подлинник. Автограф Л.М. Кагановича]
Заседание Президиума растянулось на четыре дня, и за ним тут же последовал Пленум ЦК КПСС.
Ко дню открытия пленума, 22 июня, стало понятно, что под прицелом уже не Хрущев, а его оппоненты.
На первом же заседании пленума М.А. Суслов объяснил собравшимся, что раскол в Президиуме был вызван лишь разногласиями в отношении курса ХХ съезда КПСС на десталинизацию, и ничем иным. Таким образом вопрос о личности Хрущева и допущенных им ошибках был снят с повестки. Главным же стал «внутрипартийный вопрос», который свелся к осуждению «антипартийной группы». Г.К. Жуков огласил документы, из которых следовало, что Молотов, Каганович и Маленков и есть «главные виновники арестов и расстрелов партийных и советских кадров». Члены Президиума ЦК, еще четыре дня назад близкие к тому, чтобы «свалить Никиту», пытались оправдаться, признавали ошибки, каялись. Атмосферу заседания бесстрастно передает стенограмма. Обратимся к ней, процитировав обширный фрагмент, связанный с Кагановичем.
«Хрущев. Вы хотели сколотить группу, у вас был сговор. Хотели снять первого секретаря ЦК, захватить ключевые посты, чтобы добраться до нужных вам материалов и уничтожить следы своих преступлений.
Голос. Чтобы захватить власть.
Каганович. Я говорю за себя, и надо вопрос адресовать тому, кого он касается. Второе. Собрались мы в конституционном порядке, без каких-либо нарушений установленных правил, обсудили вопрос. Вы сами понимаете, вопрос был поставлен относительно ненормальностей в Президиуме.
Голос. Почему бы не подождать других членов Президиума?
Каганович. Подождали. Я считаю неправильным, что мы возразили, чтобы не ждать, а потом вызвали всех людей.
Голос. Говорили, что 2 часа обсуждали: вызывать или не вызывать.
Каганович. Я называю вопрос, как он был поставлен. Смысл вопроса был такой: о нарушении принципов коллективного руководства тов. Хрущевым. <…>
Голос. Зачем же снимать Хрущева? Там есть много вопросов, которые могут быть подняты.
Каганович. Я все скажу. Смысл вопроса, который обсуждался, – это о нарушении принципов коллективного руководства тов. Хрущевым. При обсуждении вопроса высказано было мнение о том, что надо обдумать. В связи с тем, что у первого секретаря сосредоточивается очень большая власть и он имеет возможность, и само положение иногда толкает на преувеличение его власти, не целесообразно ли…
Голос. Так было формулировано?
Каганович. Отнюдь не было сказано: ликвидировать. Я формулировал это. Было сказано: не целесообразно ли создать коллегиальный секретариат. И я сказал, что после XIX съезда партии у нас не было первого секретаря, а был коллегиальный секретариат, и до 1922 года не было первого секретаря, а назывался ответственным секретарем.
Беляев. Вы на этом заседании предложили освободить тов. Хрущева.
Каганович. Скажу и об этом.
Голос. Вначале – освободить Хрущева.