Заявление Л.М. Кагановича на имя Н.С. Хрущева с просьбой об освобождении от работы и переводе на пенсию 27 ноября 1958 [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 413а. Л. 66. Подлинник. Автограф Л.М. Кагановича]
Хрущев не помог. Пытаясь разрушить сталинскую систему власти, он сам был плоть от плоти ее.
В конце концов пенсию Кагановичу назначили: 1152 руб. (115 руб. 20 коп. после денежной реформы 1961 года). До 1200 руб. не хватило документов. Всюду, куда он обращался (в ЦК партии – за справкой, что был секретарем ЦК, в Совмин – за подтверждением, что занимал должность первого заместителя председателя правительства, работал министром путей сообщения), получал отказ. Когда стал объяснять в собесе, что все его должности указаны в энциклопедии, ему ответили: «Энциклопедия для нас не документ».
Считая, что «партия и правительство» положили ему недостаточное вознаграждение за долголетний труд, Каганович жаловался Чуеву:
«Рой Медведев написал, что я скопил у себя много ценностей, вы же видите сами, как я живу. Получаю пенсию теперь [разговор происходит в конце 1980-х, у Кагановича уже персональная пенсия. – В. В.] большую – триста рублей. Из них я плачу сто двадцать рублей домработнице и на питание ей шестьдесят рублей. Мне остается сто двадцать рублей. Раньше наш паек стоил шестьдесят рублей, теперь сто и давать всего стали меньше. Как ветеран, Герой Социалистического Труда, я никаких льгот не имею, а ведь был ранен во время войны на Северном Кавказе. Но это на тот случай, если отменят персональную пенсию. У меня жена получала персональную пенсию, а я сто пятнадцать рублей двадцать копеек. Жена умерла. Мая давала мне двадцать рублей, брат присылал десять-пятнадцать рублей… Мы тогда гонораров не брали – не принято было».
В самом ли деле ему не хватало на жизнь? По предположению все того же Роя Медведева, бывший сталинский нарком накопил достаточно средств для вполне обеспеченной жизни. «Тем не менее Каганович позвонил однажды тогдашнему директору Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС П.Н. Поспелову и, пожаловавшись на маленькую пенсию, попросил бесплатно присылать ему издававшийся институтом журнал „Вопросы истории КПСС“. Партийные журналы стоят у нас недорого, и цена того журнала, о котором говорил Каганович, была всего сорок копеек. Ясно, что он просто хотел обратить на себя внимание».
«Лучше бы в партии восстановили»
Ему позволили вернуться в Москву только в 1965 году. Заодно дали и персональную пенсию. Его дочь Мая вспоминала: «Ему дали персональную пенсию и право пользоваться хорошей поликлиникой (я просила только о поликлинике). Он, конечно, поблагодарил, но мне сказал: „Лучше бы в партии восстановили“».
Свое исключение из партии Каганович переживал остро и мучительно.
Отобрать партбилеты у Кагановича, Молотова, Маленкова и «примкнувшего к ним» Шепилова потребовали в октябре 1961 года делегаты XXII съезда КПСС – разумеется, не без подсказки Хрущева, в своей съездовской речи вновь поднявшего вопрос об «антипартийной группе».
Исключение Кагановича из КПСС происходило в несколько этапов и по страданиям, которые испытывал исключаемый, напоминало отрезание хвоста кошке по частям.
Вначале, 1 декабря 1961 года, Кагановича исключила первичная организация Московского отделения НИИ сульфатно-спиртовой промышленности, где он, выйдя на пенсию, состоял на партучете. Повестка дня состояла из одного пункта: «Итоги XXII съезда КПСС и задачи нашей партийной организации». И вдруг, в самом начале заседания, объявляют, что будет обсуждаться «персональное дело коммуниста Кагановича Л.М.» Сославшись на болезнь, Каганович на собрание не явился. Согласно уставу, разбирать персональное дело коммуниста в его отсутствие было нельзя. Но секретарь парткома Белоконцева сообщила, что Каганович был поставлен в известность «о возможности рассмотрения на этом собрании его персонального дела». Сочли, что болезнь носит «дипломатический» характер и приступили к разбору. Выступил «старый коммунист», уроженец Иваново-Вознесенска Маштафаров. Он рассказал, что в 1937 году «жил и работал в Иваново» и был свидетелем творимых сталинским наркомом беззаконий. Где и кем он работал – а он был начальником секретариата Ивановского УНКВД – Мушафаров уточнять не стал. Решение об исключении Кагановича из партии был принято единогласно.
Следующей инстанцией стал Фрунзенский райком партии, где 10 января 1962 года утвердили решение «первички».
Последнюю точку в «персональном деле коммуниста Кагановича Л.М.» поставило бюро Московского горкома 23 марта 1962 года. Председательствовал первый секретарь МГК П.Н. Демичев. Докладчиком выступала Л.М. Перфилова, первый секретарь Фрунзенского райкома КПСС г. Москвы.
Кагановича обвиняли в массовом избиении кадров в Ивановской и Ярославской областях, на Кубани и на железнодорожном транспорте. Было сказано, что в распоряжении Комитета партийного контроля имеются 32 личных письма Кагановича в НКВД с требованием арестовать 83 руководителя транспорта и что его же подпись стоит на 189 «сталинских списках», по которым было осуждено 19 110 человек. Говорилось, что политику необоснованных репрессий Каганович продолжил и в послевоенные годы на посту руководителя Украины.
Завершая обвинительную речь, Перфилова горестно констатировала, что свои «преступления, зачастую граничащие с садизмом», Каганович оценивает только как ошибки.
Дали слово ему. Он занял глухую оборону: «Факты другие – по Иваново-Вознесенску. Я никогда не занимался Вознесенском, я был секретарем ЦК, секретарем Московского комитета… Я занимался тяжелым транспортом… Меня послали в Иваново. Я расскажу, что было в Иванове и Вычуге… странное дело, почему берут Иваново-Вознесенск, которым я не занимался никогда, а не говорят о Москве…»
Когда натиск усилился, Каганович сменил тон, начал каяться: «Совесть во мне говорит. Я пришел к вам с повинной». Но вскоре, воспряв духом, вновь и вновь стал твердить: «Когда здесь говорят, что я нечестный человек, совершил преступление… да как вам не стыдно!»
В конце заседания Демичев приказал Кагановичу сдать партбилет. Будучи знатоком бюрократических правил, тот ответил: «Когда мне дадут подписанный протокол, тогда я сдам, а сейчас нет. Что бы вы со мной ни сделали, я остаюсь ленинцем, большевиком».
Окончательно решение об исключении Кагановича было, вероятно, утверждено постановлением Партийной комиссией при ЦК КПСС в том же 1962 году. А ранее, 8 декабря 1961-го, Президиум ЦК КПСС принял секретное постановление: в течение 1962–1963 годов поменять у 69 тысяч коммунистов партийные билеты, выданные кагановичскими райкомами партии. Таковых до 1957 года на просторах тогдашнего СССР было 22.
Начиная с 1962 года Каганович регулярно и неотступно писал письма в Политбюро ЦК КПСС, лично Хрущеву, Брежневу, Андропову, Черненко… И просил в этих письмах лишь об одном – восстановить его в партии.
В ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ КПСС
ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС ТОВАРИЩУ ГОРБАЧЕВУ М.С.
Уважаемый Михаил Сергеевич!
Обращаюсь с просьбой – восстановить меня в рядах Коммунистической партии Советского Союза, в которой я состоял с 1911 года.
Выполняя задания партии в большевистском подполье, а после победы революции на руководящей партийной и советской работе, я отдавал все свои жизненные силы и энергию революционной борьбе за победу пролетариата, из среды которого я вышел, за победу партии, Советской власти и дела социализма. С 1941 по 1945 г. был членом Государственного Комитета Обороны, членом Военного Совета Северокавказского и Закавказского фронтов, ранен на Туапсинском направ-лении.
Я сознаю, что в моей многолетней работе были и серьезные ошибки, и недостатки. Однако, они не могут затемнить все то положительное, что было в моей партийной работе, в том числе, в период моего пребывания в Политбюро ЦК на протяжении 30 лет.
Прошу Центральный Комитет и Политбюро учесть это и удовлетворить мою просьбу. Заверяю, что оправдаю доверие партии и ее Центрального Комитета как верный марксист-ленинец.
Восстановив меня в партии, Центральный Комитет даст мне возможность быть не только идейным коммунистом, а и активно действующим партийцем, дисциплинированно выполняющим обязанности члена партии.
Еще раз настоятельно прошу ЦК дать мне возможность завершить жизненный революционный путь в боевых рядах моей родной Коммунистической партии.
С коммунистическим приветом
Л.М. Каганович, Герой Социалистического Труда, персональный пенсионер Союзного значения. 5 августа 1985 года.
Никакого ответа он ни разу не получил. Безвозвратная утрата партбилета – это было его незаживающей раной до последнего дня жизни.
«Памятные записки»: ничего «лишнего»
После возвращения из ссылки Каганович начал писать воспоминания. Ему представлялось важным и поучительным рассказать о своей партийной и государственной работе. Но была и другая цель – реабилитировать себя в глазах современников и потомков.
Воспоминания написаны в школьных тетрадях чернилами. Это 14 тысяч страниц (на обороте – дополнения и исправления), многие из которых с трудом поддавались расшифровке: в последние годы жизни Каганович очень плохо видел, рука его слабела, писать приходилось по специальному трафарету, а надиктовывать свои воспоминания он категорически отказывался.
В авторском предисловии говорится:
«Мои „Памятные записки“ охватывают все периоды моего участия в революционном рабочем движении, борьбе и работе Ленинской большевистской партии, начиная с периода нового подъема революционного рабочего движения 1911–1914 годов и кончая периодом построения социализма в нашей Советской стране, победы нашего социалистического отечества над немецким фашизмом и японским милитаризмом, восстановления и развития социалистического хозяйства на новой, более высокой технической основе и развертывания строительства материально-технической базы коммунизма».