Год и месяц рождения – 1893, 22 ноября.
Место рождения – дер. Кабаны Мартыновичской волости Киевской губернии.
Национальность – еврей.
Социальное положение – рабочее.
Партийность – член КПСС с декабря 1911 года.
Партбилет № – 00000008.
Образование – самообразование.
Начальнику Свердловского УГБ А.В. Ильичеву:
Факты и даты моей жизни, партийной и государственной деятельности изложены точно в заполненном одновременно с этим личном листке по учету кадров.
По существу моей партийной и государственной деятельности могу сказать, что на протяжении всей политической жизни я был верным сыном партии и рабочего класса, работая неустанно и борясь за победу учения Маркса – Ленина, за победу коммунизма.
В 1957 г. я совершил серьезную политическую ошибку, июньским пленумом ЦК был исключен из состава ЦК и его Президиума…
Л. Каганович
Асбест расположен в 86 километрах к северо-востоку от Екатеринбурга (тогда Свердловска). В конце 1950-х в нем проживало около 60 тысяч человек.
В Асбесте Кагановичу дали вначале двухкомнатную квартиру. На улице Уральской. В пятиэтажном, построенном военнопленными доме, где тогда размещалось все городское начальство. В этот дом к нему позже приехала его жена Мария Марковна.
О жизни Кагановича в Асбесте красочно, обстоятельно и подробно рассказал уральский журналист Сергей Парфенов в очерке «„Последняя песня“ Лазаря» (Урал. 2003. № 2). Исследуя изгнаннический период в биографии нашего героя, мы будем опираться на эту публикацию.
Начнем с того, что на Урале Кагановича крепко помнили. Его имя носила Свердловская железная дорога, а в самом областном центре существовал Кагановичский избирательный округ № 550 по выборам в Верховный Совет РСФСР. Но помнили, конечно, не только поэтому. В 1937 году, 23–25 ноября, Каганович проводил в Свердловске совещание работников медной промышленности, чтобы «выяснить причины плохой работы». Главная причина определилась быстро. Публикуя отчет о совещании, газета «Уральский рабочий» цитировала его участников.
Щербак, начальник отдела капитального строительства Красноуральского медеплавильного завода: «Вредители прежде всего загазировали металлургические цеха путем устройства газоходов явно неправильной конструкции… Ликвидация последствий вредительства идет на заводе медленно. Деньги, которые ассигнуются на это дело, не используются…»
Васильев, бурильщик Левихинского рудника: «На Левихинском руднике долгое время орудовали враги народа. Они хищнически эксплуатировали шахты, сильно запустили горно-капитальные и подготовительные работы…»
Феофанов, забойщик Дегтярского медного рудника: «Дегтярка – это огромное рудное месторождение на Урале. И наш рудник до 1937 года работал неплохо. Но мы, чрезмерно увлекшись этими успехами, просмотрели врагов. Рядом орудовали вредители, готовили провал всему руднику. Они в центре рудника устроили пожар… Коллектив Дегтярки дал слово с корнем вырвать всю эту сволочь, которая мешает нам работать…»
Участники совещания приняли обращение к работникам других отраслей промышленности Свердловской области. В обращении говорилось:
«Подлые вредители – японо-германские троцкистско-бухаринские шпионы – протянули свою грязную лапу к медной промышленности, пытаясь сорвать ее работу, подорвать производство меди в нашей стране… Мы обязуемся по-большевистски бороться с тем, чтобы в ближайшее время под руководством славного наркома, ближайшего соратника Сталина, Лазаря Моисеевича, добиться решающих побед и завоевать право рапортовать любимому вождю народов товарищу Сталину, что его указания нами выполнены, что мы даем стране меди столько, сколько ей нужно».
«Совещание закончилось 25 ноября поздней ночью, – пишет С. Парфенов, – нарком наградил всех рабочих-стахановцев отрасли именными часами. А сам, „встреченный долго несмолкавшими овациями“, произнес „яркую заключительную речь“, которая „неоднократно прерывалась аплодисментами“».
Второй раз Каганович посетил Асбест в 1947 году. «Там, понятное дело, встречать члена правительства приготовились отцы города, передовики производства, знатные фронтовики, пионеры, – рассказывает автор. – Когда поезд, наконец, прибыл, из него, вспоминают очевидцы, сперва высыпали дюжие молодцы в одинаковых синих костюмах, адъютант, генерал охраны и лишь после – „сам“. Скупо поздоровался. Взгляд строгий, неулыбчивый, холодный. Осмотрел перрон, встречающих. Прошел вдоль шеренги. Возле Петра Яковлевича Степанова, бывшего в ту пору начальником асбестовского железнодорожного узла, почему-то остановился, и, ткнув пальцем в многочисленные боевые ордена участника войны, обронил:
– Ты зачем эти побрякушки навесил? У меня, может, не меньше, но ведь я их напоказ не ношу…
Все молчали.
Потом началось знакомство с городом, дотошное изучение обстановки. <…>
На следующий день <…> строгий гость проводил „разбор полетов“, подводил итоги своей командировки. Крупный разнос получили почти все. Возникло ощущение, что от Кагановича ничего невозможно скрыть. Кто-то, впрочем, не выдержал – возразил. „Железный нарком“, четко выделяя слова, многим показалось – зловеще, произнес:
– Слушай, стоит мне пошевелить пальцем, и тебя тут же пошлют гнить на Колыму…»
Думал ли Каганович в ту минуту, что пройдет всего десять лет – и те, кто перед ним трепетали в маленьком городе Асбесте, снова увидят его здесь же, но уже совершенно другого – тоже маленького, низвергнутого, униженного.
О предстоящем приезде Кагановича в Асбест знали очень немногие. Накануне первому секретарю городского комитета КПСС Л.И. Свиридову позвонил из Свердловска первый секретарь обкома А.П. Кириленко:
– Как настроение? Ну-ну, не трусь, держись на высоте… Да, вот еще какая штука. Маленкова, сообщника Кагановича, назначили директором Усть-Каменогорской ГРЭС. Он туда приехал, а ему, понимаешь, встречу закатили – с оркестром, буфетом, цветами… Надо же додуматься! Так что давай – официально, по делу, без лобызаний…
Встреча с новым управляющим состоялась в старом двухэтажном здании «Союзасбеста». Вновь процитируем очерк:
«В кабинете главного инженера М.П. Тутова собрались директора всех рудоуправлений, обогатительных фабрик, других подразделений, главные специалисты – всего более 40 человек. Кое-кто из них жив и сегодня и хорошо помнит тот день (к примеру, какого цвета рубашка была на Кагановиче), а главное – те первые слова „железного наркома“, произнесенные им почему-то от третьего лица:
– Ну вот, перед вами Каганович, Лазарь Моисеевич… Да, тот самый, но в ином качестве. Направлен сюда за свои прегрешения. Будем работать. Я вас многому научу, а вы – меня…
Сталинский соратник, одно имя которого вызывало когда-то дрожь и волнение, оказался довольно-таки невысоким, но плотным человеком, не лишенным аристократической наружности. Приехал он сюда не один – Кагановича сопровождал секретарь парткома Министерства промстройматериалов СССР Титаренко.
– Ничего, Лазарь Моисеевич, – угодливо сказал кто-то из присутствовавших в кабинете Тутова. – Мы вас не подведем. Можете на нас рассчитывать».
Они по-прежнему видели в нем вождя. Сталинского соратника. Первого заместителя председателя Совета министров СССР. Поэтому, пишет С. Парфенов, в первые дни и недели пребывания Кагановича в Асбесте народ к нему валил гурьбой – из города, окрестных деревень, из других районов. С шести часов утра возле дома на улице Уральской, 85 собиралась внушительная толпа. Кто с чем: с жалобой на местные органы власти, похлопотать за пенсию или арестованных родственников, с просьбой облегчить бедное житье-бытье, приструнить ретивого чиновника, а иные – просто поглазеть на легендарного Лазаря.
Воистину «храм оставленный – всё храм, кумир поверженный – всё Бог!»
Вскоре, однако, выяснилось, что новый управляющий не знает обыденной жизни. Он, например, не отваживал, наоборот, привечал многочисленных ходоков, зачастивших к нему с жалобами на плохие жилищные условия, коммунальные неудобства, – лихо накладывал резолюцию на очередном заявлении: «Моему заместителю по быту… Товарищу (такому-то) срочно выделить новую квартиру. Каганович». Разумеется, квартиры не давались, откуда ж им взяться, но Кагановичу льстило, что к нему обращаются. Приходы на поклон, смиренные челобитные возвращали ощущение былого могущества.
Уже через месяц после приезда, не успев толком освоиться на новом месте, Каганович взял отпуск и отбыл с женой на юг. Главный врач санатория «Новые Сочи» В.Н. Сармакешев вспоминал:
«Странная это была пара. Попросили с ними в „люксе“ разместить домработницу. Тут же на электроплите варили себе кур на обед, избегая ходить в прекрасную, но общую столовую, которая уже в те времена была оборудована кондиционерами и где получить отварную курицу никакого труда не представляло. Когда же по курортам разнесся слух, что в „Новых Сочах“ отдыхает Каганович, сюда началось оживленное паломничество, что Лазарю Моисеевичу очень нравилось. Он любил рассказывать. Преобладали выражения: „Мы это тогда решили… Мы осваивали…“»
Очерк «„Последняя песня“ Лазаря» полон выразительных подробностей. Выяснилось, например. что соратник Сталина неумело распоряжается в быту деньгами, не ведает им цены и абсолютно беспомощен в магазинах. Скажем, на рынке его не раз надували – за небольшую тарелку ягод драли 30–50 рублей, и Каганович их безропотно отдавал.
Однажды на совещании в тресте, где зашла речь о вредных производствах, управляющий полюбопытствовал: выдают ли рабочим водку?
У подчиненных округлились глаза:
– Что вы, Лазарь Моисеевич, это строжайше запрещено!
– А сало?
– Нет, и сало не получают…
На подобные казусы Каганович реагировал очень спокойно. Что же касается водки и прочих излишеств… Никогда в жизни он не курил и не злоупотреблял спиртным. Квартира в Асбесте у него, вспоминают, была «застегнута на все пуговицы»: щели в дверях и окнах обязательно затыкались ветошью и заклеивались. Даже летом.